В Евангелиях Слово Божие преломлено человеческим сознанием. Образ Божий виден через тусклое стекло («Теперь мы видим, как бы сквозь тусклое стекло, гадательно…» – 1 Кор. 13, 12). Иначе на земле и быть не могло. В Священном Писании зафиксирована не полнота Слова Божьего, которое не может вместить мир сей, а доля воспринятого человеком.

Промыслительно, что Предание отобрало тексты четырех Евангелий. Евангелисты со своими достоинствами и слабостями по-своему описывают Боговоплощение. Каждый глубоко индивидуален, но, вместе с тем, выражает определённый типический характер, через который преломлены факты Откровения. У новозаветных авторов гораздо больше, чем у старозаветных, проявляется своеобразие личности. Их устами не глаголет непосредственно голос Божий, как то было у пророков Израиля. Они излагают свой личный опыт общения с Сыном Человеческим, своё индивидуальное видение событий. Их память и внимание избирательны. Они, прежде всего, живые свидетели чуда.

Факты экзистенциального опыта человека указывают на возможность свободного человеческого творчества на пути богопостижения. Если бы Благовестие было изречено Самим Богом, то это была бы истина, дальше которой идти некуда и не следует. Она бы сполна и жёстко предписывала человеку образ мысли и действия в той форме, которую человечество способно вместить. Таков Старозаветный Закон.

В Новом Завете человек наделяется истиной, которая призывает его к творческой активности и ответственности свободного существа. Таким образом, откровение свободы, кроме текстов, непосредственно касающихся этой темы, содержится и в самом факте богочеловечности Новозаветного Благовестия, и в персоналистической форме его передачи. Форма Евангелий декларирует свободный диалог человека с Богом. Вместе с тем Евангелия образуют полифонию – многоголосие, открывающее свободный путь к истине. Уникальная форма Нового Завета сама по себе указывает на некое новое содержание – откровение свободы человека в Боге.

 

В Евангелиях ряд текстов непосредственно указывает на первобытийность свободы человека: «…итак, сыны свободны» (Мф. 17, 26); «Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (Ин. 4, 24); «…и познаете истину и истина сделает вас свободными» (Ин. 8, 32); «Итак, если Сын освободит вас, то истинно свободны будете» (Ин. 8, 36); «Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам всё, что слышал от Отца Моего» (Ин. 15, 15);  «Но кто вникнет в закон совершенный, закон свободы, и пребудет в нём, тот, будучи не слушателем забывчивым, но исполнителем дела, блажен будет в своём действии» (Иак. 1, 25); «…как свободные, не как употребляющие свободу для прикрытия зла, но как рабы Божии» (1 Пет. 2, 16); «Грех не должен над вами господствовать, ибо вы не под законом, но под благодатью» (Рим. 6, 14); «Вы куплены дорогой ценою, не делайтесь рабами человеков» (1 Кор. 7, 23); «Берегитесь однако же, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощных» (1 Кор. 8, 9); «Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3, 17); «Посему ты уже не раб, но сын; а если сын, то и наследник Божий через Иисуса Христа» (Гал. 4, 7); «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг другу» (Гал. 5, 13).

 

Проблему свободы в христианстве пытались разрешить по-разному, но только не на основе откровения Голгофы. Это неизбежно заводило в тупик. Понятие «свободы» нередко определялось таким образом, что отрицалась всякая возможность свободы. В традиции христианской мысли можно выделить три подхода к проблеме свободы:

1. Бог сотворил человека изначально непорочным и предназначенным к околобожественной жизни, чтобы тешить его существованием своё Божие могущество. Но человек, проявив свободу, нарушает заповедь Творца и отпадает от Бога. Таким образом, свобода впервые проявилась как произвол человеческой самости, поэтому является источником греха и зла.

2. Бог дарит человеку свободу, но с тем, чтобы он выполнял только то, что заповедано. Строго говоря, человеку запрещено проявлять свободу, что лишает её конститутивности, основоположений. Первый свободный выбор человека оказывается ложным и ввергает его в грех. В данном случае свобода мыслится как источник добра и зла, но реальный путь добра в этой интерпретации возможен только через отказ от свободы.

3. Так как всё сводится к тому, что грех в мир вошёл через свободный выбор человека – зло проистекает из свободы, то для оправдания благости Бога возникают концепции о меоническом (не-сущем) источнике свободы. Первичная свобода не сотворена Богом и укоренена не в Боге, а в предвечной меонической бездне вне Бога. Мировое зло не от Бога, а из глубин меонической свободы. В законченном виде этот подход сформулировал Николай Бердяев. Либо, как считал Шеллинг, свобода и произвол, а значит, и зло проистекают из темной основы Божества.

Поразительно, насколько в христианском мире недостает восприятия Распятого Бога. Кресту поклоняются, им осеняют себя, но мир видят таким, будто Голгофы не было. Эта духовная близорукость была причиной многих заблуждений и нехристианских действий в христианской истории.

Вместе с тем мистерия – таинство Голгофы, как ничто другое, открывает неограниченность Божией свободы. Бесконечно могущественный Бог свободно, умаляясь и не умалившись в своём бытии, принимает Распятие. Крестные муки Христа ничем извне не обусловлены, являются свободным актом любви Личного Бога к личности человеческой.

Мир создан Богом Личным, и личность в человеке – образ и подобие Творца. Характер свободного личностного общения и задаёт конституцию бытия. Поэтому истинное познание может быть не рационально-натуралистическим, а экзистенциально-персоналистическим. То, что алогично и необоснованно при рационалистическом подходе, становится возможным, истинным и понятным при познании через личностное общение. Природа Творца и Его деяния несравненно ближе живому образу личности, нежели объективированным натуралистическим формулам или социоморфным отношениям (отражающим природу социальных связей и форм). Персоналистические образы и представления более соответствуют духу бытия, чем рационалистические категории и понятия. Это в наибольшей степени относится к проблеме свободы.

Мы находим себя окружёнными вещами-объектами. В этот мир мы вписываем и всех людей, видя в них лишь объекты, хотя и особые. Даже обращаясь к себе, мы, вопреки непосредственному знанию о себе, начинаем мыслить себя в качестве одного из многих объектов. Мы задыхаемся в этом объектном мире необходимости. Прорывом в иное измерение является обретение себя в качестве свободной личности. Но источником свободы может быть только то, что первичнее, глубже вещей, то, что в большей мере существует, чем вещи, и не подчиняется законам вещей.

Свобода не обусловлена в своём содержании ничем из уже существующего. В этом и только в этом смысле она происходит из ничто. Но это ничто есть благодатный резервуар, источник бытия и потому находится в Творце, в Боге. Источнику свободы нет надобности быть вне Бога, потому что Бог не вещь и не совокупность вещей. Свобода не есть нечто существующее рядом с Богом, Его могуществом и волей. Воля Бога в том и состоит, чтобы мы были свободны и в свободе выражали высшую покорность Его воле. Тогда мы и обретаем подлинное бытие, данное нам Творцом, и потому обретаем самих себя. Бог – источник и опора свободы против несвободы вещного мира.

Опускаясь с высот апофатической (отрицательной, не имеющей никаких положительных определений) неизреченности, первое имя Божие, которое могут произнести человеческие уста: Бог – это Свобода. В собственном бытии Бог свободен, и по отношению к миру Творец выступает, прежде всего, как свобода. Началополагающее отношение Бога к миру – это отношение свободного Бога: свободный Бог становится Творцом. Бог сотворил мир из ничего, то есть свободно и из свободы. В основе творения – свободный творческий акт. Поэтому все другие наименования Божества – мироявленные и выражают отношения твари к Творцу.

В ощущении Бога как Свободы и Творца является человеку воспоминание о Божественном Лоне и проявляется усилие обрести первозданную свободу. Свобода – наиболее апофатическое имя Божие, более чем все имена отрицательные: Без-начальное, Не-подвижное, Не-изменное, Не-постижимое, Не-изреченное, Не-возгласимое, Не-изъяснимое... В отрицательных именах Божиих отрицается тождественность, полное совпадение Божественной и мировой природы, хотя таковое отрицание становится основой для положительного богопознания.

Катафатические (утвердительные, положительные) имена Божии, в том числе и наиболее абсолютные из них (Абсолют, Мощь, Единство, Полнота, Бытие, Истина, Благо, Красота, Любовь...), выражают ту или иную степень вмещения тварью божественной природы. Это ещё более человеческие имена Божии. Утверждение Бог есть Абсолют указывает на определённую модальность (меру, способ существования) отношений твари и Творца. Утверждение Бог есть Свобода указывает на Бога Самого в Себе.

Свобода не из меонических глубин, не из не-сущего, а из самой божественной сущности, которая и есть эта глубина ничто. Всё, что существует, свободно допущено Богом к существованию, и потому не может быть вне Бога неких меонических, не сущих глубин. Человеческая свобода укоренена не во внебожественном ничто, а в свободном отпускании Богом на свободу, в дарении человеку свободы.

Свобода является несотворённой, поскольку дарится человеку Богом из Собственной сущности. Свобода – образ Божий в человеке, вечная, нетленная, а потому и несотворённая частица божественной природы в нём, искра Божия в душе человека. Свобода проистекает из глубин Самобытия Бога, и свободный акт утверждает в мире бытие. Свобода – добытийна, первобытийна. Напряжённость бытия направлена к обретению всё более полной свободы. Свобода – источник бытия, в свободе – мощь бытия. Цель бытия – в максимальном раскрытии свободы. Вектор свободы является стержнем бытия. Степень возрастания бытия – это ступени раскрытия свободы. Быть свободным сотворцом Богу – это и есть мужество быть (выражение Пауля Тиллиха).

 

 

С момента создания человека свобода его вплетена в творческий акт Бога. По степени проявления человеческой свободы можно выделить три этапа творения-становления личности.

1. Первичное помышление Творца о бытии личности. Творение Богом субстанциальной основы личности. Здесь личность является ещё в виде бескачественной идеи Бога, через которую она только вызывается к бытию, наделяется бессмертным образом Божиим – свободой, как безосновной основой её бытия. Это вечный прообраз личности. Николай Бердяев писал, что Бог творит личности как задания, осуществляемые свободой.

2. Поскольку направленность божественной свободы не в бескачественной неопределённости, а в творческой мощи и динамике, то с момента своего рождения в бытие свободная личность активно в нём самоопределяется. Богочеловеческий замысел о качественном бытии личности уже включает в себя самополагание человеческой свободы. Это – предмирный совет, диалог Бога и человека о человеческом бытии.

Бог взывает каждую человеческую душу к бытию и с любовью встречает первые её импульсы. Первый глас свободы наделяет нас определённым личностным обликом. В этой апофатической глубине личность выбирает свою роль в бытии, онтологическую миссию и направленность в воплощении.

Свобода – дар Божий и, как всякий истинный дар, не навязывается, а принимается или отвергается. Чтобы стать свободным, человек должен свободно принять свободу. Самополагание личности начинается с осознания своей свободы и ответственности.

Итак, в предмирном бытии человеческая свобода уже проявляет себя, но ещё не во всей полноте, независимости и ответственности. Так довременная диалектика божественной и человеческой свободы описывается прот. Сергием Булгаковым:

«Тварное “Я” всё-таки творится, то есть пробуждается Богом к бытию. Однако это пробуждение не только содержит Божественный акт творения, но и включает в себя как бы Божественный вопрос к творимому, самополагает ли оно само себя, ибо личного “Я” одним творческим актом над ним, без него самого и Сам Бог положить не может. Это не есть ограничение всемогущества Божия, которое вполне проявляется в этом пробуждении к бытию тварного самосознания (более того, этот творческий акт создания тварного “Я” есть самый потрясающий в действиях Божественного всемогущества, явленного в творении мира)… Хотя тварное “Я” и полагается Богом, но в этом творении оно со-полагается и им самим. Строго говоря, творческий акт создаёт лишь возможность самополагания, которое осуществляется самим “Я”, говорящим своё “да”. В этой свободе самополагающего “Я” уже содержится образ Божий в тварном духе».

3. В этой жизни призван человек выполнить своё назначение, и поэтому с момента воплощения в мире сем личность обретает возможность полной свободы и несёт полную ответственность. Тварная свобода человека не отменяется свободой Творца, потому что человек создан по образу и подобию Бога Воплотившегося и призван в этом мире к обожению. Получив дар свободы, человек получает и возможность отказа от свободы, иначе он не был бы свободен вполне. Но отказываясь от свободы, то есть от самоё себя, душа не способна отринуть из бытия основу своего существования – нетленную искру Божию, которая сохраняется нерасплавленной в любых космических странствиях и которая даже в самом заглушенном состоянии сохраняет возможность вернуть статус свободного существа.

С воплощения начинается крестонесение человеческой свободы: свобода в мире может быть сохранена только при непрекращающемся преодолении мирского рабства. Человек одновременно в мире сем и не от мира сего существует здесь и, в то же время, сохраняет присутствие в вечности. Всё это увеличивает бремя крестонесения свободы.

