Прим.1. Литургия начинается исповеданием: «Благословенно Царство Отца и Сына и Св. Духа…», т.е. предстоятель (по идее) славословит (благодарение!) созерцание и богопознание.

Прим. 5. 25 сентября 1978 г. Епископ есть икона святого, который жертвоприносит себя в ризе Софии и этим «совершаеттаинство», а не освящением Хлеба и Вина, которые уже освящены Голгофским Крестом. Когда 2-го Пришествия нет, то верные вновь едят Хлеб и Вино.

   «Жизнь Симеона Нового Богослова, конечно, ты знаешь: диво был он для всех и прославился сверхестественными чудесами; писания же ето кто назовет писаниями жизни, не погрешит против истины» (св. Григорий Палама. О священнобезмолствующих, 16)

   Параграф 1.Определение позиции. Уточнение заголовка.
   В мои намерения входит зафиксировать размышления о «64-м слове» преподобного Симеона Нового Богослова на бумаге. Я хочу попытаться сделать это в первую очередь для себя ибо некоторая привычка к письму свойственна мне, помогает мне самому узнать из записавшегося нечто такое, что ранее мне «не приходило в голову» или не «собиралось в последовательность». Именно в процессе заполнения белого листа значками букв ко мне многое «приходит в голову», ибо во многих других случаях все из головы «изгоняется в ученичестве безмолвной молитвы». Ученичество делается достаточно устойчивым, молчание ума постепенно претворяется во «вторую натуру» и поэтому сейчас уже только решение сесть и нечто записать порождает поток «мыслей», выраженных в определенных терминах.

   Я очень хорошо знаю, что имею весьма малое отношение к «византологам» и «патрологам». Слова преподобного прочитаны мною в переводе епископа Феофана, – я частенько поминаю с благодарностью последнего, давшего русским и «Добротолюбие». Слова преподобного привлекают меня «жаркой бескомпромиссностью», прославление Церковью его свидетельства как «нового богословия» говорит о жизненности пророков Нового Завета. Я много раз думал как-то подступиться к его словам, и сейчас вот решаюсь зафиксировать попытку догматического комментирования его достаточно короткого «64-го слова». Под «догматическим комментарием» я имею в виду попытку описать истинность говоренного святым не только потому, что он «свят», но и потому, что его суждения пребывают в полном соответствии с «догматическими определениями», имеющими тенденции почти «протокольной» сухости.

   Сейчас, как будто, к творениям преподобного Симеона стали проявлять повышенный интерес; одни (латинствующие), чтобы с него начать отсчет «соблазна», явно открытого в «валамизме»; другие, чтобы противопоставить традицию исихазма латинствующим. О. Павел Флоренский, О. Иоанн Мейендорф, О. Александр Шмеман, О. Георгий Флоровский, митрополит Василий (Кривошеин), В Лосский – этот славный список, доступный моему анализу, видимо, далеко не полон. В прошлом веке мыслящим и молящимся по-русски стало известно о преподобном по работам старца Паисия Величковского об «умной молитве», несколько позже – по ученым трудам архиепископа Филарета Черниговского и в русском переводе «Добротолюбия» «Крестолюбия».

   Преподобный Симеон, по житию ученика его преп. Никиты Стифата, был «светски» мало «образован», хотя Симеон был приближен ко двору, где какой-то «минимум» светской образованности был, видимо, необходим. Симеон подвизался в монастыре св. Маманта, где был потом игумном. Зван был на метрополию, но отказался. У него были нестроения с рядом иерархов, хотя патриарх его не заушал, из-за службы, которую он составил своему старцу Симеону Благоговейнику, составил и исполнял, не дожидаясь «официальной канонизации». Он пел славу своему старцу, молитвами которого, как говорит он, некоторые ученики сподобились принять благодать Всесвятого Духа, последнего человеческого Радователя и Утешителя, возрождающего святого в Нетварном Свете, чтобы в «свете человеков», «свете в Господе» обретать радость сыновства Единому Премудрому Отцу, который во Свете живет неприступном.

   Протоиерей Г. Флоровский в своих «Путях русского богословия» говорит, что опыт преподобного Серафима Саровского более всего созвучен с древним опытом Симеона Нового Богослова, с его радостным и благовествующим призывом искать, «стяжать» дары Святого Духа и Его Самого. В самом деле у Симеона Нового Богослова есть слова о цели христианской жизни, почти текстуально совпадающие с благовестием св. Серафима:

   «Цель всех по Богу живущих – благоугодить Христу Богу нашему и примириться с Богом Отцом через приятие Святого Духа, – и таким образом устроить свое спасение: ибо в этом состоит спасение всякой души. Если этого нет у нас, то тщетен всякий другой труд и суетно всякое другое делание наше. («Деятельные и богословские главы», 108, 5 том русского «Добротолюбия», стр. 27).

   В. Н. Лосский много пишет о преподобном, по-разному осмысляя его «чин» нового Богослова, то как последующего св. Григорию Богослову, то как «нового» в смысле обращения внимания на пневматологию, завершая, так сказать, «христологическую» эпоху. С последним подходом трудно согласиться, ибо деление на «эпохи» и «периоды» возможно только очень условно и в рабочем порядке, где порядок должен быть, по-видимому, терминологически оговорен, ибо христологию можно только «условно» разделить от «триадологии», «пневматологии», «экклезиологии».

   Вообще все эти очень важные «логии» надо бы терминологически определить. Что имеется в виду? «Университетское» ли, так сказать, исследование, со стороны «филологии» или «семиотики» или «истории культуры» или же  богопознание как жизнь вечная по определению Логоса, раскрывающего Евхаристическое посвящение:

«Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя,  Единого Истинного Бога и посланного Тобою Иисуса Христа» (Ин. 17:3).

   Преподобный Симеон все время наставлял, что Бог не для того сделался человеком, чтобы просто веровали, изучали, спорили о нем, как о Лице Троицы, но чтобы разрушить дела дьявола, дела, которые сквернили сердце, омрачали его в падшей человеческой природе, не давали возможности познания Бога Живого, в Святой Троице поклоняемого в тождестве-различии Сущности Трех и нетварной энергии Света, в коем возрождаемся, пребываем, познаем «до-тварно» Бога Живого. Прот. Александр Шмеман пишет:

«…Ведь пока латинская схоластика царствовала в русских семинариях, преп. Серафим Саровский раскрывал в беседе с Мотовиловым глубочайшее учение о стяжании Св. Духа, а беглец из Киевской Бурсы Паисий Величковский своим старческим подвигом готовил возрождение русского монашества. Так же и в Византии: пока «официальное» богословие все больше превращается в схоластический комментарий к святоотеческим текстам, в монастырях продолжает жить другая, подлинная, вечно живая, вечно творческая традиция, именуемая обычно «византийской мистикой», на деле же ничто иное как продолжение все той же исконной линии богословского умозрения, как раскрытия в опыте жизни – содержания веры. В X-ом веке это – богословие св. Симеона Богослова (949-1022), жизнь которого описал его ученик Никита Стифат… Меньше, чем через сто лет после его смерти, преп. Симеона чтит вся Восточная Церковь», – «Исторический путь православия».

   Я хочу подчеркнуть это различение изучения «текстов» и комментариев к ним самого уровня, и богословского умозрения как раскрытия в догматике опыта и содержания веры, опыты богопознания. Старец Паисий, «беглец из Киевской бурсы», достаточно латинизированной и схоластической, напишет, что преподобный Симеон Новый Богослов именован так «всею Церковью» за «умную молитву» в призывании пяти (или семи слов): Господи, Иисусе Христе, помилуй мя. Для старца Паисия богословие как «новое богословие» определяется претворением ума в молитвенном делании, возводящем к безмолвию, чтобы уже по «восьми степеням» преп. Григория Синаита восходить к богопознанию и сближению, к богопознанию как жизни вечной по учению Писания, жизни вечной во «свете Господа». Филарет Черниговский пишет, что преподобный получил имя Нового Богослова, ибо

«…он преподавал такие глубокие тайны внутреннего подвижничества, о каких давно не слышали».

    Боже Милостивый: «Давно не слышали!»

   Преподобный уснул в Боге и Свете в 1022 году. Через 32 года кардинал Гумберт бросит на алтарь Православного Храма «властью Троицы», как легат римского «папы», отлучение патриарху Михаилу. Этот последний советовался по некоторым вопросам с преп. Никитой Стифатом, учеником Нового Богослова. Вот на что я обращаю внимание для себя: Промыслом Божиим преподобный Симеон был явлен Церкви Его в период между спором Фотия с Николаем и Михайла с Гумбертом. Тогда, когда два патриарха (Римский и Константинопольский) спорили о власти, чадо Божие, по имени Симеон, властью чад Божиих, сказало им: вам надо совершить покаяние, ибо…

«Бог свет есть… и те, которые не прияли Света его, не прияли еще благодати, потому что приемлющие благодать, приемлют Свет Божий… но те, которые не сподобились еще принять или вкусить его, – все находятся под игом закона, еще стоят под сению и образами, еще суть чада рабыни. Пусть это будут цари, пусть патриархи, пусть миряне или монахи. Все они еще во тьме сидят и во тьме ходят, – и не хотят, как должно, покаяться» (79-е слово).

   Даже если специально захотеть как-то особенно протолковать эти страшные слова преподобного, обращенные к «христианам», то вряд ли получится что-нибудь путное. Латинское наукообразие это понимает и потому определяет преп. Симеона «прельщенным», как, впрочем, и многие, из окружающих его, и многие из «православных», не могущих снести этих слов в своем спокойствии избранного клана «крещенных» и посвященных».

