Государственная Дума о свободе совести

ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДУМА О СВОБОДЕ СОВЕСТИ,

Борьба вокруг деятельности вероисповедной комиссии

27 мая на имя председателя Государственной Думы поступило заявление 32 депутатов-крестьян с предложением, ввиду несоответствующего интересам православной веры направления вероисповедной комиссии, доизбрать в состав последней еще троих, а в комиссию по делам Православной Церкви — двоих крестьян православного исповедания 2. Такое изменение состава вероисповедной комиссии могло бы позволить епископу Евлогию быть переизбранным в председатели и получить в комиссии небольшое, но устойчивое большинство. Однако предложение о доизбрании было отвергнуто Думой.

1 Полоцкие епархиальные ведомости. 15.VII.1908.

2 Государственная Дума 3-го созыва. Стенографические отчеты. Сессия 1 СПб., 1909.

«Волнение из-за предложения правых было настолько сильно, — рассказывал корреспондент газеты констатуционно-демократической партии «Русь», — что отдельные депутаты центра и оппозиции усиленно приглашали всех находившихся в кулуарах идти немедленно в 1пл заседаний, дабы не опоздать к баллотировке» 1;

При голосовании в вероисповедной комиссии 31 мая против кандидатуры епископа Евлогия высказалось большинство 2 голосок. Новый председатель комиссии — октябрист П. В. Каменский, почетный мировой судья, избранный от Екатеринбургского округи, по характеристике «Церковных ведомостей», принадлежал к гик называемому левому центру, т. е. тяготел к кадетам, и, как отмечает Липранди, в одной из своих речей много говорил о значении Римской Церкви в истории европейской цивилизации2.

Св. Синод пытался оказать влияние на ход рассмотрения в Думе законопроекта об отношении государства к различным вероисповеданиям 3.

1 Русь. 31.V. 1908.

2Прибавление к Церковным ведомостям. VI.1908. С. 14.

3Иорданский Н. Свобода совести // Современный мир. 1909. №6. Отд. 2. 128—140 (о прениях в Думе по вероисповедному вопросу и реакция общественности).

13 марта в Училищном Совете состоялось собрание думских священников, где перед ними выступили официальные представители Синода Исполлатов и Яцкевич, епархиальные миссионеры — киевский Потемкин и московский Айвазов, редактор «Миссионерского обозрения» В. М. Скворцов и его помощник Гришкин. Яцкевич в своем выступлении доказывал, что министерский законопроект об отношении государства к различным вероисповеданиям и о свободе совести является нарушением основных законов империи, поскольку Манифест 17 октября 1905 г., касаясь лишь гражданских свобод, указа 17 апреля вовсе не затрагивает, и потому нет оснований гражданскую свободу распространять на церковные дела. Самый же законопроект, по словам Яцкевича, не более, как наследие революционной Думы, и что свободы проповеди для своей веры добиваются главным образом католики и магометане.

Миссионер Айвазов также доказывал, что министерский законопроект отнимает у Православной Церкви то, что она имеет по основным законам, и что поэтому вероисповедная комиссия должна отказаться его рассматривать 1.

Вероисповедная комиссия, в особенности после ухода епископа Евлогия с поста председателя, подверглась резкой критике в церковной печати. «Неужто это в самом деле допустимо, — писал Липранди, — чтобы вопросы православной веры и Церкви решались князьями инославия и иноверия в образе польских ксендзов, лютеранских пасторов, татарских мулл и еврейских раввинов?» «Думские комиссии, — пишет он далее, — церковная и, особенно, вероисповедная, изображая из себя какие-то Синодики, тщатся взять в свои руки не только управление, но и распоряжение внутренними делами Православной Церкви»2.

1Полоцкие епархиальные ведомости. V.1908. С. 15—19. 2Прибавление к Церковным ведомостям. VI. 1908.

В итоговом обзоре в конце 1-й сессии Думы «Церковные ведомости» описывали деятельность вероисповедной комиссии следующим образом:

«18 июня была отмена еще ряда статей, ограждавших православных от натиска со стороны инославия и иноверия, ересей и раскола. Отменены ст. 42 и 59 Устава о предупреждении и пресечении преступлений и 801 ст. Общего учреждения губерний. Статьи эти запрещают публичные проповеди и демонстрирование ереси и раскола и обязывают полицию преследовать лиц, совращающих православных к оставлению своей веры и переходу в другие веры. Вышеозначенные статьи вполне может заменить ст. 507 Уголовного уложения, проектируемая в такой редакции: «Виновный в том, что в делах веры посредством насилия над личностью или наказуемой угрозы, или злоупотреблением родительской, опекунской или иной власти принудил кого-либо выполнить или допустить что-либо нарушающее право или обязанность принуждением, — наказывается заключением в тюрьму». При обсуждении министерского законопроекта о свободе пропаганды было сообщено определение Св. Синода. Комиссия признала желательным ограждение Православной Церкви и православного духовенства от глумлений и оскорблений, но признала нежелательность и невозможность «стеснения мысли и права критики» глумителей и оскорбителей, специализировавшихся в нападках на Православную Церковь и духовенство и решила предоставить полную свободу этим нападениям. Еще одно «действо» вероисповедных «освободителей». Они отменили статьи закона, воспрещающего описывать и продавать святые иконы за долги... Какие еще искушения совести ждут еще дальше православно-русский народ? Ведь по еще только цветочки...» '.