 

Бог обращается к человеку как к личности. Человек же может ответить Богу только как свободная личность: «К свободе призваны вы, братия…» (Гал. 5, 13). Человеческая личность, прежде всего, в свободе несёт образ Божественной Личности. Свобода – не свойство, а субстанция личности. «Свобода – от Бога, свобода есть печать нашей причастности Божеству, совершеннейшее создание Бога, шедевр Творца» (В.Н. Лосский).

Свобода – не свойство, а субстанция личности. Человек свободен как Бог, но Бог изначально свободен, а человек сотворён свободным. Личность – помысел Бога о человеке, который в свободе призван обрести, создать свою личность. Свобода исходит из Божественного лона и потому свобода не может замыкать в индивидуализме, не может изолировать человека. Всемогущество Божие не подрывается свободой человека, равно как и человеческая свобода не умаляется её тварностью.

Сущность личности и есть свобода, так как личность является непосредственной и конечной причиной каждого её действия. Безличное не имеет свободы, вне личности нет свободы. Личность – это субъект свободы, человеческий индивидуум, самоопределяющийся в свободе. Таким образом, личность и свобода неразделимы, единосущны, личность выражается только в акте свободы, а свободный акт выражает и утверждает личность.

Свобода зачинается с необусловленности выбора извне (формальная свобода). Но собственно свобода – это внутреннее самоопределение, преодолевающее внешнее давление (положительная свобода). Свобода предваряет и бытие, и сущее, творческий акт бытия рождается свободой. Самополагание свободы есть не столько выбор, сколько созидание своей природы. Сама мотивация определяется свободно. Личность в апофатических глубинах созидает своё «Я», творчески созидает собственную качественность. Затем природа личности начинает желать чего-то определённого, отвечающего своей сущности. «Я хочу» – это не начало свободного самополагания, а его объективация, мирское проявление. Свободное окачествование личности определяет содержание её стремлений и желаний.

Начало творению мира положено созданием человека, но дальнейшее миротворение – процесс богочеловеческий, определяемый богочеловеческой волей, свободным творческим актом Бога и человека. «Существует двоякого рода откровение – откровение Бога человеку и ответное откровение человека Богу… Глубочайший внутренний смысл ответного откровения человека скрыт в его свободе. Только свободное откровение человека, свободное его творчество желанно для Бога и задано Богом, только оно отвечает на Божью тоску по человеку. Бог ждёт от человека свободного дерзновенного творчества» (Н.А. Бердяев). Боговоплощение, Богочеловечность утверждает соизмеримость и нераздельность божественной и человеческой судеб и свобод.

Всё, изначально несвободное, не может квалифицироваться как добро или зло. Добро и зло в мир входят только через свободный акт личности: добро – как свободное творчество в Боге, зло – как восстание на богочеловеческую творческую свободу, отказ от неё или подмена. Человеческая личность ответственна перед Богом и миром за победу добра или зла. Мир существует таким, каким его видит взор свободной личности.

Рок, случай, необходимость обрушиваются на человека и посягают на его свободу. Но у их истока лежит некогда породивший их акт отказа от свободы. Даже космические, природные силы, стихии и законы, казалось бы, совершенно независящие от человеческой воли, в духовных измерениях и в конечном итоге подвластны свободе человека. Отказ от свободы заводит механизм необходимости и в человеческом социуме. Безличные стихии существуют только постольку, поскольку не преображены свободой. В мире, космосе, бытии нет зон, закрытых для просветляющего действия свободы.

 

Путь к спасению каждый проходит совместно с Богом, это процесс богочеловеческий. Человек без Божией помощи немощен и не способен на благие поступки. Но Божия благодать (свойство и сила Божия, которыми совершается спасение падшего человека) вопреки воле человека не спасает его. Как говорили святые отцы, Бог употребляет все средства к спасению человека, кроме тех, которые нарушают его свободу. На пути спасения «человеческая воля сотрудничает с благодатью Божией» (Эразм Роттердамский).

Бог на Кресте Своём и с высоты Голгофы протягивает руку помощи каждому стенающему и страждущему, любовный взор Бога выделяет всякую живую душу. От человека зависит – принять или не принять Божию помощь. Бог своё совершил, остаётся человеку исполнить своё. От человека же требуется свободное обращение к Богу, которое услышано в зародыше и всегда принимается Богом.

Судьба человека в конечном итоге определяется его свободным решением. В акте свободы таинственно сочленены Божественная и человеческая воля: благодатная воля Божия проявляется через человеческую свободу. Благодать – это внутреннее действие Бога в человеке, проявление в нём Божественной силы и мудрости, поскольку человек свободно самоопределяется к Богу, свободным творческим актом вскрывает в себе источник божественной силы.

Благодатью и через свободу человек есть то, что он есть в своей истине, в них источник всего, что он совершает благого. Сущность человека определяется благодатью-свободой. Благодать Божия – это начало динамичное и преображающее, это источник созидающих действий, это дар Божий, содержащий все другие. Но что, как не свобода, всё в себе содержит? В свободе – полнота добра. Свобода человека есть призыв Бога к сотворчеству и благодать Божия является в мир как голос человеческой свободы. «То, что называется благодатью, действует внутри человеческой свободы на её просветление» (Н.А. Бердяев).

 

Утверждает свободу человека и откровение Священного Писания, которое есть продукт богочеловеческого сотворчества: той степени благодати, которую вмещает человек. Откровение – это призыв Бога к человеку принять творческую духовную миссию. Призыв и, одновременно, дарование человеку благодатной силы ответить на него. Библейские образы на глубине своей и, прежде всего – символы метафизических процессов, отношений различных сторон Божественной природы, Бога и человека, Бога и мира.

Яркий пример диалектического взаимодействия свободы человека и благодати Божией – история апостольства. Все ближайшие ученики Христа, все апостолы в критические минуты забывали Христа, отступали от Него или предавали:

1. В Гефсимании, в момент величайших душевных мук Христос просил апостолов остаться с Ним и бодрствовать: «Тогда говорит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною» (Мф. 26, 38). Но, погружённые в мирскую суетность и дремоту, все остались глухи к страданиям и скорбям Богочеловека. Трижды с горечью приходилось Иисусу пробуждать Своих учеников: «И приходит к ученикам, и находит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною?.. И, придя, находит их опять спящими; ибо у них глаза отяжелели… Тогда приходит к ученикам Своим и говорит им: вы всё ещё спите и почиваете? вот, приблизился час, и Сын Человеческий предаётся в руки грешников» (Мф. 26, 40. 43. 45).

2. Когда пришли брать Иисуса Христа, кончилось тем, что «все ученики, оставив Его, бежали…» (Мф. 26, 56).

3. Пётр три раза отрекался от Христа: «Но он отрёкся перед всеми, сказав: не знаю, что ты говоришь… И он опять отрёкся с клятвою, что не знает Сего ЧеловекА… Тогда он начал клясться и божиться, что не знает Сего ЧеловекА» (Мф. 26, 70. 72. 74).

4. Савл – будущий апостол Павел – был жестоким гонителем христиан и хулителем Самого Христа.

5. Эта цепь непризнаний и отступничества только завершается предательством Иуды –  одного из ближайших, избранных учеников Господа.

Что всё это значит с обыденной точки зрения? Апостолы погрузились в мирскую дремотность в тот момент, когда Спаситель наиболее нуждался в их поддержке. Среди ближайших учеников Христа не нашлось в решительный момент ни одного верного (все бежали). Старший из Его учеников – Пётр всенародно трижды отрёкся от Него, и потому, строго говоря, как и Иуда, является предателем. Будущий пламенный проповедник христианства Савл, во всём, что зависело только от его человеческой воли, был противником Христа. Эта череда отступничества ближайших учеников Христа исходила из слабой, можно сказать, неуверенной веры в Его Божество, и главное – в Его крестную миссию на земле.

Все чудеса Христос совершал, говоря: «…веруете ли, что Я могу это сделать?.. по вере вашей да будет вам» (Мф. 9, 28-29); «…как ты веровал, да будет тебе» (Мф. 8, 13). Напротив, когда Христос стал проповедовать в отечестве Своём, то знавшие Его с малолетства способны были только дивиться Его проповеди, не внемля ей, и потому Он «не совершил там многих чудес по неверию их» (Мф. 13, 58).

Этим Христос свидетельствовал, что человеческая свободная вера в Его Божественность является необходимым условием нисхождения божественной благодати. И не только необходимым, но вполне достаточным условием помощи Божией, о чём свидетельствует случай с Хананеянкой, которой вначале было отказано по законам падшей природы: «…Я послан только к погибшим овцам дома Израилева… нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам» (Мф. 15, 24-26). Но вера этой женщины пробила в природной законосообразности путь к сердцу Господа: «…велика вера твоя; да будет тебе по желанию твоему» (Мф. 15, 28).

 

Христос не только свидетельствовал перед учениками о Своей Божественности, но непосредственно в них вложил частицу Божественного могущества: «…дал им власть над нечистыми духами, чтобы изгонять их и врачевать всякую болезнь и всякую немощь» (Мф. 10, 1). Но все дары Божии не могли укрепить веру учеников без их свободного волеизъявления. Слабая их вера при первом испытании таяла:

1. Когда ученики не могли реализовать свой чудесный дар, Христос прямо указал: «…по неверию вашему…» И вновь воззвал к сердцу и разуму учеников: «…если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: “перейди отсюда туда”, и она перейдёт; и ничего не будет невозможного для вас…» (Мф. 17, 20).

2. О маловерии в присутствии Самого Бога свидетельствовала и естественная для человека боязнь природных стихий, когда в лодке при сильном волнении моря апостолы возопили к Христу: «…Господи! спаси нас, погибаем. И говорит им: что вы так боязливы, маловерные?» (Мф. 8, 25-26). В Петре, как старшем из апостолов, сосредоточиваются испытания человеческой веры-свободы. И опять, слабость веры чревата гибельными последствиями: «…выйдя из лодки, Пётр пошёл по воде, чтобы подойти к Иисусу, но, видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал: Господи! спаси меня. Иисус тотчас простёр руку, поддержал его и говорит ему: маловерный! зачем ты усомнился?» (Мф. 14, 29-31).

3. Когда Христос впрямую задал ученикам Своим вопрос: «…за кого люди почитают Меня, Сына Человеческого?», то выяснилось, что «одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков». Тогда прозвучал вопрос к ближайшим ученикам: «…а вы за кого почитаете Меня?» И только Пётр возвысился до истинного ответа: «…Ты – Христос, Сын Бога Живаго». Вновь Христос указывает ученикам, что вера в Его Божественность – основа (камень) истинного миросозидания (Церкви) и ключ в Царство Небесное: «Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах; и Я говорю тебе: ты – Пётр (камень), и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её…» (Мф. 16, 13-18).

Затем Христос открывает ученикам смысл Своей миссии на земле: «…и быть убиту, и в третий день воскреснуть» (Мф. 16, 21). Такого ошеломляющего откровения не мог выдержать человеческий разум, стремление опереться на привычное земное подтачивало веру в небесное. Вновь в Петре сходятся борения свободной веры: «…Пётр начал прекословить Ему…» (Мф. 16, 22). Невероятное откровение о смерти Бога и Его воскресении трудно было вместить, но без этого невозможно было понять миссию Иисуса Христа, стать Его истинным учеником и соратником. Непризнание Богораспятия и Боговоскресения оборачивается борением с Самим Христом, и потому Господь «…обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана!..» (Мф. 16, 23). Это значит: без веры в божественность Иисуса Христа человек оказывается Его противником («сатана» – по-еврейски «противник»).

4. Даже после воскресения Господа ученики Его продолжали колебаться в вере: «Одиннадцать же учеников пошли в Галилею, на гору, куда повелел им Иисус, и, увидев Его, поклонились Ему, а иные усомнились» (Мф. 28, 16-17); «…но они, услышав, что Он жив и она видела Его, – не поверили. После сего явился в ином образе двум из них на дороге, когда они шли в селение. И те, возвратившись, возвестили прочим; но и им не поверили. Наконец, явился самим одиннадцати, возлежавшим на вечери, и упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшего не поверили» (Мк. 16, 11-14); «И показались им слова их пустыми, и не поверили им» (Лк. 24, 11); «Тогда Он сказал им: о, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки!» (Лк. 24, 25).

Один Фома откровенно выразил таящееся во всех сомнение: «…если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (Ин. 20, 25). Уверовавшему, наконец, Фоме Христос преподаёт истину о высшей ценности свободной веры: «…ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны не видевшие и уверовавшие» (Ин. 20, 29). В этих словах не только осуждение учеников, бывших с Христом на всём Его пути, всё видевших и слышавших Его откровения, и с таким трудом уверовавших, но и указание на преображающую силу свободной веры.

 

Обыденная мораль сводится к безысходному выводу: о Спасителе мы знаем из уст людей, Его предававших и хуливших, Евангелие по миру проповедано людьми слабыми и не стойкими в вере. Слабые люди в труднейших обстоятельствах не находили сил быть рядом с Иисусом Христом, до конца вверяться Ему, а тем более защищать Его и нести Его бремя.