   В словах преподобного перечислен по вертикали весь разрез Византийской империи. Цари, частенько не по силам увлекавшиеся догматикой, патриархи: видимо, пять патриархов по существовавшей тогда юрисдикции Иерусалима, Рима, Александрии, Антиохии и Константинополя – чинопоследование клириков, монахи и миряне, – словом все, кто спокойно и благодушно причисляет себя к Новому Израилю, определяются святым лишь «оглашенными», ибо не обрели опытно пребывания во Свете Благодати, человеку завершающе преподаваемого Духом Святым. Святой всем говорит, и мирянам, и священству, что они пребывают в заблуждении. Он предстоит в своем свидетельстве пред Богом Живым, в мире же он одинок… Он не составляет секту… Вот и Максим Исповедник до страшного надругательства над ним обличал Византию в прельщении монофелитством. И что сделали с ним?!

    «Когда перестали бить и терзать святого, то начали плевать на него, и оплевали человека Божияс головы до ног», – так говорят Четьи-Минеи 21 января в память Максима. Сердце начинает «биться» где-то возле горла, когда читаешь подобные строки, рассказывающие о диавольском унижении и посмеянии над человеком Божиим, свершаемом «христианами». Нет: это не христиане, кем бы они себя не именовали. Христиане так себя вести не могут. Это понимал святой Симеон Новый Богослов. Вскрытию прельщения посвящена его благовествующая словесность. Ясно, что прекрасно понимал он и то, что может его «ожидать»: кровь Максима и его усеченный язык вопиет Тому, Кто есмь Возмездие! И тем не менее (или тем более) святой Симеон Новый Богослов произносит из сердца своего обличения. Зачем? Что уж ему-то, обретшему усыновление, до «этих»? Ответ ясен: он, как и все, как и Павел, «не может не благовествовать», ибо это – «необходимая обязанность» его! Он был посланным, он свершал свое священнодействие благовестия перед Богом Живым; Его, Сына Своего «не пожалевшего», имел пред очами. Его, а не людей мира сего. Ибо никакое «количество» ни в какое «качество» не переходит, и тысяча дураков одного умного остановить не может, как и весь мир не-свидетелей Святой Троицы не может заменитьодногосвидетеля!

   Параграф 2. План работы
   Я думаю поступить следующим образом: а) дать текст «64-го слова» в переводе епископа Феофана, чтобы б) в дальнейшем брать несколько слов из него своеобразным подзаголовком, чтобы достаточно свободно и по возможности неторопливо (то есть «останавливая внимание») заносить на бумагу процесс размышления в словесных плодах его. Фиксировать будет плод взаимодействия полей словотворчества записанного текста святого и моих «ассоциативных полей», которые я в процессе письма не буду «отключать» как в ученичестве молитве, но направлять и останавливать на определенных практических выводах из догматических определений. Методологически имеет смысл это оговаривать, ибо увлечение «наивным реализмом» восприятия текста «как написано» как-то даже утомительно затягивается; все читают «так, как написано», хотя представляют при этом (если не организуют вновь) секты, опирающиеся на Один и Тот же Текст Писания. Корректность требует учета ассоциативных полей размышления размышляющего, требует учета взаимодействия энергийных полей текста и полей ассоциаций. Фиксируемое мною на бумаге имеет важность моего восприятия текста святого как «текста жизни». Я не могу распоряжаться «чужой жизнью», мне дано право распорядиться «своей жизнью» в соответствии с волей Отца небесного, поэтому выяснить для себя жизненную важность свидетельства преподобного Симеона мне полезно. После этого я могу поделиться (не навязчиво, вероятно) плодом с близкими мне, с теми, «чья жизнь уж почти моя жизнь…»
Вероятно, не следует в размышлении о «64-ом слове» пользоваться ссылками на другие слова преподобного, чтобы не растворить аромат данного слова,– оно являет собой жемчужину:

«Слово 64-е. Перевод с новогреческого епископа Феофана Затворника»
Поелику Господь наш Иисус Христос говорит во святом Евангелии: всяк грех и хула отпустятся человеком: а яже на Духа хула, не отпустится человекам ни в сей век, ни в будущий (Мф. 12: 31), то надлежит нам исследовать и познать, что это за хула, которая бывает на Духа Святого? На Духа святого хула есть, когда кто действия Духа Святого приписывает дьяволу, как говорит Василий Великий. Когда кто видит, что какой-нибудь брат-христианин совершает чудеса или имеет какое-нибудь дарование Святого Духа, как-то сокрушение сердечное, или слезы, или разумение божеских людей, или другое что такое, что подает Дух Святой любящим Бога, и говорит, что это прелесть дьявола, тот хулит Святого Духа. Также и тот, кто говорит, что сподобляющиеся воздействия Божественного Духа, как сыны Божии, и исполняющие повеления Бога и Отца их, состоят в прелести от дьявола – и это хулит Духа Святого, действующего в них, как и евреи хулил Сына Божия, когда, видя, как демоны изгоняемы были Христом, хульно говорили с великой предерзостию, что Он о веельвезевуле, князе бесовском, изгоняет бесов. Но ныне, слыша сие, не слышат, и, видя сие, не видят, и о всем том, относительно чего Божественное писание свидетельствует и удостоверяет, что оно бывает от Духа Святого и от Божественного воздействия, как из себя вышедшие и все Божественное Писание отвергшие, и все ведения, подаваемое сим Писанием, из ума извергшие, не трепещут говорить окаянные, что такое действительно бывает от опьянения и демонов. Будто неверные и совершенные невежды, не ученые божественным тайнам, когда услышат о божественном осиянии или освещении души и ума, или о созерцании и бесстрастии, или о смирении и слезах от действия благодати Святого Духа, тотчас, как бы не смея сил стерпеть великого блистания и силы словес их, омрачаются паче очами души своей, чем просвещаются и с великой предерзостию решают, что это от прелести бесовской, и не трепещут окаянные ни суда Божия, ни вреда, причиняемого тем, кои слышит их. Мало того, они не колеблются утверждать, дерзкие, что в настоящие времена ничего такого не бывает от Бога ни в коем из верующих; а это есть крайнее нечестие, паче, НЕЖЕЛИ ЕРЕСЬ. Ересь бывает, когда кто уклоняется от какоголибо догмата Православной веры, но кто говорит, что теперь нет людей, которые бы любили Бога и сподоблялись приять Духа Святого и креститься от него, то есть возродиться благодатию Святого Духа и сделаться сынами Божиими с сознанием, опытным вкушением и узрением, — тот извращает все Воплощенное домостроительство Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и явно отвергает обновление образа Божия или человеческого естества, растленного и умерщвленного грехом. Обновлением я называю воссоздание нашего естества, которое совершил Христос Господь, преложив его из тления в нетление и из смертности в бессмертие. Мы исповедуем, что как невозможно спастись никому, кто не крестится водою и духом, так и том, кто согрешает по крещении, если не покается и опять не воспримет благодати Святого Духа и не будет воссоздан и обновлен свыше, невозможно спастись, как утверждает сие Господь, сказав Никодиму: аще кто не родится свыше, не может видеть Царства Божия (Ин.3:3) и опять Апостолам: Иоанн убо крестил есть водою, вы же имате креститися Духом святым (Деян. 1:5). Итак, кто не познал осязательно благодати Святого Духа, которую принял через святое крещение, когда был малым младенцем и быв крещен по вере, осквернил себя бесчисленными грехами, и потом отвращается и от второго крещения – покаяния, – того, говорю, которое дается свыше, по человеколюбию Божию, благодатию Святого Духа, тем, кои взыскивают ее покаянием; тому как возможно обрести каким-либо образом спасение свое? Не  обретет он его никогда. Почему говорю вам и не перестану говорить этого никогда, которые осквернили первое крещение преступлением заповедей Божиих, подражайте покаянию Давида и всех святых, и покажите истинное покаяние со всем рачением и всеми добрыми делами, да придет опять в душу вашу благодать Святаго Духа. Ибо если снизойдет на вас благодать Святого Духа, то это будет для вас некоею купелию световою, которая, как скоро примет вас в лоно свое таинственное и возродит благодатию, соделает вас нетленными и бессмертными из тленных и смертных, каковы вы, и из сынов человеческих соделает вас сынами Божиими и богами по благодати, да будете сродниками святых и сонаследниками и вместе с ними внидете в Царство Небесное, – чем соделался и преподобный отец наш Симеон Студит, благоговейник, молитвами которого и некоторые из учеников его сподобились получить Святого Духа, по великой и неизреченной благодати Божией. Это я говорю не по какой другой причине, как для того. Чтобы воспроповедать готовую и ко всем вам благость Божию, и расположить и вас восподвизаться о получении такого же блага. Ибо знак любви к Богу есть не скрывать блага, но объявлять о нем братиям своим и их подвигать к тому, чтоб того же взыскали, обрели и стяжали. Почему, как видите, вопию к вам, взывая словами пророка Давида: приступите к нему и просветитеся и лица совести вашей не постыдятся (Пс. 33:6). Чего же ради, братия мои возлюбленные, ниспали вы совсем в нерадение и леность, в сласти и похоти плотские, и говорите, что не можете очиститься от грехов покаянием, приблизиться к Богу, получить благодать Святого Духа, и чрез нее возродиться, сделаться богоподобными и сынами Божиими по благодати? Нет, это не невозможно. Невозможно это было прежде воплощенного домостроительства Христова, но после того, как благоволил Владыка всех и Бог соделаться человеком, по всему нам подобным кроме греха, то соделал и все сие для нас возможным и удобным, и дал нам власть быть сынами Божиими и сонаследниками Ему, – коему подобает всякая слава, честь и поклонение, во веки. Аминь.
а) «Поелику Господь наш Иисус Христос говорит во Святом Евангелии: всяк грех и хула отпустится человекам: а яже на Духа хула не отпустится человекам ни в сей век, ни в будущий (Мф.12:31), то надлежит нам исследовать и познать, что это за хула, которая бывает на Духа Святого? На Духа Святого хула есть, когда кто действия Духа Святого приписывает дьяволу, как говорит Василий Великий».