Миссионерский съезд в Киеве

С 28 июня по 15 октября 1908 г. был перерыв между первой и второй сессиями III Государственной Думы. В этот период состоялся IV Всероссийский миссионерский съезд в Киеве. По составу участников (митрополиты — Петербургский, Киевский и Московский, свыше 40 епископов, обер-прокурор Св. Синода и до 600 мирян и белого духовенства), съезд представлял собой подобие церковного собора в том виде, как он намечался Предсоборным Присутствием. Приглашенным на съезд раздавались билеты трех цветов: белые — имевшим право участвовать во всех работах съезда, синие — для привлекаемых к работе в комиссиях в качестве сведующих лиц, без права голоса на общем собрании, и красные — для гостей, которые могли присутствовать на открытых заседаниях съезда, не принимая участия в его трудах.

Отбор приглашенных был строгим, даже из профессоров Киевской духовной академии всего лишь несколько человек удостоились этой чести2. Попытки старообрядцев добиться хотя бы красного билета для бывшего архимандрита Михаила [Семенова], сделавшегося старообрядческим епископом, встретила категорический отказ3. Из представителей прессы решением Синода были допущены только корреспонденты «Колокола», «Киевлянина» и «Церковных ведомостей». В числе мирян, получивших отказ присутствовать на съезде, оказался известный специалист по «приходскому вопросу» А. А. Папков.

1Прибавление к Церковным ведомостям, VI. 1908 2Церковный вестник. 1908.

3Церковь. 20.VII. 1908. См. также: Ларский И. На родине. Миссионерский съезд // Современный мир. 1908. № 9. Отд. 2. С. 46—60.

В программу съезда, помимо собственно миссионерских тем, митрополитом Флавианом [Городецким] были включены вопросы об отношении к новой вероисповедной политике государства и законопроектам Министерства внутренних дел о свободе совести 1 . Одновременно с миссионерским съездом в Киеве проходил Всероссийский съезд монархистов под председательством Дубровина. Виднейший из деятелей этого съезда протоиерей Восторгов на Миссионерском съезде выступал с основными докладами по церковно-политическим вопросам.

Миссионерский съезд открылся 12 июля речами митрополита Антония [Вадковского] и обер-прокурора Извольского.

На другой день обе эти речи подверглись резкой критике на съезде монархистов, открытом речью архиепископа Волынского Антония (Храповицкого). После речи Дубровина о средостении между русскими людьми и престолом в виде конституционной бюрократии и Государственной Думы говорилось о необходимости всем истинно русским людям сплотиться и выхлопотать право представлять от себя петиции государю. Восторгов обрушился на Государственную Думу, которую, по его словам, рано или поздно постигнет участь суздальских волхвов, прорицавших, что Днепр потечет вспять, и повешенных за это князем Олегом.

Разбору речей митрополита Антония и обер-прокурора на монархическом съезде было посвящено также выступление редактора «Киевлянина» Юзефовича. «Акт 17 апреля, — говорил он,— подлежит пересмотру и видоизменению, сообразно с потребностями и состоянием современного Православия... Следовало бы обратиться к Миссионерскому съезду с просьбой ходатайствовать об этом, но на миссионеров надежды мало» 2.

1 Pycb. I6.V.1908. 2 Слово. 17.VII. 1908.

Вокруг миссионерского съезда шла борьба, о которой в печать проникали глухие слухи. По свидетельству газеты к.-д. «Речь», выступление обер-прокурора с его ссылками на указ 17 апреля привело к обострению вопроса о веротерпимости среди иерархов, которые за кулисами съезда высказывались в том смысле, что указ 17 апреля был ошибкой и результатом измены гр. Витте. Буйное поведение и несдержанные высказывания Дубровина в кулуарах съезда привели к тому, что администрация Киева попросила его покинуть город. Под впечатлением первого заседания съезд некоторое время даже не мог собраться вторично и одно заседание за другим отменялись к изумлению непосвященных в происходившую борьбу рядовых членов съезда. «О том, что за этими кулисами происходило, — писала «Речь», — можно судить по тому, что |то.1п» видный член съезда, как Санкт-Петербургский митрополит Антоний не выдержал и после крестного хода уехал из Киева» 1

1 Речь. 17.VII.1908.

В принятых съездом тезисах Восторгова утверждалось, что указ 17 апреля «не заключает в себе принципиальных ограничений прав и преимуществ Православной Церкви и не низводит ее до уравнения с сектами, расколами и иноверием», но что в вероисповедных законопроектах Министерства внутренних дел, внесенных и Государственную Думу, в значительной степени умаляется значение Православной Церкви и в этом отношении имеется отступление от смысла указа 17 апреля (тезис I).