Но одновременно с этим в них начинала проявляться не только сила человеческая, но и божественная благодать. Их немощных сил хватало только на то, чтобы, сомневаясь, отступая от веры, предавая Христа, всё же тянуться к Нему, не забыть Господа и просить у Него: «Господи! Спаси меня». Опять же, с мирской точки зрения не велика в этом заслуга: не только не были мужественны, но отступились, и всего лишь алкали. Но у Господа Свои счёты, которые открываются верующему сердцу (в противоположность несмысленным и медлительным сердцем). Иисус Христос в беспредельной любви к людям услышал их мольбы, принял с радостью слабые ростки человеческой веры и протянул руку помощи: Иисус тотчас простёр руку, поддержал его…

Отныне с явлением человеческой веры входит в мир чудо. В обыкновенных людях проявляются силы и достоинства сверхъестественные. Господь любовью Своей растопил духовный холод, сковывающий их души, что позволило раскрыться дремлющим в них силам и стать светильниками для всего мира.

С момента явления Господа после Воскресения («Иисус же сказал им вторично: мир вам! как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас. Сказав это, дунул, и говорит им: примите Духа Святаго» – Ин. 20, 21-22) духовный облик Его учеников необыкновенно возвышается, достигая чудесного превращения в Пятидесятницу. С этого дня Воскресение Господне, в котором они неизменно сомневались до того, становится средоточием апостольской проповеди как основы христианской веры. Теперь каждый из них – действительный апостол, действительно камень веры, ни на миг не отступится от Христа, примет ради Него все муки и смерть. Их апостольское слово о видимом, слышимом и пережитом ими рядом с Богочеловеком становится Благой Вестью и неудержимо разливается по миру.

 

Всё это показывает диалектические пути сотрудничества человеческой свободы и божественной благодати. Всякий свободный благой человеческий импульс к Богу всегда принимается Им, поэтому Бог на Голгофе. В каждом акте свободного обращения человека к Богу человеческая свобода и благодать Божия слиянны. Человек свободен в эту минуту потому, что существует благодать, благодать же Божия проявляется в мире в каждый данный момент через акт человеческой свободы. С момента проявления в человеке свободной веры можно говорить, что на него нисходит благодать Божия (по вере вашей и даётся вам).

Чем дерзновеннее человеческая свобода, тем наполненнее она Божественной благодатью: если будете иметь веру, ничего не будет невозможного для вас. Поэтому всё истинно чудесное в мире совершено человеком свободно и в вере: чудо, святость, гениальность, творческие плоды прекрасного, истинного, доброго… Несвободный человек беспомощен и порабощён мирскими силами, он вне благодати.

Первое движение человеческой свободы выражается в вере, надежде и любви, которые являются полным проявлением свободы и суть самоё свобода. В акте веры, любви и надежды свобода человека и благодать Божия взаимослиянны.

Промыслительно и избрание апостолов Христом. Апостолы – обыкновенные люди, ничем не заслужившие сугубого Божьего внимания. В их лице Бог снизошёл до самых слабых, грешных, обездоленных, робких. В характерах апостолов явлен широкий спектр обыкновенных человеческих достоинств и слабостей.

В этом указание на то, что благовестие Иисуса Христа обращено ко всем людям, что возможны различные пути к благодати. В результате все апостолы, кроме одного, приняли благовестие Богочеловека, что показывает вместимость промысла Божиего человеческой природой, потенциальную открытость человека благодати Божией.

 

«И ни одна из них (птиц) не упадёт на землю без воли Отца вашего; у вас же и волосы на голове все сочтены…» (Мф. 10, 29-30). Не означает ли это отрицания человеческой свободы?

В мире действует и противная Богу воля дьявола: сатана – князь мира сего – «Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон» (Ин.12,31). Бог не попустительствует злу, ибо зло и есть ополчение против Творца. Всё, что  происходит с человеком, происходит и с Богом: «Бог ближе к человеку, чем человек сам к себе» (Н.А. Бердяев). Боль человека – боль Самого Бога, и в этом смысле ничто не пройдёт мимо Бога. Силы для противостояния злу человек может черпать только в божественном источнике. Воля борьбы со злом исходит из Божией воли, и в этом смысле ничто не совершается помимо воли Его. Созидание мироздания – процесс богочеловеческий. Борьба с мировым злом – это утверждение богочеловечности бытия, что и значит: Бог видит всё о каждом человеке, участвует в судьбе каждого, о всяком печётся, и потому у вас волосы не голове все сочтены.

На последней глубине открывается, что всё происходящее в мироздании – происходит внутри Божественного бытия, ибо вне Бога нет ничего. Но из этого апофатического измерения не могут черпаться суждения о природе зла в нашем мире. Параметрами одного уровня невозможно судить о реалиях другого. Так пролог на небе в книге Иова – это события небесные, иноположенные миру сему. В божественном лоне нечто произошло, определилось и заняло друг к другу и к Богу такое отношение, что на земле отразилось в противостоянии Иова и дьявола. В книге Иова дьявол олицетворяет сопротивление хаоса и низших стихий их обузданию и преображению. Бог не попустительствует им, но человек сошёл в хаотическую бездну и оказался ею порабощённым. Восхвалённая Богом мудрость Иова в том и состоит, что Иов не воспринимает силы, сопротивляющиеся творению мира сего, как результат Божьего гнева.

Промысл Божий – это «божественная деятельность в мировой жизни, сохраняющая мир и направляющая его к предназначенной ему цели бытия; непрестанное действие всемогущества, премудрости и благости Божией, которым Господь сохраняет бытие и силы тварей, направляет их к благим целям, вспомоществует всякому добру, а возникающее через удаление от добра зло пресекает и обращает к добрым последствиям» (Православный богословский энциклопедический словарь).

Промысл не может являться в мире в форме агрессивных стихий, либо жестокой судьбы. Распятый Бог бесконечно милосерден и обращается к человеку как живая сострадающая и любящая Личность, а не холодный судья или необратимый рок. Бог не хочет попустительствовать злу против человека, ибо Страдающий на Кресте Бог не хочет зла человеку. Бог совместно с человеком в борениях со злом.

Зло побеждает не из-за попустительства Божьего, а по слабости человеческой, либо по преобладанию над человеком злой силы. Человек попадает под власть мирового фатума не вследствие Божьего наказания или попустительства, а в результате ложного выбора, обрывающего связи с Богом и лишающего благодатных даров. Но злая воля может обрушить силы хаоса и на праведника, – чем сильнее творческое напряжение, тем мощнее сопротивление небытия. Сатана и поразил Иова через разнообразные земные бедствия.

Иов знает, что не совершил зла, заслуживающего такого свирепого наказания. Праведное религиозное чувство подсказывает ему, что природные стихии не только несправедливо обрушились на него, но и являются восстанием на Божью справедливость, на Самого Творца. Роптание Иова, вопреки тому, в чём пыталась убедить его жена (похули Бога, и умри), направлены не против Бога, а против действительного источника его бедствий – дьявола. Но и вопреки увещеваниям друзей он не согласился смириться с всевластием рока и каяться в несуществующих грехах.

Благодаря своей твердой вере Иов заслуживает помощи Божией, которая сметает все разрушительные последствия дьявольского коварства и восстанавливает его жизненный космос: «И возвратил Господь потерю Иова… и дал Господь Иову вдвое больше того, что он имел прежде» (Иов. 42, 10). Благодать Божия нисходит к Иову по его вере и усилиям. Оппоненты же Иова, при всём видимом благочестии, признают высшую справедливость рока и происков дьявола, чем утверждают бытийность зла, усиливают небытие.

Таким образом, твёрдость Иова оказалась не отсутствием смирения, но праведным творческим дерзанием, и потому Сам Господь сказал, что Иов говорил о Нём верно, «И благословил Бог последние дни Иова более, нежели прежние…» (Иов. 42, 12). Фарисейская же кротость оппонентов Иова лишена миротворящего напряжения и не способствует различению сил. И суд Бога им: «…горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов» (Иов. 42, 7).

Промысл Божий требует от человека не фарисейского уничижения и не рабского подчинения. Бог не повергает человека в прах Своим могуществом, а промыслительно взывает принять безмерное бремя Своего дела. «И отвечал Господь Иову из бури и сказал…» (Иов. 40, 1) – это развёрнутая перед человеком необъятная панорама сотворённого Богом, образ мощи Божией, не уничижающей человека, а раскрывающей творческий замысел Божий. Всё это призывает человека кротко принять Божье назначение, но дерзновенно пойти на его творческое исполнение.

 

Распятый и страдающий Бог не подавляет человеческую волю. Господь взывает к человеку с высоты Голгофы. Этот зов мы слышим как некий внутренний глас, в который вплетено и наше свободное самополагание. Свобода человека заключается в том, чтобы осуществить промысл Божий. Но свобода является не только условием промыслительного воздействия, промысл Божий входит в мир как голос человеческой свободы. Промысл Божий направлен не вопреки, а в поддержку человеческой свободы.

Мировые события промыслительны, угодны Богу в том смысле, что в истинно свободном выборе человека реализуется выбор Бога. Промыслительное действие Бога в мировой истории является в любви и сострадании, в подаче помощи падшему, в поддержке в решительный момент. Божие присутствие в мире выражается не через силы и властвование, а дуновением любви и милосердия. Промысл является в мир, как живое Божие участие, не подавляющее нас, а духовно согревающее и взращивающее наше небесное достоинство – свободу. Духовное Присутствие свободы и есть сила промысла Божия и благодати Его.

Благодать Божия – это дарованная человеку творческая мощь бытия. Промысл Божий – это то, чего хочет Бог от человека, бремя бытия, принятия которого Господь ждёт от каждого из нас. Предопределение же – это завет Бога и человека в запредельном диалоге, то, к чему предопределила себя каждая душа в предстоянии перед Творцом. Благодать, промысл и предопределение являются в этом мире через человеческую свободу.

Всё определяется волей Божией, но в силу сораспятости Бога и человека Божия воля является в мир через человеческую свободу. Если благодать Божия – это условие и творческая мощь свободы, промысл – голос Божий в недрах личности, напоминающий о желаемом и угодном Богу, то предопределение – глубинный отзвук того небесного завета, на котором наша свобода совершила первые акты самополагания. Это голос Божий внутри нас, напоминающий о том, к чему каждый из нас предназначил себя на свободном небесном совете. Полнота свободы личности достижима только при осуществлении ею своего промыслительного назначения.

 

В связи с темой промысла Божия необходимо осмыслить известное евангельское выражение: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению» (Рим. 13, 1-2). Это нередко понимается буквально, как указание христианину подчиняться всякой мирской власти, вне зависимости от её отношения к религии, к Богу.

Прежде всего, нужно уяснить, на каком уровне и с каким смыслом в данном случае сказано: власти от Бога установлены. Если бы всякая светская власть непосредственно исходила из рук Божиих, то такая власть была бы не мирской, а божественной. Естественно, что божественная власть несла бы только добро и во всех отношениях – и духовном, и материальном – была бы только ко благу человека. Но мирская власть не является таковой ни фактически, ни по существу. Вместе с тем, мы знаем, что сатана – князь мира сего, в мире действует и злая воля, которая может реализоваться и через формы мирской власти, становящейся в таком случае властью зла. Государство, как человеческое устроение, может проявлять и добрую и злую волю, ибо власть не даётся непосредственно Богом и не является безусловным божественным установлением, которому всецело обязан подчиняться христианин.

Это означает, что выражение власть от Бога можно понимать только в смысле Божиего попущения и как важнейшего орудия Божия промысла. И зло, и власть зла, и злая власть являются в этом мире с Божиего попущения. Но порождается зло греховным или ложным действием человека. Со злом должно бороться, хотя оно и является Божиим попущением. Собственно, зло потому и попущено Богом, чтобы мы с ним боролись, оно потому и не устраняется непосредственно Создателем, чтобы его преодолел сам человек.

В таком случае христианин призван не подчиняться власти, если она несёт зло, а бороться со злой волей власти. Христианин обязан бороться с властью зла так же, как и со злом во всех его проявлениях, несмотря на то, что мы осознаем зло как Божие попущение, или бич Божий. Итак, в той степени, в какой власть отпадает во зло, христианин, противостоя злу, вынужден не подчиняться власти, противостоять злым действиям власти, если даже она не целиком во зле.

Но всякая земная власть, как бы ни была она искажена злой волей властителей, содержит функцию мироустроительную, упорядочивающую, сдерживающую, ограничивающую хаос и социальные стихии. Власть может паразитировать на положительной миссии, но она не может полностью её игнорировать или разрушить, ибо без неё она окончательно теряет харизму власти и становится преступной – переступившей все законы нравственные и юридические, и злодейской – зло делающей и зло несущей.

Только этот нерастворимый осадок института власти и значит, что существующие власти от Бога установлены, ибо Богом установлено назначение власти в определении границ дозволенного и недозволенного, в ограждении и сковывании агрессивных инстинктов. В этом смысле даже диктатура лучше, чем анархия и хаос, которые наиболее истребительны и разрушительны для общества. Поэтому, с другой стороны, христианин обязан подчиняться и злой власти, но только в той степени, в какой она осуществляет нейтральные по отношению к добру и злу функции управления или сковывает стихии зла.