   Православное учение никогда последовательно не оставляло за клиром право «учить». В большей или меньшей степени православные слушают своих святых, но твердо знают, 2) что сама по себе «хиротония» никакой непогрешимости не дает, не прибавляет ничего такого, для «святости», чего бы как залог не получил помазанник Духа Святого (христианин) в таинстве святого крещения и таинстве миропомазания, чтобы в единоумии и единолюбии Церкви возноситься в бескровной жертве к Отцу как Ипостасному источнику Святой Троицы. Исследование Писания всячески рекомендуется православным, исследование смиренное и молитвенное, учитывающее опыт святых в «толковании» писания, то есть в трансляции их святого понимания Писания. Такой процесс «учета» необходим, ибо языковой и понятийный аппарат каждовременности достаточно засорен «профаническими» ассоциациями, которыми отпечатлено сознание почти каждого. Термины Писания иногда некорректно употребляются в метафорическом смысле, входят в обыденный   обиход, обрастают еще и еще неуловимыми ассоциативными полями, – поэтому учет опыта святых, которые нечто говорят о своем понимании Писания, предельно полезен, чтобы посильно приближаться к адекватности понимания. Писание переводится на разные языки. Если даже этот перевод сделан молитвенно, то ассоциативные связи языка, на который переведено Писание, остаются у человеков, которые подвержены скорее считаться вот с этой релятивностью, нежели с релятивностью текста Писания, которое теперь переведено на иной язык. Приведу хотя бы один пример необходимости учета понимания наиболее употребительного термина Писания, а именно: «Царство Божие». Писание свидетельствует, что трагическое разногласие в понимании этого термина наличествовало между Богом и израильской иерархией, разногласие столько трагическое, что Бога обвинили в «богохульстве» и отдали на мучительную казнь! И приведу три свидетельства святых отцов – догматистов, отцов, чье молитвеннее делание в диалоге с Духом Святым отстояло и утвердило православное свидетельство о Святой Троице, а именно: св. Афанасия Великого, св. Василия Великого, св. Григория Богослова.

«Царствие Божие не иное что есть, как вкушение будущих благ, то есть созерцание и ведение Бога, сколько доступно это душе человеческой» (Св. Афанасий, «Из бесед на Матфея, 6:33»). «И не иным чем, братия, почитайте Царство Небесное как истинным разумением Сущаго, которое в Божественных Писаниях называется и блаженством... Царство Небесное есть созерцание» (Св. Василий, «К кесарийским монахам»). «Что же такое царство? Созерцание Бога. Литургия начинается исповеданием: «Благословенно Царство Отца и Сына и Св. Духа...», т.е. предстоятель (по идее) славословит (благодарение!) созерцание и богопознание, Его славословие и песнопение совокупно с ангелами» (Св. Григорий, «Определения, слегка начертанные»).

 

 

 

 

Итак: исследовать нюансы самого страшного хуления, которое определил сам Бог, хуления на Духа Святого и его свидетелей, жизненно важно для тех, кто всерьез желает спасения (освобождения). Страх и трепет охватывает серьезного, когда он слышит слова Господа. Господа, столь милосердного, что Он отдал себя за грехи наши, когда мы были еще во вражде к Нему, слова о том, что хула на Духа Святого не простится. Уже по сказанному выше это можно понять, ибо богопознание возможно только в Духе Святом, который наставляет об Отце и Сыне, то есть о Святой Троице, и потому хула на Духа Святого, возможная вне богообщения только, есть и хула на Святую Троицу, на Отца как Ипостасный Источник Сына, рожденного от Отца, и Духа Святого, исходящего от Отца! Есть и хула на избранников Божиих, то есть и на апостолов, и на святых Божиих человеков, возвещающих благую весть! Человек Божий, сын Божий, преподобный Симеон Новый Богослов ссылается на Василия Великого. Монастыри Востока, общежитийные монастыри, жили в массе своей по уставу Василия Великого. Его наставления Кесарийским монахам, его «правила» пользовались большой «популярностью», были у всех спасающихся на слуху и на памяти, поэтому, видимо, Симеон и не указывает конкретного труда св. Василия Великого, ссылаясь на него. Для наших же целей приведение на память слов Василия Великого будет полезным.

 

 

 

 

Да, поражает серьезность психологического анализа состояния соблазняющего, как раба противника 4 Симеон скажет: «словно не могут стерпеть», когда поносят свидетеля Святой Троицы. «Не могут стерпеть», ибо рабы оскверненных внушений, подвластные им, не могущие им противостоять. По таким «воззрениям» и Предтеча пребывает в страсти «гнев», а не в «добром рвении»! И Павел «гневлив», и Петр «убийца», ибо Дух Святый, в нем со-пребывающий, покарал Ананию и Сапфиру... Говорящий же о «свете», называющийся «любимым учеником», – тщеславен... Свидетельствующий о Господе (освобожденный от рабства сатане и радующийся этой свободе «сынов Божиих») тщеславится! Христиане служат литургию по чину Василия Великого, прославляют его как замечательного святителя и учителя Церкви. Церковь недвусмысленно свидетельствует о нем как об апостоле, ибо в службе «трем святителям» (Василию Великому, Григорию Богослову, Иоанну Златоусту) поет: «... иже по дванадесятих трие апостоли». Ужель его суждение, высказанное в «правилах», лишь «частное» мнение святого отца, теологема? Если он апостол, то его суждение разве не имеет силы апостольских слов?

 

  Соборность определяется не количеством не имеющих Духа Святого, хоть их пусть будет и вся вселенная, но Самим Духом Святым, говорящим с кем-то и чрез кого-то лично, именованного святого, а не «кафедрально», не «бессознательно» для воспринимающего и транслирующего слова Духа Святого, ибо подобная «бессознательность», «массовость», а не «единичность», сильно напоминает аполлинаризм и савеллианство в элементе экклезиологии. Василий Великий, святой, чадо Божие, апостол, говорит о той чести, которую надо оказывать свидетелям поименно, слушая их как Самого Господа. Эти слова находятся в тождественности смысла со словами Господа о том, что принимающий того, кого Он пошлет, Его принимает, а принимающий Его, принимает Отца, Пославшего Его. Апостолам сказано научить тому, что они услышали от Господа Иисуса Христа, тому, что им скажет и Дух Святой. Василий Великий, устанавливая правила, не сомневается, что до скончания века будут являемы святые Божий и свидетели Царства, чтобы благовествовать Его не от «слышания», а от ОПЫТА освобождающего причастия Нетварному Свету в Славе Отца чрез Сына в Духе Святом. Им же сказано, что тот, кто не слушает и не принимает их, «тот осуждается». Почему? Потому что «тот» хулит Духа Святого, пребывающего в свидетеле Троицы. Ибо первоапостолы не от себя говорили, а о себе как о свидетелях освобождения и радости богопознания во Святом Духе, Страшная справедливость слов о непрощении хулы на святых проницает «историю» Церкви в Ее эмпирических элементах. Убивают пророков отцы, чтобы дети ставили им гробницы.

 

 

Перечислять все нюансы поименного радования в Духе Святом при тождестве единой природы Тела Христова, вмещаемого в причастии, невозможно. Перечислив наиболее явное для внешнего наблюдения, святой Симеон говорит «или другое что такое». Эти строчки идут непосредственно вслед за ссылкой на Василия Великого и делаются ясными мне после ознакомления со словами Василия об осуждении того, кто отвергает усыновленного, святого Божия. Симеон здесь ничего от «себя» не прибавляет, а лишь напоминает традицию, правила, которые составлены Василием. Но есть уже и «своя» боль здесь. Эта боль связана со «странным» недоверием не только святому свидетелю, но и к Писанию. Ведь Господь сказал, что к любящему Его, исполняющему Его завещание, приидет Святая Троица устроить свою обитель в имярек. Господь сказал, что любящий Бога сможет после устроения в нем обители Бога просить Отца обо всем во имя Христа, и просящему будет дано Самим Отцом! Если Отец в Сыне Воплощенном чрез Духа Святого дает святому нужные ему дарования, соотносимые с нуждами современности в Промышлении Божием, то как можно отрицать сие? Кто может быть вдохновителем подобных отрицаний? Конечно же, тот, кто наименован «противником», тот, кто хочет гибели людской, тот, кто суть лжец изначально, когда определил себя богоборцем и лжесвидетелем. Как вообще может мыслиться реальное живое промышление Бога и доселе делающего? Как возможно услышать Его Промыслительное вмешательство в конкретную историческую ситуацию? Иначе чем чрез святого Своего мыслить таковое вмешательство невозможно.

 

 

Необходимо придут «протестантские» периоды, где во время апостолов «благодати» было побольше, во времена Соборов поменьше и т.д. Все это последовательно сводится к хуле на Духа Святого, действующего в Церкви, на Пятидесятницу. Последовательно же это должно привести и к хуле на самый «текст» Нового Завета, записанный представителями Церкви в Духе Святом после Пятидесятницы. И как быть с опытом апостола Павла? Протестантское переосмысление таинства Евхаристии может стать «понятным», ибо если человеческая природа Тела Христа та же в таинствах, если крещеный умер тварному индивидуализму и воссоздан Духом Святым как член Тела в имени от Отца, то его свидетельство будет тождественным свидетельству святых апостолов, тождественным и свидетельству Христа!