Далее Восторгов утверждал, что Православная Церковь и миссия «не могут ожидать от вероисповедных законов, утвержденных Государственной Думой и Государственным Советом, ни свободы, ни соблюдения интересов Церкви, ибо в составе этих учреждений могут быть равнодушные к православной вере иноверцы нехристиане». Поэтому «церковное, каноническое, принадлежавшее высшей верховной власти, законодательство не должно восходить на обсуждение Государственной Думы и Государственного Совета» (тезис VIII); для придания же ему государственного значения необходимо только утверждение верховной самодержавной власти (тезис IX). Тем же порядком должно проходить законодательство, изменяющее положение Православной Церкви, иноверия, инославия, сектантов и старообрядчества в государстве (тезис X). Поэтому необходимо, чтобы Синод возбудил ходатайство об изъятии из Государственной Думы вероисповедных законопроектов Министерства внутренних дел, пересмотра их на церковном соборе или в Синоде с последующим утверждением императора (тезис II).

Доклад предусматривал и направление, в котором должны пересматриваться вероисповедные законопроекты. Церковь отнюдь не мирится с отпадением людей, принадлежащих к ней хотя бы формально, и закон не должен брать их под свою защиту, ибо, санкционируя их вероотступничество, он узаконивает отпадение их потомства. Необходимо всеми законными способами ограждать людей слабых и легкомысленных от «лживых проповедников различных лжеучений, в большинстве случаев прикрывающих под знаменем веры враждебные России политические и социалистические замыслы и интриги» (тезис III). Православная миссия «должна быть направлена не только к угрожаемым, но и к правящим» (тезис V). «Быть же православным для правительства и поступать по-православному значит защищать законными мерами Православие, как истину, ограждать чад Православия от соблазна в вере, не давать торжествовать лжи, ограждая свойственными христианскому государству мерами». Восторгов подчеркнул, что защищаемые им положения в несколько иной редакции уже «признаны заслуживающими внимания» со стороны Русской монархической партии в Москве и Киевского монархического собрания 1.

С критикой докладов Восторгова, Айвазова, Скворцова и других представителей большинства выступили представители «оппозиции»: Боголюбов, Аггеев, Зыков и др. Характерно, что они протестовали против записи их речей, сделанной в протоколах 2 , придавшей их выступлениям тусклый и неубедительный характер.

Приветствуя указ 17 апреля и связанные с ним законопроекты внесенные в Государственную Думу и положившие начало отделению Церкви от государства, священник Петербургской епархии Аггеев упрекал Восторгова в том, что тот неблагоприятно отзывается об этом акте, «плачется о прежних порядках и унывает за будущее», отстаивает первенствующее и господствующее положена Церкви, основанное на полицейском вмешательстве, что «привело к религиозному одичанию» (в особенности среди петербургских рабочих), желает и «ищет, чтобы священник по-прежнему оставался жандармом» 3. — «Жандарм — почтенное звание», — прервал Аггеева с места протоиерей Восторгов 4.

1Прибавление к Церковным ведомостям. 20.IX. 1908. №38 «О занятиях IV Всероссийского миссионерского съезда в Киеве».

2Прибавление к Церковным ведомостям, И X. 1908. № 41.

3Там же.02.УШ.1908.№31.

4 Московский еженедельник. 1908. № 10. С, 34.

Консервативное направление полностью преобладало на съезде. «Сложилось два направления, — констатировал Восторгов, — дно чисто церковное, православное, святое; другое — мирское I обновленческое. Неправду и невежество последнего нужно запечатлеть» 1.

Выступивший на съезде за свободу вероисповеданий обер-прокурор Извольский вскоре был вынужден оставить свой пост, а представители церковной оппозиции — высказывать свои взгляды уже не в церковной, а главным образом — в гражданской печати.

2-я сессия Думы открылась 15 октября 1908 г. Вероисповедная комиссия заседала под председательством П. В. Каменского, товарищем председателя был член партии к.-д. В. А. Караулов, секретарем — барон Г. Ф. Розен, проявлявший в Думе исключительно большую активность.

Решения вероисповедной комиссии

В течение 2-й сессии вероисповедная комиссия передала в общее собрание Государственной Думы два из находившихся в ее рассмотрении законопроекта. Первый — о предоставлении Московскому евангелическо-лютеранскому генерал-суперинтенденту права ежегодно собирать консисториальный Синод — был принят комиссией в редакции министерства без особой полемики и представлен общему собранию в докладе П. В. Каменского 12 марта 1909 г. 2

1Прибавление к Церковным ведомостям. 11 .X. 1908.

2Государственная Дума 3-го созыва. Обзор деятельности комиссий и отделов. Сессия 2. СПб., 1909. С. 58—60. О деятельности комиссии —по этому источнику.