Отсюда сложнейший вопрос о мере и формах сопротивления злу, исходящему от власти. Христианин не может подчиняться власти в том случае, если она посягает на его духовный суверенитет, религиозную совесть, если она требует отторгнуть Бога и продать свою вечную душу. При этом необходимо помнить, что наш немощный земной разум не может быть полным судьей природы конкретной власти. Ясен только редкий случай, когда власть становится открыто богоборческой и явно видны её антидуховные и безнравственные деяния.

В остальном же можно полагаться только на свою религиозную совесть, подсказывающую конкретное решение в каждой уникальной ситуации. Для одних посильным будет только сохранение внутренней независимости, для других же возможна борьба с открытым забралом. Но для всякого христианина положены допустимые границы, очерчивающие арену его борьбы с властью зла. Эти духовные границы диктуются религиозной совестью: с властью зла, как и со злом в любых его формах, можно бороться только теми средствами, которые не нарушают христианских норм и не ведут к умножению зла в мире.

Итак, власть, как и всё в человеческом обществе, не является непосредственным созданием Творца, но есть дело рук человеческих. Никакая власть сама по себе не сакрализована и потому не может являться абсолютным авторитетом, которому обязан подчиняться человек. Если власть подчиняется высшим религиозным и нравственным нормам, то она служит добру и тем возвеличивает свою духовную роль и полномочия, в этом случае для христианина возможна симфония с властью и тесное с нею сотрудничество. В той степени, в какой власть попирает высший божественный авторитет, она превращается во власть зла, с которой христианин призван бороться. Другими словами, власть имеет полномочия над человеком в той мере, в какой сама не возвышает себя над Богом и не пытается заменить человеку Божественный авторитет.

 

Богу открыты все возможности и человеческие потенции. Он видит всю цепь актуальностей прошлого и настоящего, знает сферу человеческой свободы: её пути и заключенные в ней возможности. Это и есть всеведение Божие. Но этим поступок человека не предопределяется и свобода его не отменяется.

Бог ведает всё и творит, человеку открыто только частично и он сотворит Богу. Но то, что ещё не народилось из небытия в бытие, то, что ещё не сотворено – не ведомо даже Богу, – в этом природа творчества, установленная Самим Творцом. Бог видит путь человека и его направленность, но к концу этого пути и человек и Бог ещё только придут.

Богу, находящемуся вне времени, открыты непосредственным созерцанием все перспективы времени: прошлое, настоящее и будущее. Но само будущее двойственно. Поскольку будущее есть, в нём уже нечто есть, то есть будет нечто, уже определившееся. Потенциально в будущем уже присутствует то, что актуализировано в прошлом, настоящем и во вневременном. Это будет и в будущем в своей будущей форме, а не прошедшей или настоящей. Исторически не раскрытые формы бытия уже ведомы Богу.

Будущее определённо в той степени, в которой прошлое и настоящее уже прорвались в будущее. Всё из прошлого и настоящего уже потенциально присутствует в будущем. Но в будущем нет того, чего ещё не было, в нём нет будущего. В будущем явится то, чего ещё нет в принципе и что ещё должно совершиться. Творческий акт создаёт действительную новизну – то, чего ещё не было ни в настоящем, ни во вневременном.

Это ещё ничто и постольку оно не входит во всё. Все-ведение Бога охватывает всё, но не ничто, иначе оно было бы ничто-ведением, то есть не-ведением. Всеведение знает всё, что  есть и может быть как сущее – любую возможность, но то, чего ещё нет – не относится к всеведению. По отношению к нереализованному акту свободы сам вопрос о предвидении абсурден, как можно спросить: что есть то, чего нет?

Итак, всеведение Божие ничем не ограничивается, но оно же не ограничивает свободу человека и не предопределяет его творческий акт. Бог творит совместно с человеком, творческая новизна является и для Бога реальным творчеством и действительной новизной. Это ничуть не умаляет Божиего достоинства, поскольку, что бы Бог ни совершил, ничто Его умалить не может. Но совершить Он властен действительно всё, и то, что не вмещается в категории человеческого ума. Человеку должно внимать, верить и уповать, а не класть рационалистические границы Божьему действию. Голгофа тоже алогична, умонепостигаема (безумие для ума), но это непреложный факт, и человеку, чтобы вместить его, остаётся только качественно преобразить свой ум.

Всеведение Божие в том, что Бог во всех жизненных странствиях всегда с человеком. Богооставленность – это результат разрыва человека с Богом, но Бог всегда с человеком, близок к нему, всё о нем знает и обращён с помощью, которая даруется по первому зову человека. Всеведение Бога – это всеведение близкого и любящего Личного Бога, а не равнодушного вершителя судеб или жестокого властителя.

Нам в глубине своего существа необходимо существование предвидения Божия, как Кормчего мира и Промыслителя, Который может ободрить нас в несчастии и одарить при наших молитвах чем-то сверх естественной реальности. Но нам также необходима и свобода, не умаляемая ничем, даже предвидением. Нам необходимо и то и другое вместе в принципе бытия, но в каждый данный момент мы нуждаемся реально в чём-то одном, лишь бы другое сохранялось в полном объёме как идея, потенция.

 

 

Свобода – это необусловленность выбора извне и самоопределяемость изнутри. Возможен необусловленный выбор, в котором личность уходит от себя, теряет и предает своё «Я». Истинно свободный выбор творчески выражает и раскрывает личностное «Я», глубинно соединяет с Богом и являет образ и подобие Божие. Поэтому человек свободен только в Боге. Отказываясь от Богом данного назначения человек отказывается и от свободы, отказываясь от свободы, человек не способен реализовать своё предназначение.

Принято считать, что трагедия свободы заключается в том, что принудительное добро не есть добро, а свободное (истинное) добро предполагает свободу выбора зла. Но необходимо признать, что духовная, творческая свобода прямо противоположна так называемой свободе зла – произволу, своеволию. Свобода проистекает от Бога и восходит к Богу, она может быть источником только созидания, истины, добра, красоты. Истинное добро всегда свободно, а свободный поступок порождает только добро. Зло является результатом отказа от свободы, направлено на угашение свободы. Возможна только свобода добра, зло же рабское по природе своей. Зло есть предательство свободы и порабощение личности.

Добро – это действие божественного начала в человеке, в то же время это истинно человеческое начало, сущность личности. Добро входит в мир через человека, но единственный и всецелый источник добра – благодать Божия. Свобода есть голос благодати в личности. Свобода – сердцевина человека, основа человеческого достоинства. Личность, поскольку она утверждает себя как таковая, способна только на свободное самоосуществление. Свобода, как искра Божия в человеке, порождает только добро. Свобода не способна содеять зло так же, как Сам Бог не способен совершить зло. Акт свободы созидает новые сущности, новые формы бытия. Участие в творческом акте Бога и есть собственно добро.

Искус свободы не в том, что она создаёт условия для греха и зла, а в том, что человек свободен настолько, что способен отказаться от свободы и не проявить её в решительный момент. Переставая быть личностью, человек отказывается от свободы и впадает во власть своеволия и произвола.

Своеволие – воля самости в человеке, склоняющая его ко злу. Господство в человеке внутренних страстей, инстинктов, маний, гордыни – рабство у самости. Своеволие самости означает активное отвержение свободы, самоутверждение эгоистической индивидуальности. Это демоническое самоутверждение особенно опасно тем, что искушает видимостью индивидуальной свободы.

Произвол – это диктат внешнего или внутреннего хаоса и косности материи. Это полная зависимость индивидуальной воли от безличного – внешнего или внутреннего, обезличивание человека. Своеволие эгоистически целенаправленно. Произвол хаотически бессмыслен – произволен.

В основе своеволия и произвола лежит отказ от свободы. Акт свободы духовен, это прорыв личности к горнему. Отдание же себя самостной воле или произвольным стихиям понижает уровень бытия, затопляет душу низшими инстинктами или стихиями.

«Зло есть удаление от Бога и сосредоточение на самом себе как на тленном и плотском» (св. Афанасий Великий). Своеволие – это само-волие, само-чинность, само-управство, порабощение самостной воле, своенравный отрыв от Бога и самоабсолютизация. Самость эгоистически самоутверждается, настаивает на самодостаточности своей индивидуальности. Самость выделяет себя через противопоставление Богу, другим, миру. Тотальное противопоставление разрывает связи, переориентирует энергию на агрессию, разрушение. Гипертрофированная самость безосновна, бессвязна, агрессивна – она произвольна, хаотична. Срыв в самость означает отказ от личностного назначения и, тем самым, восстание на творческий акт Бога, что и есть зло.

Таким образом, правильнее говорить не о свободе выбора, а о выборе свободы. В свободе содержится и возможность отказа от свободы. Выбор состоит в том, что личность самоопределяется в свободе либо отказывается от свободы. Свобода же проявляет себя не как выбор между добром и злом, но как созидание добра. Зло совершается существом, отказавшимся от свободы и порабощённым. Если человек отказывается от свободного творческого самополагания, то обрывает живую связь с Творцом – условием и источником свободы.

«Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» (Гал. 5, 1). Свобода, дарованная Христом, может сохраниться только при обращённости к Богу. Уходя от Бога, человек теряет свободу и отпадает в рабство произвола и своеволия.

Свобода – отражение Христова взора в человеке, восприятие Божьего взгляда любви и ответный взгляд любви. Любовь не может быть насильственной и насиловать, иначе она перестаёт  быть любовью. Любовь к Христу раскрывает и взращивает человеческую свободу.

Свобода не отделяет от Бога, а наделяет величайшей ответственностью сотворца и соратника Божия. Независимость тварного от Творца ведёт к само-волию, само-произволу. С небес даруется свобода, из хаотической бездны восстаёт самость. К независимости от Бога стремятся силы зла, которые человек может принять за творческие начала.

Самость и индивидуальность являются естественным центром тварного существа. Личность же – это сверхъестественный центр индивидуального бытия, духовный фундамент индивидуальности. Самость и индивидуальность оказываются ступенями прорастания, формами воплощения и местом пребывания личностного начала.

Личность остаётся таковой только в той степени, в какой сохраняет основу своего бытия – духовность и неотмирное назначение. Измена свободе как образу Божьему в себе опрокидывает человека в неличностное, в плен самости. Человек по природе своей ни на мгновение не перестаёт  быть деятельным существом, и если он не самоопределяется в свободе, то в его деятельности реализуются безличные стихии.

Свобода требует защиты, непрекращающихся усилий, творческих мук и горения. Без утверждения свободы её неизбежно подменяют стихии своеволия или произвола. Человек изначально свободен от всего, кроме свободы. Истинная личность – властелин свободы, прорыв в мир свободы. Свобода человека абсолютна, но человек, лишённый бытийных корней – связи с Богом – срывается в произвол и своеволие.

Творческой свободе человека нет указаний ни на небе, ни на земле, но этим человек-творец не становится морально бессодержательным и невменяемым. Совесть – это голос Божий в человеке, зов свободы и вселенской ответственности. Совеститься может только свободный человек. Совесть противостоит давлению своеволия самости и произвола хаоса.

Итак, спасение, добро невозможны вне свободы. Это же говорит и о том, что человек полномочен помогать в спасении близкого, не нарушая основ его свободы. Сила не должна ограничивать свободу. Но злу необходимо противостоять силой. Сила правомочна против произвола и своеволия. И это означает не подавление личности, а борение против самости за личность.

Но в чём критерии отличия свободы от произвола, своеволия? Любовь открывает душу видению свободы другого. Только любящее сердце способно уловить импульс свободы, и только любовный взгляд обнаруживает акт свободы и добра. Свобода порождает только любовь и любовь может быть только свободной. Свобода без любви вырождается в произвол. В любви свобода не отменяется, а углубляется. В предстоянии перед свободой другого сполна проявляется наша свобода: не умалить себя, но и не унизить другого – в этом вершина свободы-любви.

 

Свобода – свободный дар и принимается свободно, а не навязывается с необходимостью закона как общеобязательного предписания. Другой аспект взаимоотношения свободы и закона традиционно формулируется так: «Только свободные существа могут быть носителями нравственного добра и других абсолютных ценностей» (Н.О.Лосский). По сути же своей свобода ещё более радикальна.

Богоподобная свободная личность является не только носителем добра и абсолютных ценностей, но и их творцом. Без творческого акта человека не было бы в мире никаких ценностей (норм, предписаний) и закона. Самого Бога мир узнаёт через свободный взор человека, и Бог вполне открывается миру через человека в Богочеловеке. В свободном сотворчестве Богу человек устанавливает цель самому себе и мирозданию. Это свободное целеполагание и созидает все ценности.

Изначально не существует в мире какой-либо объективной иерархии ценностей и закона, на которую призван ориентироваться человек. Единственные первичные и абсолютные ценности в бытии – Бог и человек, что утверждается явлением Богочеловека: «…делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть; ибо законом познается грех. Но ныне, независимо от закона, явилась правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки, правда Божия через веру в Иисуса Христа во всех и на всех верующих…» (Рим. 20-22). Все идеалы и ценности являются в мир как опоры, выставляемые Богом, и как вехи, оставляемые человеком на пути к Богу. Всякая положительная ценность свободно создана человеком – сотворцом Божиим.