 

Поклонение и прославление святых членов Тела Христа необходимо, ибо  уже после причастия их воля единится в любви с человеческой волей Христа Воплощенного, и чрез Него с волей Отца и волей Духа, – единой волей Святой Троицы. Единая воля Святой Троицы соотносится с Единой Трем Божественной Природой, которая не исповедуется «вне» лиц, но и не отождествляется с Лицами, как в рационализме Савеллия. Ипостась Сына Воплощенного обладает двумя волями, соотносимыми с Естественной Природой и человеческой природой в четверичном апофатическом определении единения. Чрез причастие человеческой природе Христа в таинствах святой живет волей Христа и в нем волей Святой Троицы. Он исповедует и свидетельствует волю Отца как Ипостасного источника, как и Сын, ибо пребывает в Сыне.

 

Так, как Сын в Своих «двух» природах по Воплощении творил волю Отца, любовно смиряя Свою человеческую волю, так и причастник Телу Христа творит волю Отца. И как таинственно пребывает тождество-различие Лиц и Природы в Святой Троице, так и незыблемо пребывает тождество-различие лиц причастников Телу и природы Тела. Если природа Тела «сливается» с лицами Церкви, уничтожая их, то налицо экклезиологическое савеллианство, наиболее явно выраженное в римской доктрине, где сама «кафедра» вне лица-имени догматизируется первенствующей и непогрешительной.

 

Если природа Тела «рассекается» от таинства тождества-различия Тела и членов Тела, то налицо экклезиологическое несторианство. «Антиномия» тождества-различия «природа – лицо» не вмещается как запредельное опытное обожение в Нетварном Свете и личной встрече с Духом Святым, ищет быть «снятой» в рационализме непреображенного разумения. Перефразируя слова А.С. Хомякова о том, что каждый протестант суть «маленький папа», можно сказать, что папа суть «большой протестант».

 

И все это возникает из-за похуления святых как сынов Отчих. Все это свершается из-за похоти власти мира сего, ибо ясно, что ни о каком «непогрешимом авторитете» кафедры не может быть речи, когда налицо святой Божий свидетель, имеющий тождественно - различный опыт апостолам. Работая с термином «апостол», я не хочу входить в дискуссию с литургическим делением на «апостолов», «равноапостольных», «преподобных», «святителей» и пр., не хочу вдаваться и в неповторимость первовоапостольского опыта, доносившего через созерцание Воскресшего историчность Голгофы; в первом Предстоятельстве апостола Петра как епископа Евхаристии, иконно передавшего таинственный чин Евхаристического собрания Церкви-Невесты, я вмещаю апостольство как «чин» в приближении к пониманию этого «чина и достоинства» преп. Максимом Исповедником: «Апостол и ученик, конечно, есть и верующий. Но ученик не всегда апостол, а всегда верующий. Только же верующий не есть уже ученик и апостол. Впрочем возможно, жизнию и созерцанием, и этому третьему (верующему) войти в чин и достоинство второго (ученика), и сему второму – в чин и достоинство первого (апостола)», – «Умозрительные и деятельные главы».

 

Осуществление по-именной встречи через усвоение таинств Святой Церкви с Отцом в Теле Сына и Духе Святом дает (безусловно) чин и достоинство «апостола» как свидетеля Воскресшего Спасителя, как свидетеля Духа Святого, восприемлемого в Теле Христа в элементе Евы, восприемлемого в Евхаристии по со-умертвии и со-погребении в Смерть Христа. Умереть может исторический Христос, точно так же, как и восстать во Славе, Прославив и Пронеся человечество Сквозь Крест, может только тот, Кто к этому Кресту был пригвожден. Господь проповедовал Евангелие Царства Божия, – Ипостась Духа Святого в несоединимом единении с прославленным человечеством Христа в элементе Евы.

 

Приятие Духа Святого через Евхаристию – цель посланничества Ипостаси Сына для Ипостасного Воплощения и приятия Первосвященнического посвящения Тела в Полноте Отцу во Славе. Если Ипостасное Источение Сына и Духа Святого свершается Отцом по природе, то ипостасное рождение чада Божия свершается Тем же Отцом чрез Сына, Воскресившего и Прославившего человечество, во Святом Духе, от Отца Исходящем. Во Святом Духе и Евхаристической Славе Тела Сына Отец как Единый Ипостасный источник рождает и именует чад своих во Славе.

 

Таинства Церкви вершатся на Небесах, а не на «земле». Очень радует простота троичной классификации преп. Максима: «верующий», «ученик», «апостол». Созерцательная глубина реалистического усвоения таинств Святой Церкви не может со-участвовать в навязчивом эмпирическом делении «христиан» на чинопоследование клириков, где высшие имеют «посвящение», и мирян, которые «посвящения» не имеют.

 

Это – основная проблема! Здесь, в этом пункте, и «латинство», и «православие» сходятся, в большей или меньшей эксплицитности оформляя отождествление иерархий с Церковью как царством и священством Бога и Отца во Христе и Святом Духе, а не народа Божия, – со-погребаемого в крещении в смерть Господа, чтобы, срастворяясь «водой» с вином в чаше, возноситься царями и священниками Храма Тела Христова к Отцу в Евхаристическом литургисании. Священники служат в Храме, принося жертвы, – это было ясно израильтянам. Христиане – цари и священники, приносящие жертву во «Христе», со-служа Первосвященнику Христу в Храме Его Тела в «элементе Евы». Епископ «иконно» замещает место Предстоятеля Евхаристии в «элементе Евы» в подобии Предстоятельству Господа Иисуса Христа в «элементе Адама». Умершие в крещении, воскресшие по вере, причастившиеся вознесенному Телу-Храму вошли во святилище навсегда, пребывают во Христе на небесах, – не так, как иудейский первосвященник входил во «святая святых» раз в году. Цари и священники Бога Вышнего в элементе Невесты Агнца как со-служащей Жениху знают во свете о тайне иконного представительства «блюстителя места», – епископа.

 

Пребывая в Церкви, узнавая пред-избранность его от Бога через дары различения духов, священники и цари испрашивают у Духа Святого «имярек» конкретных даров благодати для конкретного служения. Ересиархизм епископов и патриархов соотносится с тем, что они пребывали вне Церкви, тогда как святые пребывали в Церкви. Ересь лишь манифестирует пребывание вовне под видимостью пребывания в ограде. Служение предстоятеля функционально в Теле, а не «онтологично» уровнево, что разрывало бы Тело Христово.

 

 

Святой Иоанн Лествичник, память которого прославляет Церковь в 4-е воскресение (неделю) великого Поста, писал до Симеона в «Слове к пастырю»: «Тот истинно учитель, кто духовную книгу ведения, начертанную Божиим перстом, то есть действием озарения, непосредственно прияв от Бога, не имеет нужды в иных книгах. Неприлично учителям преподавать по списанному у других, а живописцам писать картины только по снимкам».

 

 

 

Священник Павел Флоренский напишет в своей ученейшей книге огласительных писем, что красоту Церковности знают священнореально только духовные старцы. Некоторые говорят о наставнике старцев Иоанне Богослове, иконно прославляемом в образе «Иоанн Богослов Молчание». Озабоченность о различении духов и священнореальном членстве Церкви может быть   прослежена в письменности от св. Макария Великого до последних свидетельств св. Серафима... Здесь, когда сказаны уважительные слова о монашествующих, о старчестве, необходимо осветить один «парадокс»: монашество, старчество, постриг с «переменой имени», – все это не есть особо выделенные таинства Церкви, теперь упорно счисляемые числом семь. Перемена «крещального имени» при монашеском постриге?!3 Что это? Для серьезно относящегося к таинствам Святой Церкви этот «чин» вызывает более чем недоумение... Епископ не может быть поставлен на служения без монашеского пострига, в котором ему меняют «крещальное имя»? Ведь не мирское имя, которое умерщвляется в таинстве крещения во имя Иисуса Христа по святцам, а «крещальное имя»?

 

Монашеское делание в молитве и созерцании должно бы было возводить верующего и ученика к «чину и достоинству» апостола, чтобы, опытно испытав освобождение во Христе Прославленном, приять чин служения в Церкви, на что и испрашиваются поименно этому служителю для этого служения особые дары Святого   Духа. Реализм созерцания в богообщении и общении со святыми дает реализм приятия «руки общения» от живых первоапостолов, предстоящих пред престолом Господним. Возможно реально встретиться с апостолом Петром и обсудить с ним все волнующие допросы, обнять его и пр. и пр.

 

Я грозился не ссылаться на другие слова преподобного Симеона, но, кажется, нарушая обещание, напоминаю, что он постоянно призывал иерархию не принимать «хиротонии» от людей, не восходить на учительские кафедры до реализма созерцания Света и обожения в богопознании, чтобы стать свидетелем и носителем благовестия от собственного опыта, а не только по «списанному у других». Монашеское делание как путь к реализации благодати крещения и миропомазания, как путь реального познания таинств, ибо таинство Евхаристии есть уже таинство Воскресения и Вознесения, таинство соучастия в Сыне Его Архиерейскому служению по чину Мельхиседека вовек, как Его Ипостасного Существования, – монашеское делание, говорю, возводит при правильном прорастании к созерцанию.

 

Безбрачие и другие «обеты» здесь лишь помощь «умному деланию», которое (умное делание) постоянно предлагалось к практике всем крещеным. Старчество многоопытно. К старцам стали тянуться верующие, не правда ли? Особенно в Оптине и Сарове?! Не поразительно ли это?! Не к епископам, не к протоиереям, а к старцам за «духовным советом». Прекрасно, если старец бывал и хиротонисан, чтобы свершать таинство исповеди... Но преподобный Максим не был никем, кроме простого монаха...