Второй законопроект — об изменении законоположений, касающихся перехода из одного исповедания в другое, был представлен общему собранию 10 апреля 1909 г. также в докладе П. В. Каменского после длительных и бурных споров в комиссии

После неудачи консервативных церковных деятелей изменить соотношение направлений в вероисповедной комиссии путем доизбрания новых членов от крестьян и потери епископом Евлогием поста председателя в комиссии образовалось реформистско-либеральное большинство, возглавляемое председателем П. В. Каменским, которому противостояло меньшинство, возглавляемое епископом Евлогием.

При обсуждении законопроекта большинство членов комиссии высказались за разрешение перехода из христианских исповеданий как в другие христианские, так и в нехристианские исповедания.

Доводы, высказанные в пользу такого решения, могут быть обобщены следующим образом:

1) отказ в узаконении перехода из христианства в нехристианское исповедание фактически приведет к нарушению свободы совести, провозглашенной в Манифесте 17 апреля 1905 г., т. к. человек, по убеждениям перешедшей в нехристианство, будет по закону считаться христианином и будет вынужден для совершения таинств и обрядов (брака, крещения, погребения), которые связаны с изменениями гражданского состояния, прибегать к содействию духовных лиц фактически оставленного им христианского исповедания;

2) отказ в узаконении переходов, при фактическом их допущении, непоследователен, т. к. подрывал бы уважение к закону, и нецелесообразен, т. к. исторический опыт западноевропейских христианств показал, что такое узаконение не принесло никакого ущерба и что случаи перехода в действительности крайне редки;

3) принудительная обязанность лиц, отрекшихся от христианства, юридически числиться в христианской Церкви, повлечет за собой только кощунственное отношение таких лиц к таинствам и обрядам Церкви, что с ее точки зрения является совершенно недопустимым; пребывание таких членов в Церкви будет разлагающе действовать на остальную паству, и потому желательно, чтобы они не числились в ней, а переписывались явным образом в члены принятого ими вероисповедания;

в частности, Православная Церковь, в силу правил Апостольских и Вселенских Соборов, не должна стремиться к тому, чтобы лица, перешедшие в нехристианство, числились ее членами; напротив, в этих правилах, как общее положение, установлено, что, кто отрекся от Христа, тот уже не член Церкви, и в церковных правилах нет ни одного такого, которое дозволяло бы не отлучать от Церкви отрекшихся от Христа; после же отлучения священник лишается права совершать для отлученного таинства и обряды своей Церкви и во всяком случае он к этому не обязан.

1Прибавление к Церковным ведомостям. 11 .X. 1908.

2Государственная Дума 3-го созыва. Обзор деятельности комиссий и отделов. Сессия 2. СПб., 1909. С. 58—60. О деятельности комиссии —по этому и

Доводы, высказанные в пользу такого решения, могут быть обобщены следующим образом:

1Прибавление к Церковным ведомостям. 11 .X. 1908.

Доводы, высказанные в пользу такого решения, могут быть обобщены следующим образом:

Меньшинство членов комиссии продолжало, однако, отстаивать взгляд, что русское государство, будучи христианским, могло бы допускать, во имя свободы совести, молчаливый уход из христианства, не налагая за это никакой кары, но не имеет оснований узаконивать этот уход; такое узаконение подействует угнетающим образом на истинно верующих христиан, нельзя все религии признать равными, и надо отдать преимущество христианской религии, являющейся основой государства.

В комиссии был также поднят вопрос о том, не следует ли узаконить вневероисповедное состояние, т. е. предоставить лицам, объявившим себя не принадлежащими к какой-либо религии, такие же гражданские права, как и лицам, входящим в допущенный государством религиозный союз. Наиболее либеральные члены комиссии указывали, что такое узаконение прежде всего выгодно для достоинства самой Церкви и для всякого вероучения — исключение неверующих членов избавит Церковь или религиозное общество от внутреннего разложения и даст возможность направить на таких лиц меры духовно-нравственного воздействия и вразумления. Сторонники этой точки зрения полагали, что чисто гражданская регистрация неверующих не составит особых затруднений, и что такая регистрация уже существует для некоторых старообрядческих и сектантских групп. Введение гражданской метрикации устранило бы неопределенное правовое положение отлученных от Церкви и избавило бы неверующих от необходимости прибегать для целей регистрации к кощунственному участию в непризнаваемых ими обрядах и таинствах Церкви.