Философское сознание загипнотизировано ложной антиномией двух автономий: суверенитетом ценности и суверенитетом личности. Но подлинным суверенитетом – полной независимостью, самостоятельностью обладает только свободная богоподобная личность. Ценности и закон суверенны, поскольку выражают степень и ступени человеческого пути к Богу, и потому «…человек оправдывается верою, независимо от дел закона» (Рим. 3, 28). Автономия ценностей является отражением изначальной автономии и суверенитета личности, обращённой к Творцу: «Итак, мы уничтожаем закон верою? Никак; но закон утверждаем» (Рим. 3, 31).

Ценности ценны в той степени, в какой служат взращиванию веры-свободы в человеке. Свобода означает не столько возможность выбора добра или зла, сколько возможность свободного созидания добра. Ценности, моральные нормы, нравственные законы – это орудия свободы, призванные служить её раскрепощению и охранению. Объективированная норма и закон, поставленные над личностью, убивают свободу, личность, творчество, духовную жизнь. И обратно: где иссякает свобода, там возводятся темницы закона.

Человек обязан ограничивать себя законом в той степени, в какой ограждает сферу проявления свободы, защищает себя от хаоса внутреннего и внешнего с целью кристаллизовать личностную свободу. Ценности порождены человеком и через человека, и он свободен отказываться от свободы во имя высшего послушания закону, свободен претворять свободу как творческую силу в выбор безусловных ценностей.

Закон дан человеку через откровение, голос Божий воспринят человеческим ухом и высказан человеческими устами. Закон установлен Богом через человека и для взращивания личностного в человеке. Сам по себе закон духовен («…закон духовен, а я плотян…» – Рим. 7, 14), но упорядочивает плотскую жизнь, указывает должные соотношения в телесной конституции человека, отношения душевно-духовного и плотского. Жизнь в законе – это детство личности, в котором человек призван взрастить в себе свободу и принять за неё ответственность. В пору отрочества человеку являются дары Божией благодати – внутреннее прорастание свободы, свободное целеполагание, обретение высшего мира и цели миротворения.

Христианство является восприемником, хранилищем и сферой раскрытия истины. Исторические формы христианства отражают восхождение христианских народов к истине. Человеку свойственно сакрализовывать – освящать исторические формы, что оправдано. Чем радикальнее протестантизм отрицает священное в истории (догмат, культ, обряд, Священное Предание и Церковь в целом), тем больше оскудевает и скатывается к отрицанию божественности Иисуса Христа.

Но сакрализация земных форм несёт и искушение – испытание свободы человека. Абсолютизация любых, даже самых возвышенных ценностей ведёт к идолопоклонству и рабству. Исторические нормы – это опоры на пути к истине, это протянутая рука Господа, призывающего человека к ответному свободному творческому усилию. Со времени воплощения Бога в истории присутствует сфера собственно сакрального: это земной путь Богочеловека, Спасителя, запечатленный в Его учении и событиях жизни, в крестных муках, смерти и воскресении, путь, предуказанный и человеку – свободному сотворцу Богу: «Так и вы, братия мои, умерли для закона телом Христовым, чтобы принадлежать другому, Воскресшему из мертвых… но ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве» (Рим. 6, 4-6).

Добро есть выполнение Божественного Предустановления, есть соучастие в Божественном миротворении, – это личный путь человека к Личному Богу. Но путь этот неизвестен, поскольку он у каждого индивидуален. Поэтому добро не избирается, а творчески созидается. Принудительное и императивное добро не является собственно добром. Это формы подготовления души к свершению собственного доброго выбора и поступка.

Нравственные нормы являются не только призывающими к добру предписаниями, но и фиксированием уже пройденного человеком пути добра. Каждый должен пройти нравственно освоенный отрезок пути, на котором свобода взращивается, культивируется и проявляется больше как свобода выбора, как выбор норм добра в присутствии зла. Добро и зло нравственно выделены и морально вменяемы человеку.

Наиболее истинный путь обретения ценностей – это сокровенная встреча, когда ценности выступают не как повелевающие абстракции, а нарождаются и переживаются как близкое и родное. В конце этого пути, в пору духовной зрелости человек оказывается только в начале собственного пути к Богу. Мы остаёмся наедине со своей свободой, и всякий шаг к добру может быть совершён только творчески, свободно. Здесь, наряду с нравственными нормами, вступают в силу творческие критерии добра: добро есть свободное творческое прибавление в бытии, зло есть восстание на творческий акт Бога, а значит, и на творческую свободу человека. Умаление свободы – умаление бытия. Свободное бытие морально само по себе.

Но творческая задача в том, чтобы, совершая своё новое, не разрушить нравственно освоенное, не отменить морально узаконенное. Добро не сводится к нравственности, но всё, что  противоречит нравственному, не есть добро. Закон не отменяется благодатью свободы, но цель закона достигается свободой. Бремя свободы в том, чтобы приоткрыть творческую новизну, не отменяя, а обогащая нравственное предание. Вера – свободный акт любви. «…Человек оправдывается верою, независимо от дел закона… Итак, мы уничтожаем закон верою? Никак; но закон утверждаем» (Рим. 3, 28-31).

Теперь не безликие норма и закон, а свободная личность, руководствуясь образом Христа Распятого, должна решать, что есть добро, а что зло. Живой облик Христа есть высший императив и высшая ценность на этом пути: «Но ныне, независимо от закона, явилась правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки, правда Божия через веру в Иисуса Христа…» (Рим. 3, 21-22). Свобода освобождает от нравственных предписаний, но не отменяя их, а возвышая над ними. Ибо свобода в человеке невозможна без нравственной аскезы, без веры-любви, без любви к Богу и к образу Божьему в себе.

«Этика решительно должна быть энергетической, а не телеологической. И потому свободу она должна понимать, как первоисточник, как внутреннюю творческую энергию, а не как способность следовать нормам и осуществлять заданную цель. Нравственное благо даётся человеку не как цель, а как внутренняя сила, освещающая его жизнь. Важно, откуда вытекает нравственный акт человека, а не к какой цели он направлен» (Н.А. Бердяев).

 

Чувство долга подсказывает человеку, как он должен поступить, независимо от того, хочет он вести себя таким образом или нет. Кант утверждал, что истинно нравственным будет поступок, совершенный не из желания и склонности, а только сообразно осознанию долга. Имеются в виду низшие, природные, либо социальные склонности, которые могут совпадать с долгом. Но порождённое склонностями благое действие, по Канту, не является собственно нравственным, а только сообразно нравственному закону совпадает с ним.

Голосом высших духовных желаний, склонностей является совесть. Чувство долга – одно из проявлений совести. Строго говоря, поступок сообразно долгу ещё не является в полной мере нравственным. Долг повелевает принять одно, отвергнуть другое, нередко противоположное нашим естественным желаниям. Высшее же торжество совести достигается в одухотворении всего человеческого существа, когда природа наша возвышается до того, что все её проявления – желания, стремления, хотения – совпадают с голосом совести и покрывают чувство долга. В полной мере совестливый человек поступает благо не из повелений долга, а потому, что иначе не может, да и не хочет поступать. Всё его существо естественным образом стремится к той же цели, которую высветил разум в представлении о долге.

Таким образом, полную нравственную ценность имеют поступки, совершённые не по жизненной выгоде (если даже она совпадает с долженствованием), не по чувству долга, а по доброй воле. Добрая воля добра не потому только, что она знает, как должно поступать, а потому, что иначе поступить не может.

Конечно, нравственной оценке подлежит и сам поступок, и его результат. Но истинную нравственную ценность имеют только мотивы и побудительные причины поступка. Нравственная ценность поступка заключается не столько в цели, которая достигается им, и не столько в императиве, которым он диктуется, а в необусловленном душевном импульсе, из которого поступок проистекает.

Чувство долга указует цель добра, поступок по велению долга совершает путь добра, но истинно благим является действие спонтанной, необусловленной, свободной доброй воли. Вне воли к добру вопреки всему, желания добра самого по себе, любви образа добра и стремления к доброму поступку не потому что так должно или нравственно выгодно, а потому что иного душа не жаждет и совесть не позволит, то есть вне доброй воли самой по себе – всё совершённое только сообразно нравственности, на пути к добру, но ещё не нравственно само по себе и не является собственно добром.

Разум освещает законы, императивы, долженствования. Но служит добру разум не столько этим, разум через познание категорического императива (общезначимого нравственного предписания, выражающего долженствование – объективное принуждение поступать так, а не иначе) пробуждает внутреннюю активность совести и всецелое желание добра. Всеохватывающее стремление к добру преобразует естественные склонности и природные желания таким образом, что каждый их порыв сам по себе и сам собою направлен к добру. Это и есть образ преображённого, истинно нравственного существа. На пути к преображению мы только отчасти нравственны.

Во всех жизненных странствиях мы несём в себе дарованную Творцом чашу добра. Добрая воля есть свободная духовная воля. Свобода и дух есть добро само по себе. И потому высшее достоинство начинается с благотворения не по природной склонности и не из повеления долга, а из духа и свободы: «Если же вы духом водитесь, то вы не под законом… Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона» (Гал. 5, 18); «…рождённое от Духа есть дух» (Ин. 3, 6). Так законы природы не отменяются, а преображаются законом духа и свободы.

Только через закон, к которому мы приобщаемся через духовную культуру, и через благодать, дарованную откровением Бога, мы способны стать свободными. Целостное вживание в культуру воспитует понимание духовных ценностей не как повелевающего авторитета, а как зова сердца. Пережив закон как веление сердца и открыв себя благодати, человек освобождается от связанности закона и становится подлинно свободным. Через закон телесность превращается в сосуд духовности, через благодать духовность получает источник и цель творческих усилий. Свобода – это дух. Только на вершинах духовности индивидуальное самопроявление становится личным свободным участием в благотворчестве.

 

Думается иногда: если бы мне было явление Бога, подобное Савлу, апостолам, святым, подвинувшее их на подвиг веры! Как я уверенно и как страстно защищал бы открывшееся мне Слово Божие! С какой чистой душой можно было бы пойти на любые испытания, как легко было бы нести бремя борений за Истину Божию! Какими ничтожными казались бы все противодействия открывшемуся пути! Каким ясным взором глядел бы я в мир и освещал всё знанием Истины!..

Но, может быть, в нашей потребности чуда, натурального свидетельства – своего рода искушение? Насколько легче доверить себя чудесному, которое является в формах естественных и обыденных. Только после Воскресения Господня и явления во плоти окончательно уверовали апостолы. Апостолу Фоме для этого понадобилось вложить персты в раны Христа, осязать вещественные последствия чуда. Духовные силы апостолы получили при нисхождении Святого Духа в Пятидесятницу. Только после непосредственного обращения слова Божьего уверовал и Павел – самый страстный и искренний проповедник Христа. В раннюю христианскую эпоху невежество или активное богоборчество сменялись верою только после чудесного явления Божественного. Это было время откровения Бога.

Современному миру неведомо такое явное и натуральное нисхождение благодати. Как никогда сегодняшний человек ощущает свою богооставленность. Апологию безысходного одиночества человека выражал Ж.-П.Сартр: «Я молил, выпрашивал знамение, посылал к небесам призывы, но не получал ответа. Небо не знает ничего, не знает даже моего имени. Каждую минуту я задавал себе вопрос: что я такое в глазах Бога? Теперь я знаю ответ: ничто. Бог меня не видит, Бог меня не слышит, Бог меня не знает. Видишь ли эту пустоту над нашими головами? Видишь эту брешь в дверях? Это Бог. Видишь этот провал в земле? Это Бог. Это тоже Бог. Молчание – это Бог. Отсутствие – это Бог. Бог – это одиночество людей».

Нет знамения, нет видимого чуда и материально ощутимой Божией поддержки в жизненных странствиях, – и человек чувствует себя абсолютно одиноким и покинутым, винит в этой заброшенности Бога, ставит под сомнение Его благость, а затем и Его существование. Нам гораздо труднее, но и несравненно важнее поверить явлению Слова Божьего в глубинах своего духа. На это богоявление внутри человека и направлено христианское воспитание человечества:

«Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа, Которого имеете вы от Бога…» (1 Кор. 6, 19); «…вы – письмо Христово, через служение наше написанное не чернилами, но Духом Бога живаго, не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца. Такую уверенность мы имеем в Боге через Христа, не потому, чтобы мы сами способны были помыслить что от себя, но способность наша от Бога. Он дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа, потому что буква убивает, а дух животворит» (2 Кор. 3, 3-6); И «не гораздо ли более должно быть славно служение духа?» (2 Кор. 3, 8).

В земном существовании нет никаких мирских гарантий торжества добра и справедливости. «Господь есть Дух…». И современному миру Бог открывается, прежде всего, как Духовное Присутствие: «…А где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3, 17). Очевидно, сегодня человек, как никогда, свободен, со всеми достоинствами и опасностями этого состояния? Мы призваны услышать духовное свидетельство внутри нас и пронести его в мир. Может быть, в трудности, противоречивости и катастрофичности такого пути и есть наше назначение? Спасителем было сказано: «Но настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (Ин. 4, 23-24).