 

Почти невозможно всерьез вместить, как может духовно наставлять в исповеди (совершая «требу» «таинство исповеди») тот, кто сам не имеет никакого созерцательного опыта? Он будет только вредить. Св. Симеон, видимо, часто сталкивался с подобными вещами, ибо темперамент строк этой «главки» пронизан безмерной печалью и скорбью о тех, кто называет мистический опыт «прельщением». Я говорил уже ранее об этом «как бы не имея сил стерпеть»... Последовательно проводимый элемент безличностной «кафедральной» хиротонии имплицитно содержит отрицание опыта святости как апостолического «чина»; эксплицитно это выражено в доктрине «папства»... Очень серьезный вред может принести «духовник» (принимающий чужие помыслы!), который сам не имеет «духовного опыта», если к нему на исповеди обратится некто, рассказав о необычном опыте. Чудовищна возможность открытия тайны исповеди и сообщения настроений кающихся властям светским, но еще более чудовищным является рефрен, что «ангел сатаны преобразуется в ангела света», рефрен, который, как не имея сил стерпеть, произносят ВО-ПЕРВЫХ, чтобы уже нечто произнести ВО-ВТОРЫХ, и не нужно «оправдывать» подобные речения аскетическими советами не привязываться к «видениям»!! Тенденция иерархии прежде всего видеть галлюцинаторно-прельстительный опыт у каждого доминирует, впрочем, конечно же, не только у иерархии...

  

Варлаам измывается над исихастами, свои патриархи поносят святого Григория Паламу, Вл. Соловьев говорит о некоторых «психологических» упражнениях, – непостижимо, в бедную мою головушку не «укладывается». Ведь все это говорят христиане, умершие в крещении, пребывающие во Христе на небесах, во Христе как Архиерее возносимые к Отцу в Евхаристии?! Если серьезно относиться к таинствам, то какой иной опыт, КРОМЕ созерцательного, может быть у христиан?! Писание говорит, что первоапостолы, приявшие крещение «водой» от Предтечи, созерцали Нетварный Свет ДО Причастия и прославления Господа. Светолитием и светословием молитв просвечена Литургия. Св. Нил Сорский говорит, что «ест» Свет и так непрестанно причащается Телу не под видом Хлеба и Вина, а видя их истинное преложение Духом Святым в Свет, в котором обретается дотварное богопознание. Свет, свет, свет – текстовая просвеченность христианской письменности этими свидетельствами светит в глаза.

 

Неужели же кому-то приходит в голову, что это «литературные метафоры», а не ОТКРОВЕНИЕ, которое сказал и записал на небесах Тот Самый Бог, о Котором написал Моисей? Его ГОВОРЕНИЕ на земле не просто «человеческое» словоизвержение, ибо это БОГ ГОВОРИЛ? Мир этот сохраняется на «день суда», чтобы те, кто хочет, по посланию к евреям, вошли в покой Божий для общения в Свете.

 

д) 4  «Мало того, они не колеблются утверждать, дерзкие, что в настоящие времена ничего такого не бывает от Бога ни в ком из верующих; а это есть крайнее нечестие паче нежели ересь. Ересь бывает, когда кто уклоняется от какого-либо догмата православной веры, но кто говорит, что теперь нет людей, которые бы любили Бога и сподоблялись приять Духа Святого и креститься от него, то есть возродиться благодатию Святого Духа, и соделаться сынами Божиими с осознанием, опытным вкушением и узрением, – тот низвращает все Воплощенное домостроительство Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и явно отвергает обновление образа Божия или человеческого естества, растленного и умерщвленного грехом».

 

Для человека догматические определения обретают жизненную важность только тогда, когда у него появляется по-именный молитвенно-мистический опыт. Человек встречается с жизненной необходимостью как-то описать этот опыт, чтобы в описанных терминах осознать его. Текст как результат порождения описания в каких-то терминах опыта делается «священным текстом». Феноменология опыта может быть схожей, как схоже видят эмпирическим уровнем эмпирический мир: солнце, звезды, деревья, лес, море и ветер, здания и пр. и пр. Сам по себе «общий» всем чувственный опыт еще не несет в себе одинакового осмысления, осознания хотя бы этого простейшего чувственного опыта, ибо атеист, видящий солнце, и христианин, видящий солнце, будут осмыслять опыт по-разному.

  

То же можно сказать и по поводу иных, сверхчувственных созерцаний, могущих составить некую дискретную структуру уровней. И если созерцатели одного «уровня» будут созерцать одни и те же феномены (как и на уровне чувственного опыта), то осознавать их могут по-разному, ибо осознание сверхчувственного опыта соотносится всегда с терминологией священного текста школы. Более того: можно сходиться в описании феноменов созерцания, но расходиться в описании тем или иным способом того Абсолютного, что лежит за всеми феноменальными уровнями всех ступеней созерцания. О.О. Розенберг пишет так о школах буддизма. На предельных ступенях созерцания сила мышления бездействует. Опыт описывается и осознается в терминах школы, восходящих к кому-то, кто уже не обсуждается.

 

В пределах христианской догматики, о которой у меня речь, определения триадологические и христологические, а также определения о тождестве-различии Природы и Нетварной Энергии, Света, имеют жизненно важное значение, а не только «школьное» или «конфессиональное» в спорах, также для человека, обретающего по-именный молитвенно-созерцательный опыт. Этот опыт должен быть осознан в единении с опытом святых, соборным опытом, чтобы пребывать в осознанном исповедании ценности и истинности, а не только «авторитетности» того или иного определения. Можно, конечно, говорить, что недопустимо изменять символ веры, ибо это установлено соборными установлениями. Но можно сказать также, что древний символ невозможно пременить, ибо он есть выражение истины.

 

В первом случае будет присутствовать нюанс «авторитета» святых отцов, во втором же – реализм убеждения в истинности и жизненной значимости догмата. В первом случае, если все же произойдет изменение символа (случай с учением об исхождении Духа Святого), будут ссылаться на «древность» изменения или на «авторитет» тех или иных святых отцов, нечто по этому поводу говоривших, причем и та, и другая сторона будут изыскивать места, подверженные неоднозначному толкованию. Во втором случае учение будет постигаться как истинное, а «исхождение Духа Святого от Отца» как Ипостасного источника и Природы и Лиц Троицы будет вмещаться как истинное; ибо чрез тождество-различие Природы и Энергии Света ОТЕЦ будет и ипостасным источником членов Церкви, и эту ипостасную неточность в Энергии и Творении преподает Отец чрез Духа Святого в Сыне (или в Духе Святом чрез Сына). По природе Отец есть Источник Ипостасей Сына и Духа, по энергии Нетварной, преподаваемой в Славе Святого Креста для обожения твари, не имеющей собственной субстанции, но призванной к бытию из ничего, энергии, тождественно-различной Природе, Отец есть также ипостасный источник для «чад Божиих». Быть источником Ипостасей – это «свойство» Отца, как свойство Сына быть Архиереем вовек, а Духа – Помазующим Архиерея.

 

Если Отец суть Источник Ипостасей и Природы-Энергии естественно в Святой Троице, то ОН, волево входя в Славу ТВОРЦА и открываясь чрез Сына, воплощенного Отцом, пребывает и Источником Ипостасей Церкви в «природе» Церкви, как Евхаристического Прославленного Тела в элементе «Евы», по вознесении Господа Иисуса Христа вседержимой Духом Святым, в которую (вознесенное Тело Христово на небесах) Дух Святый прелагает «хлеб и вино» предложения, срастворяя их «водою народа Божия», чтобы Невеста Агнца соучаствовала в Архиерейском служении Господа Иисуса Христа как мужа, как «Адама». Дух Святый, исходящий от Отца как Единого Источника Ипостасей, от Отца восприемлет Славу Тела Христова в элементе «Евы», прелагает «хлеб и вино» в это Тело, в которое входят чрез метанойю со-умертвия, со-погребения Господу Иисусу Христу крещаемые.

 

Если нет «воды народа Божия», то евхаристическое причастие состояться не может, хотя Тело неизменно пребывает на небесах. Посему: если «умерли и воскресли» во Христе, ТО... если же срастворяемой «воды» нет, ТО... надо проходить покаяние, – о чем св. Симеон Новый Богослов не устает повторять. Догматические определения истины факта усыновления, истины описания факта усыновления во Христе, ипостасно взявшем человеческую природу, ипостасно ее прославившем как «новый Адам-в-успении-для-Евы-как-Тела-Его», ипостасно вознесшем Прославленное Тело к Отцу, чтобы Тот передал природу Невесты нисходящему Духу Святому, – догматические определения делаются жизненно важными, когда причастник Святой Церкви обретает по-именный опыт, который должен быть осознан в соборном опыте святых Церкви.

 

Христианский святой никогда не сможет сказать в пределах догматики «Я – Бог», но всегда: «раб Божий», – хотя он через молитвенное делание обретает полноту мистического единения в Свете, но скажет: «Я – бог по благодати, нераздельный, неизменный, неслитный, неразлучный с Богом Живым и Триипостасным, я обладаю всей полнотой благодати, единосущей всем членам Тела Славы Церкви; ибо я есмь образ и подобие Божие, образ и подобие Святой Троицы, Триипостасной и единосущной, Троицы, где Каждая Ипостась есть всецело Бог в тождестве-различии Лиц и Природы; так как каждый эмпирический человек есть всецело человек, обладающий всей полнотой человечества, но различный от других человеков по лицу, как в Святой Троице Каждое Лицо есть Всецело Бог, обладающий всей полнотой Божества, так и ипостась Церкви обладает всей полнотою Церкви, единосущной всей Церкви, в тождестве-различии природы и лица».

 

Человек созерцания берет эталоном отсчета для осознания и «опытного вкушения» текст Писания и Предания. Он строит свое «иное» мышление в терминах священных текстов. Всякое осознание работает с какими-то терминами, с большей или меньшей последовательностью и оговоренностью терминологизации. Даже осознание «сплетен» и «пересудов» свершается в профанизированных и никак всерьез не определенных «терминах пересудов». В пределах более последовательного осознания мира и себя-в-мире строится терминология философских школ. Важно отметить, что «некая» текстовая терминология принимается как начало отсчета. Философы могут быть аристотеликами, платониками, неоплатониками, кантианцами и неокантианцами, феноменологами, приверженцами одной из шести систем Индии и пр. и пр.