Однако в этом вопросе большая часть комиссии высказалась в отрицательном смысле. Доводы приводились следующие: в западноевропейских государствах вневероисповедное состояние не существует, как особый институт; оно явилось следствием признания основного принципа свободы совести и долгого применения на практике этого принципа. У нас же, при массовой темноте и невежестве, узаконение вневероисповедного состояния может поколебать убеждение в греховности всякого преступления, убеждение, имеющее громадное сдерживающее значение. Потеря этого убеждения может надломить основы нравственности и породить противообщественную и противогосударственную идею, что человеческий произвол неограничен, что теперь все регулирующие его мотивы отменены. При этом указывалось, что узаконение вневероисповедного состояния может в России иметь некоторое значение лишь для небольшой части интеллигенции. Поэтому было признано более целесообразным, по примеру христианских западноевропейских государств, постепенно развить и укрепить основной принцип свободы совести и предоставить самой жизни выработать формы существования вневероисповедного состояния; при наличных же условиях законодательное признание такого состояния означало бы лишь формальный вывод отвлеченной логики, противоречащей логике жизни.

Противники узаконения вневероисповедного состояния утверждали также, что люди без религии вредны для Церкви и государства, что безверие и особенно воинствующий атеизм есть зло, которое государство не может ставить под защиту закона, что такое узаконение приведет к безрелигиозному воспитанию детей, тогда как такое религиозное воспитание есть одно из основных требований государства и, наконец, что при отсутствии у нас достаточно развитой практики гражданской метрикации и гражданского брака явится необходимость предварительного пересмотра не только гражданских, но и церковных законов, принятых в отдельных исповеданиях. Все эти причины делают узаконение вневероисповедного состояния преждевременным и на практике трудно осуществимым.

Обсуждение вероисповедного вопроса в III Государственной Думе

В своем окончательном варианте законопроекта вероисповедная комиссия значительно расширила предположения правительственного проекта, приняв следующие положения:

1) каждому лицу, достигшему 21 года, предоставляется право переходить во всякое вероисповедание или вероучение, принадлежность к которому не наказуема в уголовном порядке;

несовершеннолетним, достигшим установленного законом брачного возраста, предоставляется означенное право, но лишь с разрешения обоих родителей или опекунов над личностью несовершеннолетнего или попечителей, либо усыновителей, а при существовании одного родителя, опекуна, попечителя или усыновителя — с разрешения одного из сих лиц;

3) дети, не достигшие 14 лет, при переходе родителей или одною из них, оставшегося в живых, в другое вероисповедание или Вероучение, следуют вере родителей или родителя;

4) с переходом в установленном законом порядке в другое вероисповедание или вероучение прекращаются взаимные права и обязанности между Церковью или религиозным обществом, с одной стороны, и отпавшим от нее — с другой;

5) по соглашению с финансовой комиссией предположено также освободить от гербового сбора все заявления, прошения и другие бумаги по делам о переходе из одного вероисповедания или вероучения в другое;

6) переход из одного вероисповедания или вероучения в другое устанавливается (регистрируется) через 40 дней со дня подачи шявления переходящего в другое исповедание лица. Срок этот не применяется в случаях тяжелой болезни переходящего 1 .

1 Государственная Дума 3-го созыва. Обзор деятельности комиссий и отделов. Сессия 2. СПб., 1909. С. 60.

Осуждение вероисповедных вопросов имело исключительно большое значение в деятельности III Государственной Думы. Оно сопровождалось бурными столкновениями и привело к значительной перегруппировке партийного состава Думы. Часть октябристов (около 20 человек), недовольные решением своей фракции, ушли из «Союза 17 октября», примкнув к националистам или особой группе правых октябристов. Национальная группа (21 чел.), объединившись с фракцией умеренно-правых (76 чел.), образовала новую «русскую национальную фракцию» (к началу 3-й сессии 91 чел.), ставшую второй по численности партийной группой в Думе после октябристов, сохранивших к началу 3-й сессии в своем составе 123 чел. Фракции правых и к.-д. (приблизительно по 50 чел. каждая) в течение всей деятельности Думы сохраняли устойчивость своего состава.

Решение Думы по вопросу о переходе из одного вероисповедания в другое привело к разрушению единства октябристов и националистов, составлявших до этого прочное большинство Думы, и повлекло за собой дальнейшую неустойчивость законодательной деятельности Думы.

П. В. Каменский, доклад комиссии

Обсуждение законопроекта о переходе из одного исповедания в другое началось 22 мая 1909 г. докладом председателя вероисповедной комиссии П. В. Каменского 1.

1 Государственная Дума 3-го созыва. Стенографические отчеты. Сессия 2. Ч. IV. С. 1740—1753.

Обосновывая принцип свободы совести, докладчик совершил исторический экскурс, показывая, как первоначальная духовная свобода, свойственная раннему христианству, после превращения христианства в государственную религию стала сменяться идеей религиозной нетерпимости.

«Первые последователи Евангелия, — говорил докладчик, — держались взгляда, преподанного им апостолом Павлом: «Бог есть Дух, а где Дух Господень, там свобода»... держались того взгляда, что вера человека, его религиозное убеждение — есть его святое, неотъемлемое и неприкосновенное достояние. Первые христиане носили убеждение, что вера является свободной по слову Спасителя: «Дух дышит, где хочет, и голос Его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит». Далее докладчик говорит, что влияние этих взглядов отражалось и на языческом законодательстве, ссылаясь на законодательные памятники IV в., которые признают за каждым человеком право поклоняться тому Богу, к Которому влечет его совесть. Свобода совести в этих актах почиталась естественным правом человека.