Духовно заблудший человек в себе должен найти источник духовной силы и обрести свободу, чтобы противостоять невиданному засилью зла. «…Когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6, 6). Настало время ответа человека Богу, открывающемуся внутри (в духе и истине, втайне) – в этом промысл Божий. Но как труден этот путь свободы, духовной тревоги, боли, отчаяния! Мгновение истины не подсказано извне, а рождается в духовных борениях. Каждый наш шаг сопряжен с сомнениями, опасностями и искушениями. И как это обостряет чувство вселенской ответственности!

 

Без углубления в первооснову волевого выбора – в свободу – человек остаётся порабощённым, влекомым течением вещей и инерцией поступков. Обретение свободы раскрывает духовную сущность человека, что означает не только реформу нравов, но и переворот всего душевного строя, обращение испорченной воли, внутреннее возрождение. Это не частичное изменение эмпирического характера, а коренное духовное преображение, нарождение свободного облика личности.

Первый шаг на этом пути делает нас восприимчивыми к добру и различению зла. Формируется религиозно-нравственное сознание: чуткость к этическим нормам, императивам, повелениям. Но главное – в пробуждении нравственного чувства – совести. Вопрос же совести – поступил ли я свободно, ибо совесть – это свободный импульс к должному и необусловленное отвержение недолжного.

Свобода – это риск неизвестности и страх свободы, это искус греха и бремя ответственности. Но свобода – это и личностное достоинство, творческое горение и вдохновение. Нет бремени тяжелее и сладостнее свободы: «Труден и трагичен путь свободы, потому что, поистине, нет ничего ответственнее и ничего более героического и страдальческого, чем путь свободы. Всякий путь необходимости и принуждения – путь более лёгкий, менее трагический и менее героический» (Н.А. Бердяев).

«Ничего и никогда не было для человека и человеческого общества невыносимее свободы» (Ф.М. Достоевский). Но если мы выдержим напряжение свободы, то сумеем прикоснуться к источнику благодатной силы, и в естественном ходе жизни проявятся события и факты сверхъестественные.

«В грядущем будет тьма и страдания, которых ещё не бывало. Но будет и небывалый свет, будет явление нового человека, нового общества, нового космоса» (Н.А. Бердяев).

«Помните, что в то время, когда мельче всего становится мир, когда пустеет жизнь, в эгоизм и холод облекается всё и никто не верит чудесам, – в то время именно может совершиться чудо, чудеснее всех чудес» (Н.В. Гоголь).

 

Пророки пророчествуют не только содержанием пророчеств, но и самим фактом пророчества. Пророки не только не зависимы от мирского, но и, творя суд над миром, преображают его. Критерии их суждений не внешние – предметные, а внутренние – духовные. Их взор не от мира сего, и их устами, в меру сил человеческих, говорила сама Истина, которая не навязана извне, а исходила изнутри.

 

 

 

Мифологические образы, повествующие о том, что нить человеческой судьбы находится в руках богов, отражают тот метафизический факт, что судьба человека укоренена в довременных, надмирных сферах. В вечности человек в творческом диалоге с Богом свободно самоопределяется о земном назначении. Входя в мир, душа облекается в плоть мирской необходимости.

Судьба – это влияние на бытие человека, народа, человечества, совокупности всего сущего. Судьба человека складывается из прожитого, отбрасывающего тень на настоящее и будущее. Эта инерция прожитого может иметь различные формы объективации. Связь судьбы с астральной (звездной) символикой указывает на то, что в неких космических планах отражена связь прожитого с настоящим и будущим, и что связь эту можно вычислить или прочесть.

Каждая человеческая душа проходила индивидуальный путь воплощения, и на космической плоти запечатлены его этапы. Судьба – это запечатленная история странствий человеческой души по небу и по земле. Охваченные или задетые душой сферы космоса становятся родственными и близкими душе. Судьба объемлет застывшие формы мировой плоти, в которых отражены ритмы космоса и человеческого микрокосма. Поэтому линию судьбы можно увидеть и на ладони, и на срезе дерева, и в полёте птиц, и в мерцании звезд – разглядеть цепочку следов, которые оставила душа на мировой плоти. Для этого требуется специальное знание и искусство гаданий, предсказаний (астрология – наука о звездах, магия – буквально волшебство, хиромантия – искусство предсказания по руке и проч.).

По «написанному на звёздах» можно смутно угадать то, к чему душа предопределила себя в вечности, её небесное предназначение, и можно прочесть тот путь, который душа прошла в мире сем. Эти различные измерения бытия нередко смешиваются. Первый открывает тайну свободного самоопределения души, и в этом смысле может в какой-то степени предуказывать будущее, как результат уже совершённого духовного выбора. Второй же в будущем указывает на последствия инерции и направленность застывших в космической плоти следов индивидуальной души. Знание об этом может облегчить выбор, но может и подавить, заблокировать свободу. Само по себе это знание не благодатно, его полновластие может подменить свободное самоопределение человека. Оно по природе вещей не способно открыть достойное благое будущее, которое может только творчески созидаться.

«Если наш разум и воля находятся во власти зодиаков, которые влекут нас к добру и злу, то тщетна апостольская проповедь, тщетна наша вера, прочь закон, отбросим евангелие, прекратим молитвы, всё это излишне и бесполезно. Мы живём под непреоборимой властью деспотических владык. Они силой влекут нас ко злу: Афродита (планета) – в блуд, Марс – в убийство и разбой, Меркурий – в кражи. Пусть никто не заботится о добродетели и не убегает от зла, но узнав свой жребий, пусть ему покорится. Пусть не боится страшных допросов Праведного Судии, потому что имеет удовлетворительный ответ. А именно: он укажет на насилие своего злого владыки, которым он против воли увлекаем был ко злу. Пусть и тот, кто воссиял в добродетелях, не ждёт себе воздаяния от Праведного Судии, ибо его добродетели не от его доброй воли, а от того случайного обстоятельства, что он по жребию достался доброму владыке, по воле которого он и шёл по пути добра, как некое подъяремное животное» (св. Максим Грек).

При отказе от творческого созидания в жизни господствует прошедшее, человек не выходит за рамки, очерченные тенью прошлого. Инерция прошлого в настоящем диктует будущее. В гаданиях и сновидениях человеку могут являться повелевающие тени прошлого. Их образы господствуют в определённых философских и религиозных традициях.

В понятии кармы (суммы добрых и злых деяний, которая автоматически и закономерно создаёт предпосылки для нового существования и определённой судьбы), например, утверждается полная власть прошедшего над настоящим и будущим. Судьба поглощает полноту жизни и отменяет творческое предназначение человека. Человек стремится найти линию судьбы и целиком отдаться поступи прошедшего: «Судьбы ведут того, кто хочет, и влачат того, кто не хочет» (Сенека). Действительно, мы не властны отменить прошлого, но в акте свободы способны выйти из-под его власти.

Итак, в настоящем судьба присутствует как тень прошлых событий, а в будущем как гипотетическая проекция прошлого и настоящего. Но поток реально происходящего настолько подавляет, вброшенность в здесь-теперешнее настолько сужает горизонт видения, что человек ощущает себя рабом судьбы. Чтобы обнаружить истинную линию судьбы, необходимо выйти из-под её власти, духовно возвыситься над происходящим и войти в состояние свободы. Только свободному взору открывается, что человек не полностью захвачен инерцией космоса, и потому силы судьбы не являются для него роковыми. Не свобода внутри судьбы, а судьба внутри свободы. Свобода творит судьбу. Судьба же – это путь свободы, запечатлённый в реальности.

Истина судьбы открывается не в созерцании звезд, либо природных стихий и явлений, но только при самосозерцании в Боге. Духовное самоуглубление ведёт в лоно судьбы, где мы ощущаем свою ограниченность и беспредельность, заданность и необусловленность. Мы ограничены рождением здесь и теперь, выпавшей нам долей – частью временного и пространственного космоса. Но мы свободно приняли эти условия воплощения, и в их рамках возможности наши беспредельны. Глубинной частью души мы ощущаем, что жизнь наша – не случайность, смысл её – уходящее в вечность назначение. Непрерывный поток случайностей и роковая законосообразность, обрушивающаяся на нас, не определяют судьбу, а являются лишь её материализацией.

На этом жизненном материале наша свобода вычерчивает линию судьбы. Вся полнота жизни не сводится к условиям жизни. Мы зависим от всего предшествующего, но оно создано самополаганием нашей свободы. Человек обусловлен жизненным контекстом, но в определяющей степени и жизненные обстоятельства выбраны и выстроены свободно. Диалектика внутреннего духовного выбора и поступка и запечатлевается в судьбе.

 

История есть только там, где есть люди, ибо историю имеет только человеческая судьба. Человек во многом определяет свою судьбу, но, вместе с тем, в истории действуют и безличные стихии. Определим безличные начала, в противостоянии которым проявляется историческая активность личности и народов.

Косность истории – это совокупность всех исторических явлений, с которыми имеет дело данное поколение людей. Это универсум человеческой культуры и цивилизации – сумма познанного, освоенного и совершённого к данному историческому моменту. Многообразие явлений в целом и каждое в отдельности обладают инерцией косности. Косность исторической материи (освоенная природа, цивилизация, культура, социально-политический, экономический, государственный уклады) вплетается в историческое самоопределение данного поколения людей и оказывает на него существенное воздействие.

Фатум – это слепая необходимость космоса и истории. Фатальная предопределённость устанавливается стечением космических стихий и непосредственно не зависит от человека. Мощь фатального может оказаться невыносимой для человеческих сил. Фатальное не предотвратимо в том плане, в котором оно действует. Но истинно свободное существо способно выйти из сферы фатального либо достойно встретить его и обуздать.

Космический фатум – действие независимых от человека природных стихий и условий жизни: созвездий, планет и других космических факторов, состояний планеты Земля, климата, стихийных бедствий...

Исторический фатум – воздействие общественных сил и стихий, независимых от непосредственного волеизъявления человека. Для отдельного человека фатальны социальные катаклизмы, революции, войны, насильственная смерть... Для народа фатальными могут быть нашествия других народов.

 

Рок – это проявление в настоящем стихий и сил, которые разбужены и приведены в движение действиями человека или народа в прошлом. Рок являет собой историческое возмездие за грехи и ошибки прошлого. Различные поколения и народы связаны внутри себя и друг с другом единством исторической ответственности как проявлением общей исторической судьбы. Поскольку есть общечеловеческая судьба, то существует и общечеловеческий рок, который, как всякое глобальное явление, трудно познаваем. Рок порождён первородным грехом. Роковая карма есть связь людей в несвободе, магическое рабство человечества. Карма противостоит соборной – личной и свободной духовной взаимосвязи в человечестве. В подвластности року сказывается выпадение в магический план сущего.

Исторический рок – действие стихий человеческого общества, которые сформированы или разбужены самим человеком. Космический рок – реакция природы на безответственное воздействие человека, отражение человеческих поступков, разрушающих природу, или потеря контроля над разбуженными природными стихиями. Космическое и историческое возмездие постигает, как правило, не поколение непосредственных виновников. Но роковые силы слепы только фактически, по сути же они целенаправленны: это разрушающий импульс, посланный из прошлого в настоящее и посылаемый из настоящего в будущее.

Рок, как диктат прошлого над будущим, присутствует в настоящем как вина. Это следствие и последствия неправедного выбора, поступка или ошибки человека. Всё совершённое душой запечатлевается в мировой материи, в различных планах космоса – природно-материальном, энтелехийно-магическом, оккультном. Всё содеянное запускает определённые механизмы, воздействие которых может отозваться через века, неожиданно и по видимости необусловлено. Рок гипнотизирует человека, сковывает душу ужасом и порабощает. Только свободному состоянию открывается, что существует возможность выйти из рокового: покаяние и искупление разрывают оковы рока и освобожденной душе предоставляется возможность начать новую линию жизни – преобразить судьбу.

Если фаталистические «законы» отражают натурально-природную законосообразность, то роковые стихии имеют магическую природу и взаимосвязи. В фатуме велика роль слепой случайности и причинно-следственной обусловленности, в роке – с неотвратимой необходимостью действуют ненатуралистические силы. Большинство стихийных исторических событий являются и фатальными и роковыми одновременно. Монголо-татарское нашествие было фатальным для Руси, ибо монголы хлынули бы на Русь и Европу в любом случае. Но в том, что поражение оказалось столь сокрушительным, сыграли роль и роковые тенденции в русской истории. Монголы через своих торговцев были хорошо осведомлены об ослаблении Руси феодальной междоусобицей и враждой русских князей, что создавало наиболее благоприятные условия для вторжения. Своим поражением Русь расплачивалась по законам рока за собственные грехи и забвение общегосударственного и общенационального долга.

В предельном измерении – в предстоянии перед вечностью все фатальные события оказываются роковыми. Ибо космос и природа как плоть мироустрояющих духов выстраивается и приводится в движение человеческими душами. Поэтому вечные человеческие души в конечном итоге несут ответственность за всё совершающееся во Вселенной, а значит, ответственны и за фатальные события.