 

Религиозная и культовая практика разных народов также центрируется вокруг корпуса (канона) священных текстов, в терминах которых осознается и опыт. Неучет этого приводит к печальным последствиям, ибо иные тексты и иная практика осмысляются и описываются исходя не из языка исследуемого объекта, а из собственного языка того, кто исследует объект. Св. Иоанн Лествичник напишет в «Лестнице» 30, 21:

 

Авва Талассий напишет в своих главах 3, 28:

 

Догматические определения есть трансляция опыта, иконопись в словах, опыта обожения членов Церкви во встрече с Богом Живым в Его Нетварном Свете. Диагностически можно реконструировать и предсказать «типологию» ересей в двух нюансах, стремящихся двояко преодолеть антиномии «природа-лицо» и «природа-энергия». Возможно: или а) одностороннее «отождествление», или б) одностороннее «рассечение».

 

В случае «а» Лица будут смываться и осознаваться лишь модусами безличной «сущности»; в случае «б» будут рассекаться Лица в единстве в тенденции к трехбожнической ереси. В экклезиологии это дает или «а») папство, или б) дробленность «сект». Савеллий, не имеющий опыта обожения, рационально отождествлял (сливал) Сущность с Лицами. Савеллианство в принципе имеет тенденцию уничтожения ипостасности, единичности лица-имени при тождестве природы. Поскольку Писание открывает, что человек есть образ и подобие Божие, то вмещение учения о Троице не может представлять «праздного» интереса. Латинская экзегеза, определившая и «профаническое» миросозерцание Запада с его идеями эволюционизма в науке и «борьбе видов», наиболее явно вскрывает савеллианство в экклезиологии «папства». Эволюционизм как некое профанное савеллианство уничтожает свободу и единичность личности, приводит к отрицанию неповторимости личности, с одной стороны, и к расизму с его генетической детерминацией, с другой. Законы «природы» даже в профанном смысле делаются мессианскими законами, а поскольку они, отрицая свободу и единичность личности, делаются и необходимостями, то национализм, шовинизм, расизм или классовость выявляется в новых мифологемах.

 

Единичность, неповторимость, бесценность ипостаси в тождестве-различии «природа-лицо» не вмещается из-за отсутствия опыта освобождения в Господе Иисусе Христе и Святом Духе. Человек Церкви как член Истины, как член –  ритм-рифма – Текста Истины, как член Тела Христова, единичный и несводимый ни к какому иному члену в эволюции, не вмещается. Единичность не может быть профанически оценена, она бес-ценна, ибо не имеет цены, не может быть уложена в «прейскурант».

 

Личность не может быть превращена в толпу. Эволюционные идеи порождены савеллианством, противостоять им в науке должны идеи прерывистости и дискретности, а значит и единичности, неповторимости, в таинственной антиномии «множественная единица» как Церковь. Ибо Церковь есть образ и подобие Божие. Три Лица Святой Троицы не подлежат пересчету, ибо Троица и есть Единица. Каждое Лицо Троицы единично и не является эволюцией Другого Лица или безличной Сущности. По образу Троицы в Ее Апофатике и человек есть апофатическая антиномия тождества-различия «природа-лицо».

 

О неопределимости человека писал уже Василий Великий Евномию. Как возможно общение? В диалогической любви! Любовь выступает как основополагающий принцип теории познания, ибо два таинственных субъекта предстоят друг другу в познании, а не субъект и объект. Чрез жизненное прикосновение к догматике Заповеди Бога Живого Иисуса Христа принимаются не как «авторитет», но как «истина». На каждом шагу вхождения в догматику Божественная Простота Нагорной Проповеди вмещается не как «авторитет» Писания, но как «истина».

 

И если мы в обычной жизни принимаем, что каждый человек, хотя и подобный всем, неповторим как личность, то мы приближаемся к пониманию именно догматического учения о Святой Троице, где Три Лица при Единой Природе составляют Тайну Триединого Бога, к пониманию Церкви, которая в своем тождестве-различии «природа-лицо» составляет тайну образа и подобия Божия, – Невесты Агнца. Я сказал, что догматическое свидетельство осознается как Истина о Боге Живом при осознавании собственного мистико-аскетического опыта созерцания Света. Основной принцип догматики «тождество-различие», то есть антиномия, должен быть вмещаем на всех уровнях, ибо рассудочная односторонность приводит к ереси (об этом чудесно писал о. Павел Флоренский в «Столпе»). При осознании догматики как свидетельства об опыте единения догматические истины вмещаются как внутренне ценные, как свидетельства в «себе самом» по слову Иоанна Богослова: «Верующий в Сына Божия имеет свидетельство в себе самом», – скажем, «споры» Паламы с Варлаамом были нестроениями человека, обретшего единение с Богом Живым в Его Энергии Света (св. Палама) и осознающего уже обретенный опыт, с человеком, опыта единения не имеющим, а потому рассудочно рассуждающим о возможности или невозможности этого опыта. Для обоженного есть факт-опыт и этот опыт должен быть догматически осмыслен, для не имеющего опыта ставится под рациональные закономерности осмысление возможности обретения опыта.

 

В первом случае дело идет о жизни, во втором – о понятийном аппарате рассудочного мышления. Обретя единение в Свете, человек вмещает закон антиномии «тождество-различие» как Истину. Он созерцает Свет и пребывает в Свете, –  поэтому осознать, «что есть Свет», предельно важно: Свет есть Энергия «тождественно-различная» Природе БОГА ЖИВОГО. Созерцатель, вкушающий Свет, пребывает в Свете как бог по благодати, но не Бог по Природе. «Тождество-различие» Природы и Лиц дает возможность по образу и подобию осознавать, что ипостасный опыт члена Света, члена Церкви будет и единичным, и тождественным всем святым.

 

Именно «тождество-различие» Триадологического догматического учения помогает осознать собственный опыт не как «исключительный» в дурном смысле, а как ипостасно-неповторимый, но и тождественный опыту всех святых. Священное Предание всегда будет адекватным свидетельством об истине освобождения во Христе, в Сыне, в Котором чрез Духа Святого все имеют доступ к Отцу как Источнику Ипостасного Существования и по Природе и по Энергии, будет свидетельством о рождении не от хотения мужа, не от хотения плоти, но от Бога как Отца в Его Славе. Триадология учит также вмещать о неслиянности членов Церкви, о не монархианстве их, ибо все члены Церкви, священнореальные причастники Телу Христа в Духе Святом, являются равными, тождественными по природе и не счисляемыми, по лицу не сравнимыми, абсолютно тождественными и абсолютно же различными по образу Троицы: Отец не Сын и не Дух Святой; Сын не Отец и не Дух Святой; Дух Святой не Отец и не Сын.

 

При явном апофатизме этих свидетельств несомненно абсолютное, несчисляемое различие Отца и Сына и Духа Святого по Ипостасям при тождестве Единосущной Природы, –  Триединого Таинственного Бога Живого. Ибо односторонность в попытке «снять» антиномию немедленно несет угрозу или Трибожничества или Безличной Сущности! Но именного рассудочное снятие и рассудочное обоснование категорически не может быть применено к догматическим свидетельствам. Рассудочное вмещение обязательно приводит или к Трехбожию или к Безличной Сущности, –  поэтому догмат сам себя противопоставляет как опыт иного существования рассудочному вмещению или рассудочному описанию. Догмат не предлагает себя понять «просто так», нет, он кричит, что это невозможно и ложно, ибо приведет к Трехбожию или к Безличной Сущности, тогда как он есть свидетельство откровения о Триедином Боге Живом, где ни Лица, ни сущность не вмещаются односторонне, но всегда «вместе».

 

Но все сказанное отнюдь не отрицает возможности и необходимости использования догматических определений как эталона отсчета в разрешении построений! Догматические определения, взятые за эталон отсчета, могут служить и способом к увещеванию всех тех, кто привносит нестроения в жизнь Церкви. И в этом случае догмат будет вмещаться как Истина для разрешения внутренних дел Церкви, Ее нестроений, связанных с недостаточностью человеческих усилий в реализации благодати. Что имеется в виду конкретно? Скажем, если и трудно показать достаточно убедительно триадологическое савеллианство в латинском учении об «Исхождении Духа Святого от Сына», где Дух Святой «именуется» в этот раз Сущностью, единой Отцу и Сыну, то в экклезиологическом савеллианстве «папства» это заблуждение столь явно в своем цветении, что его просто трудно не заметить.

 

«Безличная» сущность Церкви, восходящая, видимо, к плохо вмещаемой Христологии (где человеческая Природа Христа не имеет Человеческого Лица), ибо не вмещается кровь из ребра как Евхаристическая Природа «евства» Церкви и не вмещается Пятидесятница как ипостасное и поименное пребывание в Евхаристическом Теле Невесты Агнца тождественно-различно природе Церкви, – «безличная» сущность Церкви, говорю, пребывает в Римской «кафедре», в экклезиологическом монархианстве возводимой к Петру Апостолу.

 

Спасаются у латинян в «папском» представительстве, а НЕ в Церкви Богом Живым, возрождающим крещеного водою в смерть Христа и в Его Евхаристическом Теле Духом Святым, исходящим от Отца как Единого Источника Ипостасей по Природе, Сына и Духа, и по энергиям, по благодати – соотносимым с сущностью, Отцом источаемой Сыну и Духу – чад Божиих, единосущных Христу по человечеству Его в изъятии Евы на Голгофе и ипостасных в Духе Святом, как от Отца Исходящем, и от Отца как Единого Источника Ипостасей, – во Славе ипостасность в имени дарующем. Службы Великой Субботы, особенно Утреня, проникнуты этой тайной Успения Нового Адама и ребропрободения Его для Новой Евы, как природы, единосущно преподаваемой в таинстве Евхаристии для ипостасного вмещения и возрождения в Духе в Пятидесятнице, – поименного возрождения членов Церкви.