Противопоставляя принципу христианской свободы идею религиозной нетерпимости, П. В. Каменский приводит из энциклики папы Григория XVI «Mirari vos» от 1832 г. такие непонятные для христиан слова: «Из зараженного источника индифферентизма вытекает ложный принцип или вернее безумная мысль, будто кому бы то ни было нужна свобода совести».

Принцип свободы, утверждал докладчик, совести был сформулирован Наполеоном I, который накануне своего коронования высказал мысль, что «власть закона кончается там, где начинается неограниченная область свободы совести». Также и Петр I начинает свой знаменитый Манифест 16 апреля 1702 г. словами: «Совести человеческой приневоливать не желаем» и в другом месте говорил: «Бог дал власть царям над народами, но Христос единый имеет власть над человеческой душой». Эта позиция веротерпимости и признания достоинства человека была выражена в царских указах 26 февраля 1903 г., 12 декабря 1904 г., 17 апреля 1905 г., 17 октября 1905 г. и в постановлениях Комитета Министров.

Далее докладчик изложил правительственный законопроект и проект, принятый большинством вероисповедной комиссией. Коренное различие двух проектов содержалось в изложении основного первого пункта. В правительственной редакции этот пункт звучал так:

«Каждому достигшему совершеннолетия лицу предоставляется переходить, без испрошения на то разрешения административной власти, из одной христианской религии, или христианского вероучения в другое, а из нехристианства и язычества в христианство и во всякое другое нехристианское или языческое вероучение».

Эта правительственная редакция была подвергнута в комиссии весьма существенной переработке, и статья приобрела следующий вид:

«Каждому лицу, достигшему 21 года, предоставляется право переходить во всякое вероисповедание или вероучение, принадлежность к коему не наказуема в уголовном порядке».

Таким образом, правительство признавало полную свободу перехода из одной веры в другую лишь за лицами, не принадлежащими к христианству; что же касается христиан, то их свобода выбора нового вероучения ограничивалась только пределами христианства. Между тем, вероисповедная комиссия допускала переход из одной веры в другую без всяких ограничений, уравняв перед законом все религии как христианские, так и нехристианские.

Вторым выступил председатель Совета Министров Столыпин 1 который отметил огромный интерес к вероисповедному во просу, который породил целую литературу, оживленно обсуждался в политических кругах и волновал не только лиц, связанных с вопросами веры, но и равнодушных к ней, видящих в том или ином разрешении этого вопроса знак общего направления внутренней политики.

1 Государственная Дума 3-го созыва. Стенографические отчеты. Сессия 3. Ч. IV. С. 1753—1763.

Столыпин, сформулировав основные идеи доклада Каменского, обвинил комиссию в слишком формальном, отвлеченно теоретическом подходе к вопросу.

«Комиссия, как я понял из слов докладчика, находит, во-первых, что раз переход из христианства в нехристианство не наказуем, то неузаконение такого перехода было бы актом недостойного государства лицемерия.

Во-вторых, комиссия находит, что было бы стеснительно для свободы совести лиц, отпавших в нехристианство, исполнять некоторые христианские таинства и обряды, необходимые в нашем гражданском обиходе, например, брак, крещение, погребение.

В-третьих, по мнению комиссии, само исполнение этих таинств и обрядов было бы не чем иным, как узаконенным кощунством.

Наконец, по мнению комиссии, сама Церковь должна отлучать от себя лиц, отрекшихся от Христа...

Мне кажется, что оспаривать эти принципы невозможно — они теоретично совершенно правильны. Но, господа, прямолинейная теоретичность ведет иногда к самым неожиданным последствиям, и сама думская комиссия не довела до конца этого принципа».

Далее Столыпин доказывает теоретическую необходимость признания вневероисповедного состояния, как естественное продолжение выводов комиссии, и резко возражает против этого:

«Неужели, господа, если в других странах, более нашей индифферентных в религиозных вопросах, теория свободы совести делает уступки народному духу, народным верованиям, народным традициям, — у нас, наш народный дух должен быть принесен в жертву сухой, непонятной народу теории? Неужели, господа, для того, чтобы дать нескольким десяткам лиц, уже безнаказанно отпавшим от христианства, почитаемым Церковью заблудшими, дать им возможность открыто порвать с Церковью, неужели для этого необходимо вписать в скрижали нашего законодательства начало, равнозначущее в глазах обывателей уравнению православных христиан с нехристианами? Неужели в нашем строго православном государстве отпадет один из главнейших признаков государства христианского? Народ наш усерден в вере и веротерпим, но веротерпимость не есть еще равнодушие».