 

Исторический произвол и своеволие есть прорыв в историю стихийного либо эгоистического «человеческого фактора»: произвола власти, хаотических восстаний масс, своеволия «великих людей». Эти начала наиболее выражают инфернальные – адские силы. Зло в мир входит через произвол и своеволие людей. Проявляется это и в человеческом безволии, и безответственном бездействии, разнузданности корыстных влечений, необузданной гордыни. В своеволии и произволе проявляются отказ от истинного самоопределения и предательство свободы, злой выбор человека и народа. Историческое бездействие ставит их под удар слепых исторических и космических стихий. Греховный же выбор усиливает действие хаоса. Поэтому своеволие индивида и произвол властей или масс являются действием злого начала, вхождением в мир зла, которое затем отражается, растёт и злонамеренно использует все безличные стихии.

Чем более человек и народ удаляется от выполнения своего предназначения, тем больше он входит в «зону риска» – сферу действия роковых, фатальных и случайных сил: болезней, стихийных бедствий, агрессии... Только свобода выводит из-под власти рока и фатума в иные измерения бытия. И только свобода способна нейтрализовать власть случая. Чем ближе человек к истинному предназначению – свободному сотворчеству Богу, тем более он под сенью благодати Господней, наделяется силами её и защищен её покровом. Человек не властен отменить всевозможные формы мировой взаимосвязи в рамках этого эона, но он способен осуществить свою миссию, утверждая вопреки законам мира сего то, что не от мира сего.

 

Историю вершит вечная человеческая личность, а не преходящие безличные стихии. Чем духовно свободнее человек, тем больше он является личностью и тем более он выходит из-под власти натурального, магического и инфернального планов сущего. Вершина свободного творчества есть творческая гениальность, а полнота человеческой свободы есть святость. Гений и святой наиболее человек, то есть существо духовное, освобождённое от рабства у мирских стихий, свободно творящее себя в творческом диалоге с Богом. Чем личностнее человек, тем свободнее он в миру от мира, и тем ближе он к Богу. Свободная личность воистину в мире сем не от мира сего. Чем свободнее человек, тем больше он принадлежит Богу, и тем более является самим собой.

Божие провидение воздействует на мир не через мертвые стихии и не через низшие формы жизни, а через свободное самоопределение человека как венца творения, образа и подобия Божия. Поэтому стихийные, фатальные и роковые события не могут быть промыслительными. Провиденциальное начало вливается в мир через гениальность и святость. Таким образом, в некотором смысле ничто в тварном мире не происходит вне воли человека: и зло входит в мир через человека, и Божий промысел действует в мире через человека.

Цель истории – за пределами истории. Но это метаисторическое завершение является целеподвигающим началом истории. Истинная цель мирового процесса определяет путь к ней и саму жизнь в мире. Человек идёт к Богу, а Бог – к человеку и с человеком к Новому Небу и Новой Земле. История есть путь богочеловеческого сотворчества. И эта творческая связь людей в Боге – соборное единство свободных личностей в добре – и есть истинный движитель истории.

Таким образом, подлинным движителем истории является соборно-персоналистический дух человечества, народа. Все прочие начала – косность природы и истории, исторический рок, космический фатум, дурная случайность и произвол – есть условия реализации духовной доминанты человеческого сообщества. Стихии истории и инфернальные силы противостоят свободному творческому выбору личности и народа. Чем свободнее самоопределение народа, тем больше он выходит из-под зависимости и влияния инфернальных, роковых, фатальных, косных и произвольных стихий, тем более он свободен от самостных страстей. Всё безличное неисповедимо отступает либо подчиняется творческому напряжению свободы. Дорога свободы – это дорога судьбы народа. При отказе от своего творческого назначения народ сходит с линии своей судьбы, впадает в рабство либо своего произвола, либо своеволия «вождей», попадает под удары фатальных и роковых стихий, цепенеет под тяжестью косных начал истории; но, главное, народ впускает в судьбу силы зла – собственного и мирового. Когда срывается ось истории народа, в судьбу его неотвратимо врываются слепые и инфернальные стихии. В это время безвременья, когда народ сходит с пути свободного самотворчества, рок мстит за грехи прошлого, своевольные инстинкты разрушают духовную конституцию народа, природная фатальность обрушивается больше обыкновенного. В историю властно вмешиваются адские слы, и на каждое событие падает тень исторической безысходности.

Это и случилось с Россией в начале XX века, когда накопление исторических грехов прошлого и отказ от своей миссии в настоящем ввергли народ и страну в череду чёрных предзнаменований. Всё происходящее в то время в России заканчивалось наихудшим образом. Даже случайные факторы какая-то властная сила как будто выстраивала на погибель России. Это было время, когда, по выражению протопопа Аввакума, «выпросил у Бога светлую Россию сатана». Судя по всему, отсчёт времени беспамятства ещё не прекратился в России, что подтверждается унылостью происходящего. Вместе с тем, многие духовные события говорят о том, что русский народ близок к возврату в лоно своей исторической судьбы.

 

Существует метафизический центр народной души, который является субъектом исторического действия, субъектом судьбы народа. Он стягивает разрозненные во времени и пространстве элементы в органичное народное единство. В точке самосознания народа сходятся и пресуществляются смыслы всех предшествовавших путей и совершается выбор будущего. Эта глубинная инстанция выбора и ответственности в каждую эпоху находит своё конкретное «вместилище». Носителем самосознающего коллективного «Я» народа могут становиться те или иные социальные слои или общественные группы, отдельные выдающиеся личности.

 

История движется не безличными «железными» законами – социальными, экономическими или политическими, но по существу представляет собой поле реализации и воплощения личных духовных поисков, глубинно соотнесенных с соборным творческим усилием. Направление исторического движения определяется не столько массами как безличным началом истории, сколько творческим усилием одиночек или нёмногочисленных групп. При ближайшем рассмотрении оказывается, что массами, выступившими на арену истории, всегда движет и формирует их динамическая творческая личность. В данном случае имеется в виду не противоположность «вождей» народу, а противоположность личного, персонализированного начала в народе – его стихийным, безликим силам.

Ход истории импульсивен, что отражает внутреннюю диалектику соборно-персоналистических сил истории. В ней сплетаются моменты свободного выбора с периодами роковой реализации целеполагающих толчков. Этапы яркого духовного самоопределения народа сравнительно коротки и совершаются на трудноуловимой для наблюдения глубине. Периоды реализации совершившегося выбора, как правило, длительны. Именно в них происходят то движение масс и законосообразные явления истории, которые, прежде всего, бросаются в глаза и оставляют впечатление детерминированного исторического потока.

Затем наступает период реализации творческого импульса истории, когда всё катится до известного предела с роковой неизбежностью. На этом этапе включаются в действие так называемые «исторические законы», которые на самом деле отражают временно достигнутый результат в борьбе духа с косной исторической материей. Новые смыслы входят в массы, овладевают жизнью. Историческое движение приобретает облик детерминистической определённости. Мы видим само движение, пытаемся разложить его на составные части и по этапам, классифицировать, мучительно стремимся уловить направление его, то есть пытаемся его понять. Но мы видим только форму движения, и вне нашего внимания остается духовный импульс, его породивший, и целеподвигающие начала.

Конечно, на ход истории влияет совокупность всех её факторов. Косность исторических форм, фатум, рок и произвол вносят свою «корректировку» в реализацию духовного импульса. Но в целом действие законов истории разворачивается в том направлении, которое задано первоначальным свободно-определённым почином. Историческая случайность воспроизводит тот тип жизни, который оказывается наиболее подходящим для реализации свободно созданной «программы». Очевидно, духовное воздействие на историю осуществляется и на той глубине реальности, которая выходит за пределы натурального. История необратима в натуральном измерении, но она обратима в духовном плане. Возможно метаисторическое воздействие на историю, когда по «законам» любви и милосердия, покаяния и прощения в историю непосредственно нисходит благодать провиденциального начала. В каждый момент «железной поступи» истории возможна в какой-то степени и волевая «корректировка духа» – освобождающее творческое усилие человека. Но она ограничена определённостью предшествующего выбора и действием косных стихий. Поэтому личное духовное влияние на историю в наибольшей степени реализуется именно в переломные исторические периоды.

Заданное движение, в конце концов, исчерпывает себя. И это порождает новые проблемы. В глубинах национальной жизни назревают условия для нового исторического импульса. Если духовные силы народа восстают обновлёнными из испытаний прошлого для испытаний будущего, то наступает новый момент исторического самоопределения народа или эпохи.

 

 

 

Иномирная сущность свободы нуждается в том, чтобы субъект свободы охранял и творчески утверждал её. Поэтому всякий акт свободы содержит, с одной стороны, защитное напряжение, с другой – творческую активность. Охранительная установка включает в себя такие формы, как свобода от, свобода воли, свобода выбора. В творческой же активности проявляется свобода сама по себе.

Прорыв в свободу осуществляется через несколько ступеней. Прежде всего, приходится отвоёвывать свободу от мира сего. Чтобы услышать голос свободы в себе, необходимо отстаивать свободу вхождения в свободу. Для обретения свободы должно освободиться не только от хаоса и мирской обыденности, но и добиться независимости от порабощающих ценностей и авторитетов. Формальная свобода, одним из аспектов которой являются политические и социальные свободы, не есть собственно свобода, а лишь одно из её условий и проявлений.

Отношение к формальной свободе как окончательной и полной перекрывает путь к свободе. Без стремления к свободе самой по себе и без ощущения её творческой предназначенности (свобода для) вырождаются формальные свободы. При этом все силы уходят на служение идолам свободы, например, идолу демократических свобод. При гипертрофии формальных свобод развивается слепота к истине, добру, красоте, равнодушие к живым их носителям и творцам. Борьба за свободу для себя от всего, в том числе и от высших ценностей и целей свободы, создаёт вакуум свободы – тотальный эгоцентризм. Обретение же истинной свободы от мира не уводит от него, не отгораживает, но погружает в глубины личностной свободы, в которых только и открываются мировая истина и справедливость.

Когда человек обретает формальную свободу, свободу от мира, ему слышится внутренний зов свободы, который разбивается на различные голоса. Прежде всего, необходимо отличать свободу от воли, но это различие можно провести только в метафизическом плане (свобода для). В социальном и политическом аспекте (свобода от) они мало различимы: свободный человек – он же вольный человек. Свободу имеет только духовная личность. Всё природное проявляет хотение, волю. Воля – это «естественная сила, стремящаяся к тому, что сообразно с природой, сила, охватывающая все существенные свойства природы» (св. Максим Исповедник).

Воля-хотение – это равнодействующая природных, космических, исторических, родовых сил в индивидууме. Космические и исторические силы складываются в волю природную и волю историческую. Эта воля стихийна, не ориентирована на добро или зло. В ней и слепое тяготение к добру, и стихии рока, фатума, необходимости, косности, случайности. Это часть общей природы, «зачерпнутая» индивидуальностью и стремящаяся слиться с природой. Воля природы в индивидууме сопротивляется индивидуации-персонализации.

Человек несёт в себе начала земли и неба: и «крайнюю глубь бездны и высший предел неба» (Шеллинг). Первое проявляет слепую волю, вожделение, влечение и порождает своеволие твари, второе несёт свободу. Воля не отменяется свободой, а преобразуется и используется как орудие космического строительства. Для истинного выбора нужно вслушиваться в голос естества. И здесь необходимо отличить свободу от свободы воли.

Свобода воли – это защита волеизъявления природы индивида, утверждение автономности индивидуального естества. Воля свободного индивида стремится к автономии, но она не может быть самодостаточной и не самополагающей, не является сама для себя законом. Автономность индивидуальной воли заключается в том, что она стремится быть независимой от всего внешнего и чуждого индивиду. Попытки же утвердить самодостаточность воли ведут к порабощению природными стихиями.

Человек как индивид проявляет волю, как личность – свободу. Он призван в природной воле услышать стенания твари к преображению и воплотить их в свободном творческом акте. Творческая обязанность человека включает в себя и бремя служения делу всеобщего спасения: «Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих…» (Рим. 8, 19). Мы предназначены услышать голос естественной воли и в акте свободы определить её функцию: «Природа хочет и действует, личность – выбирает, она принимает или отвергает то, что хочет природа» (В.Н. Лосский).

Свободу воли можно отстоять, только проявляя самою свободу. Через акт свободы природа возвышается до ощущения, воли, разума. В личности природа проницается и преображается свободой. Космос движим и живёт деятельной свободой. Бытие-в-себе – это свобода, бытие-для-нас – это следы актуализации и воплощения свободы.

Выбор природных возможностей – один из аспектов выбирающей воли. После чего человек призван выбрать существующие нормы добра, ценности истины, формы красоты. Свобода выбора – отстаивание права и независимости личностного выбора, выбора добра в присутствии зла. Осуществление свободы выбора преодолевает внутреннюю и внешнюю детерминированность, инерцию состояний собственной природы.

Свободный выбор является самореализацией личности по совести – голосу Божиему в человеке. Первый шаг к этому – отстаивание свободы выбора от внешних авторитетов и свободный поиск собственных путей к ценностям, сокровенная встреча с ними. Ценность становится индивидуальным достоянием, возвышающим жизнь, если она не навязана, а свободно принята, пережита как родственная, если в ней я узнаю себя, а в себе – её.