 

Приведу хотя бы одну песнь:

 

После причастия, которое всем едино, апостолам было сказано ждать Пятидесятницы, крещения Духом Святым, возрождения от Отца по ипостасям благодати, обетования Отца, которое преподает Дух Святый поименно.

 

  

Рождение свыше по умертвии ветхого человека в подобии смерти Господа   совершается в «крови» нового Адама Духом Святым, – чрез Тело Сына в Его Невестинском элементе Духом Святым возводимый к Отцу как Единому Источнику Ипостасей по Природе и по Энергиям, – рожденный свыше знает Бога как Отца. Рожденный от Духа имеет по слову Спасителя Никодиму два «онтологических» признака: а) он зрит Царствие Небесное, то есть имеет благодать богопознания (напоминаю здесь еще раз о понимании термина Писания «Царствие Божие» святыми отцами как богопознания в Духе Святом!), богопознание же реально возможно в обоженном состоянии дотварных и вне^гварных Энергий, состоянии, дающем вмещение антиномичности догматических определений как истинных, и б) он слышит голос Духа Святого, как бы от несущегося сильного ветра, Духа Святого, который дышит, где хочет, и не знаешь, откуда приходит и куда уходит! Этот великий онтологический признак и есть апофатика как обожение.

 

Ибо чрез молчание и покой в созерцании Света, когда уже все молитвенное свершено и не молитвою молится ум (св. Исаак Сирин), чрез молчание и покой исихии наступает пресечение всякого восприятия, даже и восприятия созерцания Света, и наступает полное великое незнание апофатики, сопряженное с молитвой. И вот часто в этом состоянии незнания по возвращении к восприятию слышится голос Духа Святого, как бы от несущегося сильного ветра, голос Духа Святого, озаряющего светом и молнийностью Созерцателя. Об этой ступени пишет св. Григорий Синаит как о ступени совершенных, и эта ступень соотносится с «восьмым» созерцанием Синаита, созерцанием Царствия Небесного.

 

...Я хочу остановиться, отметив про себя следующее положение: анализ догматического учения, его жизненно-практической важности, выводов, которые должны быть делаемы следующими определенными догматическими положениями, заставляет говорить о недостаточности следования в практике жизни святым положениям догматики. Я не думал и не думаю никого «обличать»... я анализирую положения святого Симеона с точки отсчета «сухого» языка догматики, и вижу, что его священный темперамент человека Божия находится в полном соотнесении с догматическим учением. Православная Церковь обладает истинным учением, но, кажется, она хранит его (учение) для кого-то другого, сама в своей каждодневной практике не пользуя сокровищ Истины...

 

И дело здесь не только в проникновении латинских институционных представлений о Церкви как институте иерархического посвящения, а не как о Теле Христовом – святости, пребывающей в послании с Благой Вестью в мире, но в постоянном «экклезиологическом саввелианстве», допускающем возможность существования благодати без тождества-различия с поименным членом Церкви, что невозможно. Ибо по успении Христа для передачи Чаши Завета, Церковь явила себя как апостольская, то есть в тождестве-различии благодатной природы Славы Отца и именах святых апостолов – Святой Соборной Апостольской Церкви. Именно анализ учения, дающий ищущему уму ясность и осознанность исповедания, веры, которая не имеет отношения к «чувствам», но к созерцанию молчащим умом, усмиренным подвигом молитвы, дает возможность говорить о непоследовательности следующих учению в их каждодневной практике повседневной жизни. Латинское учение представляется неподлинным. Повседневная жизнь образует ряд, поэтому, конечно же, возможно всегда явление из ряда «вон выходящее», но таковое не подлежит анализу учения, а относится к прямым действиям Божиим, – учение должно быть гибким, чтобы услышать и подобное...

 

1) Поскольку статья эта дается в контексте сборника «Устремление к ясности» или «Напоминание о традиции или документирование некоторых размышлений о знамении Креста», то имеет смысл, вероятно, подчеркнуть сам термин «догматический» комментарий как внутрицерковный. К примеру, нельзя, скажем, сказать об индуисте, что он «хулит Духа Святого», ибо он изначально не оглашен Благой Вестью, не принял таинств и пр. и пр. Догматически Дух Святой употребляется предельно точно: никогда вне Отца и Сына! Если предыдущие параграфы к «философии ученичества» носят явно пред-огласительный характер, если на этом уровне возможно употребление Креста как Всеобщего Символа, то, скажем, в пределах данной статьи допустимо было бы говорить только о Святом Кресте Господа Иисуса.

 

Далее: кардинал Гумберт бросил на алтарь отлучение «грекам» как «пневматомахам» за то, что они «изменили» догматическое определение об «исхождении Духа Святого», но в пределах данной работы «догматические разногласия» будут осмысляться как потенциальная хула на Святого Духа, ибо хотя от «полноты сердца говорят уста», и «догматические уста», – все же здесь будет обращаться внимание на хулу на святых, которые в свой черед есть «уста Духа Святого». Святые же в контексте «64-го слова» святого Симеона благовествуются как «чада Божии», – реализм этого именования совсем уже забыт современниками, а потому забыт и смысл, откровенный, благовествующий смысл Евхаристии: вне-временное соучастие в Тайной Вечере Господа возможно лишь по выходе за все измерения пространства времени, то есть крещения, ибо, как говорил еще св. Киприан, Чаша Завета должна быть «срастворена водою народа Божия».

 

Рационально-протестантский подход к литургии и Евхаристии как вневременному центру ее, подход, отвечающий на вопрос «зачем?», не может получить ответа, ибо поставлен неверно: Литургия и Евхаристия, центрующая все служение, как жизненное функционирование Церкви, как самую Ее жизнь, отвечает на вопрос «о чем?», а не «зачем?» О ЧЕМ? О БЛАГОВЕСТИИ ЦАРСТВИЯ БОЖИЯ, пришедшего в Духе Святом и Евхаристии, о том, что, выйдя за пределы тварного в крещении, причастившись Телу Христа, члены этого Тела самоим своим членством служат Богу, приносят жертвы своими «телами», со-участвуя в единой жертве Первосвященника, соучаствуя в «элементе Евы», Жены Адама, обретающей само-существование в «ребропрободении» и пр. и пр. Евхаристия же, свершающаяся вот здесь и здесь, – это благовестие, миссия Церкви в мире, поступающей в мире сем, как «Он поступал».

 

Самоочевидный смысл Евхаристического Братства из-за отсутствия «воды народа Божия» все более и более притемняется. Когда же он ве «идеально», а «реально» лишь рассказывает в «символах» о событиях жизни Иисуса, есть, так сказать, «символическое евангелие», то возникает вопрос «зачем?»; зачем так нерационально, когда более рационально ознакомиться с этим же в «символах» текста Писания! Противостоит же двум тенденциям, а именно «протестантизма» и «католичества», свидетельство святых чад Божиих, которые наставляют: проходите покаяние не «символично», а «реалистично», ищите «воду» со-умертвия не «символично», а реалистично, чтобы, став «днесь» причастником Евхаристии, тем самым стать и благовестником, но... об этом-то и пойдет далее речь! Еще раз хочется указать следующее: здесь будет говориться о «догматическом универсуме», где «православие», «католичество», «протестантизм» берутся в своих предельных выражениях; фактически странствия Церкви во времени с Благой вестью всегда имеют эти три тенденции как своеобразную типологию...

 

2) Практически существует школьно-латинская традиция, говорящая о поставлении на служение в Церкви как о «посвящении», преображающем «природу посвящаемого». Епископ как «блюститель места» Предстоятеля в Евхаристическом собрании царей и священников народа Божия, епископ как иконное вспоминание о Главе Невесты как невесты Агнца-Адама, Евхаристически прославившего Отца в полноте своего человечества как «мужско-женского», противополагается вместе с пресвитерами народу Божьему как непосвященным. Эксплицитно осмысление поставления на предстоятельство в Евхаристическом собрании царей и священников народа Божия как «посвящения» в противовес «не-посвященным» профанам выражено в латинском свидетельстве; но не так явно подобным осмыслением омрачено самосознание и «православной» иерархии.

 

Ко времени благовестил св. Симеона Нового Богослова подобное самосознание было присуще и Византии, и святой обличал подобное осмысление. Иерархи совершают «требы» над «не-посвященными» – вот  к чему эмпирически пришла практика и Московского патриархата, где иерархи восприняли закон об отделении Церкви от государства только на свой счет. «Посвященные» иерархи причащаются святым тайнам Тела и Крови не в то «время», не тем «способом» и не в той «частоте», что и народ Божий, осмысляемый как «непосвященные». Невозможно сакрально со-участвовать в литургисании прославления Отца во Христе и Духе Святом в элементе «Евы», не причащаясь... «Посвященные» иерархи приемлют святыню в руки, причащаются за каждой литургией, а «непосвященным» профанам святыня подается на лжице, и не в каждую литургию. Кроме того, время причастия народа совпадает по тайноводческому толкованию Литургии святыми не с моментом, соотносимым с установлением Евхаристии (хотя священники в алтаре причащаются именно в это «время»), но с явлением Воскресшего Спасителя...