Председатель Совета Министров закончил свою речь словами, обращенными к религиозному и национальному чувству думских делегатов:

«Вы все, господа, и верующие, и неверующие, бывали в нашей захолустной деревне, бывали в деревенской церкви. Вы видели, как истово молится наш русский народ, вы не могли не сознавать, что раздающиеся в церкви слова для этого молящегося люда — слова божественные. И народ, ищущий утешения в молитве, поймет, конечно, что за веру, за молитву каждого по своему обряду чакон не карает. Но тот же народ, господа, не уразумеет закона чисто вывесочного характера, который провозгласит, что Православие, христианство уравнивается с язычеством, еврейством, магометанством. Господа, наша задача не в том, чтобы приспособить Православие к отвлеченной теории свободы совести, а в том, чтобы зажечь светоч вероисповедной свободы совести в пределах нашего русского православного государства. Не отягощайте же, господа, наш законопроект чуждым, непонятным народу привеском. Помните, что вероисповедный закон будет действовать в русском государстве, и что утверждать его будет Русский Царь, который для с лишком ста миллионов людей был, есть и будет Царь Православный».

Третьим докладчиком по законопроекту выступил епископ Евлогий 1. Утверждая, что расширение ст. 1 правительственного законопроекта не имеет фактического значения для Церкви, т. к. переход из христианства в нехристианство может происходить лишь в виде редкого исключения, докладчик согласился с мнением Столыпина, что такое расширение имеет принципиальную важность для государства, т. к. «этим расширением вносится в наше законодательство идея равноправности, равноценности христианства и нехристианства, идея, в сущности, религиозного безразличия; умаляется., оскорбляется идея христианская, которая глубоко залегла в основу нашей жизни, нашего законодательства, всецело, насквозь проникнутого этой христианской идеей».

1.Государственная Дума 3-го созыва. Стенографические отчеты. Сессия 3. Ч. IV. С. 1765—1777.

Подчеркивая далее ненаказуемость перехода в нехристианское исповедание, епископ Евлогий соглашается с тем, что метрическая регистрация в этом случае действительно представляет «неудобство», однако столь «незначительное», что «ему нельзя противопоставлять обращенное к государству требование санкционировать или легализировать свободу перехода в нехристианские вероисповедания или даже полное отрицание всякой религии».

Далее докладчик говорит о том, что предусмотренное в проекте комиссии понижение допустимого возраста для перехода (с согласия родителей) с возраста совершеннолетия (21 год) до брачного возраста (16—18 лет) должно быть допущено только в случаях фактического вступления в брак, а также о том, что выраженное Св. Синодом пожелание установить 40-дневный срок для фактического перехода в другое исповедание, срок, в течение которого переходящий становится объектом пастырского увещания, в проекте комиссии превращено в 40-дневный срок регистрации этого перехода, тогда как сам переход может совершиться сколь угодно быстро.

Обосновывая необходимость обдуманности и неторопливости в таком важном жизненном шаге, как смена вероисповедания, епископ Евлогий излагает свой взгляд на события в Холмщине в 1905 г., когда за две-три недели в Католичество перешло около 150 000 человек.

«Знаете ли вы, господа, что все массовое обращение в Католичество нашего русского народа в Холмщине произошло в течение двух-трех недель после обнародования указа 17 апреля 1905 г. Тогда по всей Холмщине понесся боевой клич, что вот настала власть Польши, что русская власть и вообще Россия на краю своей полной гибели, что даже наш Русский Царь и царица приняли Католичество и что это Католичество принял Иоанн Кронштадтский. Это усиленно распространялось в миллионах разных листков, которыми засыпаны были наши деревни, когда католическое духовенство вместе с польскими помещиками, а также мелкой шляхтой дружно набросились на наш бедный народ, когда стали бить стекла у православных, оставшихся верными, когда стали травить пойм, жечь дома — и вот тогда народ под влиянием этого террора действительно бросился, охваченный паникой, в костелы. Это было что-то стихийное, это был какой-то безумный вихрь, что-то вроде нервного психоза, своего рода. А затем, когда прошел этот ураган, когда наступило успокоение, то многие в народе поняли, что они были обмануты, и не прочь были бы возвратиться опять в православную веру, но, к сожалению, было уже поздно, потому что эта новая вера связала их весьма сильной религиозной присягой, и они остались в этом плену и остались, может быть, навсегда. Где, господа, и какая тут свобода?.. В миниатюре, по отношению отдельных личностей, может повториться нечто подобное».

Епископ Евлогий предложил изменить проект комиссии следующим образом:

п. 1. дать в правительственной редакции;

п. 2. придать факультативный характер, указав, что означенное в ней право осуществляется лишь при вступлении в брак; п. 4. совсем исключить;

п. 6. изменить в смысле пожеланий Святейшего Синода и выражение «тяжкой болезни» заменить словами «угрожающей смертью болезни, по удостоверению врача».