Свобода выбора включает и возможность отказа от выбора, подчинения моральному императиву, учительскому авторитету. Этот путь оправдан, если служит духовной аскезе, самоуглублению, собиранию духовных сил – всему, что способствует взращиванию свободы и предшествует творческому дерзанию. Подчинение моральному закону оправдано, если оно осуществляется свободно, по велению сердца и ума, когда закон принимается не как абсолютная ценность, окончательно отменяющая свободу, а как норма, охраняющая прорастание свободы, как ступень на пути к свободе.

Свобода выбора тоже не является полнотой свободы, борьба за свободу выбора создаёт условия для обретения собственно свободы. «Свобода выбора не только не принадлежит к совершенству свободы; напротив, есть умаление и искажение свободы. Подлинная свобода есть безраздельное, непоколебимое, целостное устремление и влечение души к Благу. Это есть целостный порыв благоговения и любви. “Выбор” совсем не есть обязательное условие свободы… Выбор (то есть собственно “предпочтение”) предполагает раздвоение и неясность, то есть неполноту и нетвердость воли. Колеблется и выбирает только грешная и немощная воля… Но мерило совершенства и чистоты воли есть её простота, то есть именно цельность и единственность. И возможно это только через: “Да будет воля Твоя”» (св. Максим Исповедник).

Через греховность и немощность мира сего человек призван возвыситься до свободы как сотворчества Богу. Свобода – это творческое самоосуществление в Боге. Крестонесение свободы требует защитить самополагание индивида от мирской зависимости (свобода от), отстоять независимость волеизъявления индивидуальной природы (свобода воли), совершить отбор природных влечений и нравственных императивов (свобода выбора) и создать творческую новизну (свобода творческая, личностная, собственно свобода, свобода для).

Творческая свобода включает в себя все формы свободы как ступени раскрытия и защиты. Ибо свобода как долг творческого самополагания нуждается и в свободе от всего порабощающего. Но абсолютизация негативной свободы от, равно как и других подготовительных форм свободы, перекрывает выход в состояние свободы. Порабощает и страх полной свободы, и уход от обязанности совершить творческий акт.

Помимо внешних путей к свободе и путей свободы существует несколько внутренних измерений самой свободы. Прежде всего, свобода зачинается в предначальной свободе – способности души проявить свободу, совершить первичный свободный акт самополагания – принятия свободы. Предначальная свобода включает в себя свободу отказа от свободы, ибо свобода не вполне является свободой, если не содержит возможность отказаться от свободы. Но в этом апофатическом измерении свободы сохраняется способность вернуть свободу и после отказа от неё. И при полном предательстве себя и порабощении силами мира сего вечная душа сохраняет неотъемлемую и нерастворимую основу – потенцию свободы, способность вновь стать свободным. Сущность вечной души в том, что и при полном погашении её свободной природы в ней остаётся искра Божия, способная по волеизъявлению человеческой души возгореться вновь полнотой свободы.

 

Когда Христос призывает любить ближних своих и почитать родителей, Он освящает родственные отношения, взаимную любовь и обязанности друг перед другом в этой жизни. Этому не противоречат, казалось бы, противоположные слова Спасителя: «И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф. 19, 29). Ибо всё в этом мире важно не само по себе, а в свете высших ценностей, не перед прахом земли, а перед небом и вечностью. Истинное принятие мирских реалий предполагает отвержение их абсолютности и самодостаточности: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня…» (Мф. 10, 37). Всё мирское служит нашему спасению только в той степени, в какой сохраняется истинная иерархичность и подчинённость высшим ценностям.

Мы должны добиваться независимости от мирского («…продай имение твое и раздай…» – Мф. 19, 21). Скинув его оковы, мы оказываемся не опустошёнными, но преисполненными духовного величия, не одинокими, но со Встречающим. Уход от мирской обыденности, освобождение от житейской суетности позволяет сосредоточиться на собственной небесной сущности. Духовное самоуглубление приводит к Богу.

На вершине всех земных иерархий остаются двое: Бог и человек – высшие и безусловные ценности бытия. Здесь человек в любви к Богу и в лучах божественной любви свободен как нигде. В свободном диалоге Бога с человеком раскрываются духовные основы личности. Свобода проявляется во всей полноте, личность творчески созидает самое себя, ибо первосутью человеческого бытия является свобода. В запредельной сокровенной встрече неповторимой и единственной личности с Божественной Личностью созидаются основания бытия.

Вместе с тем, обретение свободы не отменяет мирских обязанностей и связей. «Максимальная свобода должна быть в духовной жизни, в совести, в творчестве, в отношении человека к Богу. Но свобода ограничивается и делается минимальной по мере спускания к жизни материальной» (Н.А. Бердяев). Истинно свободная личность остаётся зависимой от природных и социальных законов, но и здесь она сохраняет достоинство суверенного существа, законопослушна, но не порабощена.

Таким образом, погружаясь в апофатические глубины своего «Я», мы входим в лоно свободы. Здесь открывается, что наша свобода абсолютна, ибо в свободе богоподобность человека. Свобода связывает основы человеческого «Я» с основаниями божественными. Это апофатический диалог Бога с человеком. В нём обнажается, что вершиной всех земных иерархий, высшей точкой бытия является Крестонесение творения. Приходя к Христу, человек восходит на Голгофу, и дар свободы – это дар сораспятия Христу. Свобода сама по себе Крест и кладёт начало крестоносительным путям жизни.

Корни свободы ощущаются не только в состояниях предельного самоуглубления, в пограничных ситуациях – глубочайших потрясениях, в которых человек познает себя как нечто безусловное, в предстоянии перед смертью и осознании своей смертности: страхе, страдании, борьбе, смерти... В обыденной жизни каждый из нас может услышать глубинный голос своего небесного «Я», который и оказывается голосом свободы. Он неповторим, ибо отражает уникальную человеческую душу. Внутренний голос является выражением экзистенциального богочеловеческого единения, в нём звучит и слово Бога о человеке.

Зов свободы в душе многозвучен. Прежде всего, это непреоборимый «инстинкт» свободы – желание свободы вопреки всему, что ей препятствует, ощущение её безусловной ценности и невозможности жить вне свободы. Этот сокровенный голос души непрерывно будоражит, не давая успокоиться на достигнутом. Свобода зовёт к творческому дерзанию, требуя самому определить цель, пути и средства её достижения. Звучание свободы напоминает о неотмирности нашего назначения, требует непрерывного творческого напряжения и духовного трезвения. Свобода обязывает быть вопреки небытию. Свобода не гонит человека, но зовёт в почти непосильный путь, вступивший на него принимает бремя вселенских обязательств, тяжесть восстающего хаоса и сопротивляющейся плоти.

Идущему путём свободы ведом жесточайший бич судьбы – обрушивающиеся на человека инерции существования, задетые свободным самоопределением. Свобода наделяет невероятным бременем. Свобода труднопереносима, ибо её дарует отсутствующий в натуральном плане Бог. Голос свободы с трудом различим в грохотании жизни. Зов свободы – это живой голос совести. Нравственная, творческая совесть велит, исходя из сущности, небесного назначения и земного призвания личности. Следование внутреннему голосу свободы не подчиняет посторонней силе, а позволяет обрести себя, раскрыть потенции собственного бытия. Голос свободы вскрывает то, к чему мы себя назначили в вечности.

Тот, кто обретает полноту свободы, открывает свою душу излучению Божией благодати и ощущает любовный и сострадающий взор Распятого Бога. Свободный человек наиболее выходит из-под власти мирской обыденности, наиболее возвышается в бытии и поэтому на него сугубо ополчаются силы небытия. Вхождение в свободу одновременно с Божиим присутствием и прикрытием обнажает душу человека перед небытийными стихиями и делает её более беззащитной в измерениях мира сего. Свободный человек сбрасывает защищающий, но и сковывающий панцирь души (безответственности, безразличия, равнодушия, бездеятельности или житейской озабоченности). Отныне в каждом его шаге болью и кровоточением отзывается терновый венец свободы.

Сораспяться Христу – значит обрести полноту свободы. На вершинах своей голгофы человек встречается с Живым и Страдающим Богом. Пока мы несём свой крест, Бог сопровождает нас в каждом движении, разделяет и принимает наши бремена, отзывается Собственной болью на наши муки. От присутствия Всесильного, но Распятого и Страдающего Бога полнится душа человека и мы обретаем невиданные силы. В свободе Бог наполняет нас не натуральным могуществом, а творческой благодатью, через свободу исходит на человека Божие могущество и промысл Божий.

Свобода человека – по образу Божьему и потому обладает чудесной творческой мощью. Человек свободен и в отношении следования голосу свободы – совести, которая является мистическим «компасом» души. Истинно свободный акт порождает реальности нового бытия. Действуя в мире свободно, а не по его законам, человек становится победителем и властелином мирских сил. Поступая свободно, человек ощущает воздействие в его жизни некоей неземной силы, перед которой отступают стихии порабощения. Предметный мир, вопреки натуральным законам или независимо от них, выстраивается в средства достижения цели.

Этим раскрывается духовная мощь, которая дарована человеку как существу богоподобному и которая включается в жизнь через свободу. Эта могучая сила добра, выстраивающая линию судьбы, и является прорывом в мир свободы. Чем более мы следуем внутреннему зову свободы, тем больший арсенал духовных средств включается в наше существование и тем большей духовной мощью мы располагаем. При свободном самополагании в жизнь вливаются потенции духовного бытия человека, изливается благодать, отпущенная Богом на бытие каждого человеческого существа. Принятие бремени свободы делает человека исключительной личностью, выходящей из-под власти космических законов. Вмещение полноты свободы возносит человека на вершины святости и гениальности.

 

Всё в мире приобщено некоему духовному плану бытия. Мир в целом и в своих частях погружен в свободу как божественное лоно. Внешний покров натуралистической и магической связанности пронизан духовными лучами. Основания и сущность мира духовны и свободный акт является духовным воздействием на мир, приведением в движение его духовных основ. Свободное действие чудесно потому, что оно сверхприродно, сверхъестественно. Но оно не вопреки природе, а освобождает духовные силы природного космоса, раскрывает его подлинные основы.

В свободном акте чудесным образом раскрывается истинная природа естественного. Человеку, идущему по жизни свободно, неисповедимыми путями подчиняется мировая эмпирия. Высшее явление свободы – чудо – чудесно только по отношению к закономерностям падшего мира. В духовном же измерении чудо является наиболее адекватным результатом свободного поступка. «Чудеса являются не насилием над миром, но раскрытием его собственных сил и потенций» (прот. Сергий Булгаков). Свобода творит в мире чудо в силу божественности своей природы, она чудесна сама по себе. Чудесное нарушение мирской законосообразности является закономерным результатом воздействия свободы.

Входя в сферу свободы, человек подчиняет мир необходимости. Если же мы действуем вопреки зову свободы, то неотвратимо попадаем во власть фатума и рока, наши действия перестают быть собственно человеческими. В несвободном поступке мы лишаемся отпущенной нам духовной энергии, и вещи выходят из повиновения. Вне свободы можно властвовать над материальной природой, только расчленяя её и противопоставляя одни космические или исторические силы другим. Различны формы этого мнимого владычества: магия, колдовство, политическое насилие, финансовый диктат, научно-техническая, потребительская, массовая цивилизации… При этом человек не предстоит перед миром как свободное существо, а включён в каузальность (причинность, закономерную связь причины и действия) природы наряду с вещами и как одна из них. Большинство людей не поднимаются до полного осознания своей свободы. Мы редко вмещаем полноту отпущенной нам свободы и достигаем высот достоинства свободной личности, большей частью ощущаем себя слабыми и порабощёнными существами.

Отказавшийся от свободы человек выпадает из духовного бытия в какой-либо план мирского сущего – магический, оккультный, натуралистический. Его жизнь определяется бездуховными связями космоса: судьбой, кармой, фатумом, роком, случайностью, силами зла... Равнодействующая этих сил толкает в случайные тупики жизни и погружает в бессмысленное круговращение. В душе господствуют хаотические стихии и всякий поступок не свободен, а своеволен или произволен. Рок гонит человека, предавшего свободу, по изнурительным безрадостным жизненным тропам, на каждом повороте в судьбу врывается безжалостный фатум, либо вихрь слепых случайностей. Потеряв свободу, мы все силы тратим на завоевание какой-либо стабильности в этом зыбком мире, на достижение частичных целей, на приобретение материальных благ. Но с новым витком судьбы всё это обращается в прах и тлен. Власть законов мира сего, князем которого является сатана, обессмысливает все наши мирские цели и стремления.

Всё, даже жизнь, человек может защитить, отказываясь от всего во имя собственной свободы. Обретение свободы ставит нас вне власти мирового фатума, рока, необходимости, случайности, зла. Предметный мир подвластен только духовным силам человека, проявляющимся в свободном выборе, мысли, поступке, действии. Только свободный человек способен дать миру свободу и преобразить его. Порабощённый же не способен освободить мир, но как раб-надсмотрщик закабаляет всё вокруг себя.