 

Епископ как икона блюстителя места 5, которое еще «пусто», может иконно вмещаться как Глава Церкви, как Невесты Агнца в элементе ее собственной Главы, ибо Иисус – Адам, Глава Церкви, как Глава Муж для Жены. Жена имеет свою «голову». Епикоп со-служит в председательстве Евхаристического собрания в подобие предстоятельства апостола Петра, как иконно возглавившего место «блюстителя места», – в этом «топологическом» смысле епископы в Церкви являются преемниками апостолов, в этом смысле они все преемники Петра, и в их числе и римский епископ... Но только в этом смысле иконы Церкви: Евхаристическое собрание царей и священников Бога Вышнего во главе с «пустым местом», которое иконно блюдется и которое будет реально занято тем, кто обретет «почесть вышнего звания» во Христе и Святом Духе в конце времен, когда будет установлено Царство Израиля... И этот срок знает только Отец, который чрез Духа Святого дает в евском элементе Тела Христова новое имя тем, кто собран реально в Евхарическом собрании.

 

3) Литургическое слово Божие отнюдь не противопоставительно «эллинскому ритуализму», как то считалось протестантской наукой, но о чем (ср. прот. А. Шмеман «Введение в литургическое богословие») сейчас уже трудно говорить всерьез, ибо все яснее становится связь Нового Завета как «текста» с литургикой иудейской и иудеохристианской, Слово Божие, говорю, свидетельствует, что Иисус Христос провозгласил «евангелие» Царствия.

 

Евхаристическое собеседование у Луки благовествует о завещанном царстве, – эти свидетельства укрепляют и показуют адекватность Первосвященнического Посвящения для «знания» Бога и посланного Христа обретаемому «знаку» царствия Божия, «имени» Царствия как залога, как природы Церкви в элементе Евы во Святом Духе. Апостолы были наставляемы «сорок дней» по Пасхе-Исходе о Царстве, как «прообразовательно сорок лет» был водим Ветхий Израиль Моисеем по Исходе из Египта, чтобы на Пятидесятницу, совпадающую с великим «праздником Торы» (обретением Завета на Синае о Царстве!), явить свидетельство завета о Царстве во Христе. Как Иисус Христос (ср. Ин. 7) в великий день праздника Кущей, когда священнодействовалась в Храме «вода», возгласил, чтобы шли пить «воду живую» из Него, так и Его свидетели в праздник Торы свидетельствовали о «напоенности», – Новый Завет о Царстве в Крови Иисуса Христа был «открыт». Апостол Петр как «икона» Церкви возглавил епископальную «трапезу Господню», праздничную невечернюю трапезу Царства, блюдя в Евхаристическом собрании место сидения – «престол».

 

 

Это служение епископа в Церкви, в «трапезе Господней», но не вне Ее, куда допускаются через «воду покаяния», будет свершаться до конца «евхаристического времени», времени Царства, а не «времени века сего», когда Отец явит тайну Благословенного имени Царства Своего во всем царственном реализме Свершения; будет свершаться в «иконе» Невесты Агнца. В христианском свидетельстве празднуется исполнение, эсхатология «закона Торы», празднуется «трапеза Господа» во Святом Духе как невечерний светлый праздник обручения Невесты Агнца, именно Агнца... празднуется исполнение Завета о Царстве Ягве, но еще не само ЦАРСТВО, которое в имени будет явлено в конце «всех времен». Путать не следует: Новый Завет о Царстве, но еще не «новое Царство», празднуется Пятидесятница после Пасхи - Исхода и Кущей - Вознесения...

 

Новый Завет – это Завет о Царственном Священстве народа Божия в «трапезе Господней», то есть во Христе, –  почему и Иерусалимский Храм разрушается, но синагогальное служение ожидания Царствия оставляется, –  ибо Иисус Христос не «отменил» Завета о Царстве Ягве, не нарушил Закона и Пророков, но исполнил, открыл, эсхатологизировал «прообразность» –  нисхождение Духа Святого по Вознесении Воскресшего «исполняет» «симха Тора», исполняет праздник Торы как праздник Синайского завета и закона о царстве. В христианском культе как «иудео-христианском» нераздельно различается и неслиянно соединяется «синаксис» пред-ожидания Царства и «евхаристия» Завета О ЦАРСТВЕ как свершенном во Христе, в Его Теле и Его Крови. Здесь невозможно не заметить радикальное различие «культа третьего глаза» как языческой мистерии и культа «Благовестил» как библейского свидетельства. Культ «третьего глаза» осмысляется как ПУТЬ, где ступени «освящения» в тех или иных символах описаны, вершина же ПУТИ безмолвна, неописуема. Культ «Благовестия» не имеет никаких «ступеней», Бог Сам избирает Своего свидетеля, который не умолкает, а благовествует, свидетельствует о Завете Царства. «Иисусова молитва» даже по «технике» не есть медитация над тем или иным символом как «ступенью», что свойственно культу «третьего глаза», но библейская молитва к Богу, который Сам может сделать просящего по вере «свидетелем» и т.д. Сравнения «исихазма» и «буддийской йоги» не очень корректны по сказанному выше.

 

4) Имеет смысл, вероятно, профилактировать возможность психологического восприятия некоей «предопределенности» в этом элементе. Литургическое слово Божие свидетельствует:

 

 

Очищение сердца свершается реализмом таинств и «Иисусовой молитвой» по свидетельству сынов Божиих, святых Царствия. Ибо «Иисусова молитва» есть исповедание Иисуса Христа Господом и моление Ему и Ему одному во Святом Духе. Предочищение покаянием не исключает избранничества Богом своего свидетеля как основы иудео-христианского культа Благовестия. Хула на святых Божиих, как чад Божиих, как святых Царствия, есть хула на Святого Духа, ибо никто не может узреть и войти в Царствие  Божие, если не возродится от «воды и Духа». «Вода» – это делание, покаяние, делание очищения сердец, из которых исходят страсти и венец их «богохульство». Но одна «вода» не дает свидетеля Царствия, не дает рожденность от Бога, сие свершается Духом Святым как избрание.

 

Выявляемые уже в Византии ко времени свидетельства сына Божия во Христе, свидетеля Царствия во Святом Духе святого Симеона Нового Богослова, хуления «исихастской» практики выльются в догматические споры времен св. Григория Паламы и будут длиться поныне, последний раз четко фиксируемые в свидетельствах старца Паисия (Величковского). Святой Симеон Новый Богослов был и «богословом богослужения», ибо это им сказано со всей определенностью, что причастие св. тайнам реально вводит в невечерний «день Господень», в «трапезу Господню» завета о царствии. Св. Серафим скажет, что цель христианской жизни в «стяжании Духа Святого Божия», как соучастие в напоенности «трапезой Господней» как праздником свершения Завета о Царстве, праздником «Торы».

 

И если в дальнейшем будет в работе «разворачиваться» последование плодов несвершения покаяния «водой», то и здесь не следует видеть «предопределенности», но лишь последовательность произрастания худых плодов на худом дереве. Рефрен свидетельства святых Царствия об эмпирическом положении дел: нет «воды» покаяния! Рефрен свидетельства святых Царствия о ЦАРСТВЕ: возрожденность от Духа Святого, освящающего «воду» волевого очищения сердца в делании заповедей и молитвы. Для удобства это делание очищения может быть типологизировано на «ступени», но нет никаких ступеней в чаде Божием, рожденном от Духа Святого, но есть «функциональное» приятие поименно того или иного служения в завете Царства, в Церкви от Духа Святого ЛИЧНО.

 

5) Некоторым негативным ферментом, подтверждающим не-реализм таинства причастия, является свидетельство экзистенциального философствования об «отчужденности» человека. Тогда как «единомыслием исповемы» в причастии Телу и Крови Христа не может дать «отчуждения» и не-познания Бога-Любви...

 

Ученики Христа, реально приявшие таинство крещения и таинство миропомазания, чтобы со-участвовать в Евхаристии, как ЕДИНОМ ТЕЛЕ безгрешной человеческой природы, не могут не пребывать в любви; невозможно говорить об «отчуждении» в сакральном пространстве Церкви – Тела Христова. Нужно ли свидетельствовать, что пребывающие в «отчуждении», вне-любви, пребывают вне Церкви!

 

6) Это Благовестие следует вновь и вновь утверждать, ибо «израильтяне» - первоапостолы во всем священном реализме предстояния перед Ягве Израиля осознали свершение на них обетования, данного Аврааму, обновленного в Иакове-Израиле, обновленного в Законе и Ковчеге Завета, данных через Моисея. Во Христе созерцали «израильтяне»-апостолы, плоть от плоти Израиля, Славу Единородного от Отца; во Христе «израильтяне»-апостолы, плоть от плоти Авраама, обрезанные обрели власть чад Божиих, вошли во «святая святых», осознали ковчег Завета как Евхаристическое собрание с епископом, блюстителем места, между крылами херувимов над «крышкой гроба», вошли, пребывают во святая святых навсегда, – со-прославляя Бога и Отца в Церкви, как Невесте, со-служа Первосвященнику Иисусу Христу как Жениху. Это они, израильтяне, ставшие служителями и свидетелями Слова, изгонялись из синагог. Интеллигентам XX столетия трудно вместить священную архаику «страха Божия». «Да, да» – «Нет, нет»! Стоял и доныне стоит перед иудеями вопрос, который не может быть разрешен в «порядке обмена мнениями». ИЛИ: Иисус Христос есть Господь Бог Вседержитель, Жених Церкви, Сын Человеческий и Сын Божий, Адам, в успении отделяющий «природу Евы» для именования от Бога, ИЛИ: это незаконнорожденный сын Марии. «Израильтяне»-апостолы, израильтянка святая Мария БОГОРОДИЦА, мучительно, в страхе и трепете неслыханного, чрез кровь, Голгофу, соблазны и покаяния, приняли в себя свидетельство Христа в Евхаристии и Духе Святом, – это Израиль, это – Авраамиты.