Заканчивая речь напоминанием о том, что цель законопроекта заключается в постепенном проведении в жизнь указа 17 апреля 1905 г., епископ Евлогий сказал:

«Нужно ли говорить, какой огромный перелом в жизни русского народа произвел этот Указ; но уже и самая необъятная важность и огромное значение для государства и общественной жизни этого Указа требуют от нас особенной осторожности по отношению к нему. Это налагает на нас ответственную задачу, чтобы начала этого Указа проводились постепенно, не ломая и не коверкая жизнь народную, чтобы они не вторгались в жизнь в виде стихийных порывов и бурных потоков. Всякие скачки, всякие забегания вперед, а тем более расширение смысла Указа 17 апреля, как это, к сожалению, допускается нашей вероисповедной комиссией в отношении этого закона, послужит не на пользу нашему народу, а к большему расстройству спокойного и тихого хода народной жизни, и без того потрясенной печальными событиями последних лет».

С горячей речью в защиту более широкого понимания принципа свободы совести выступил рязанский депутат, октябрист Д. А. Леонов 1.

1.Государственная Дума 3-го созыва. Стенографические отчеты. Сессия 3. Ч. IV. С. 1777-1780

«Все репрессии, формальности, стеснения, — говорил он,— которыми до последнего времени наше законодательство пыталось прикрепить человека к Православию, привели лишь к тому, что религиозное безразличие и равнодушие все более и более проникают в народные массы. Равнодушие же в делах веры хуже ненависти».

Полемизируя с епископом Евлогием и Столыпиным, ссылавшимися в оправдание своей позиции на характерные черты русского народа, Леонов заявил:

«Веротерпимость, отвращение к религиозным гонениям исстари были счастливой особенностью русского человека. Еще в самом начале XVI ст., когда в Западной Европе муки и смерть за отступление от установленных Церковью религиозных догматов в глазах народных масс казалось чем-то вполне естественным, чем-то неизбежным, когда в Испании святая инквизиция лила кровь ручьем, жгла на кострах самую христианскую идею, у нас на Руси из своей уединенной обители преподобный Нил Сорский безбоязненно называл гонимых еретиков мучениками и взывал к суровому Иоанну III о милосердии к ним; поборниками Нила Сорского в деле веротерпимости были знаменитый инок Вассиан и старцы Кирилло-Белозерского монастыря. Правда, и в русской истории бывали моменты, когда вспыхивали религиозные гонения, но гонения эти всегда были делом правительственных верхов, всегда преследовали те или другие политические цели, всегда были чужды народу; народ печаловался о гонимых и сам был готов на муки и смерть, лишь бы ему не мешали идти к спасению теми путями, которые он признал за наилучшие. (Голос справа: «Крокодил плачет».) Да, то, что устанавливается настоящим законопроектом — обеспеченная законом религиозная свобода в России — это новшество, но новшество это любо нашему народу, в этом новшестве ему святая старина слышится».

По поручению фракции октябристов Леонов внес поправки в проект вероисповедной комиссии. Одна из поправок была направлена против попыток использования свободы изменения вероисповедания для получения каких-либо гражданских преимуществ: возвращение перешедшего из нехристианства в христианство в его прежнее вероучение влечет за собой все те правоограничения, которыми по закону обусловливается принадлежность к этому вероучению». Вторая поправка сводилась к замене в п. 2 проекта выражения «брачный возраст» на слова: «четырнадцатилетний возраст».

Депутат партии конституционных демократов В. А. Маклаков 1 констатировал на основании речи Столыпина, что правительств признало правильными те принципы, которые были положены в основу решений вероисповедной комиссии, но пошло путем компромисса с реальными условиями, заявляя, что практически ни принципы осуществить нельзя.

1.Государственная Дума 3-го созыва. Стенографические отчеты. Сессия 2. Ч. IV. С. 1780—1786

Поэтому Маклаков встал на путь рассмотрения именно практических последствий того «узаконенного лицемерия», к которому призвало правительство. Он прежде всего отметил, что, если государство вправе мириться с тем, что человек числится православным, исполняет православные обряды, не будучи православным, то оно не имеет права вынуждать к этому лицемерию Церковь. Если духовное лицо откажет человеку, потерявшему или изменившему веру, в исполнении треб, то будет прав с точки зрения церковных правил, и государство не имеет возможностей вынудить его поступить иначе.

«Либо все дело в форме, и тогда государство право... либо дело в совести, и тогда Церковь имеет право отлучить меня от всех гражданских актов, которые она заключает... И если государство не запрещает, не карает, но и не признает, то всю тяжесть этой лжи оно переносит на совесть Церкви и ее представителей».

Маклаков далее рассмотрел мысль Председателя Совета Министров о практической необходимости непоследовательности в связи с тем, что в «темных умах нашего народа», в его традициях и привычках разрешение свободного перехода получит совсем другую оценку, будет понято как факт, что отныне правительство не видит разницы между Православием, магометанством и еврейством.

Докладчик показал, что практическое отступление от принципа свободы совести может внести в умы еще большее смятение. Принцип свободы совести может быть принят только во имя права человеческой личности на веру и убеждения и никак не должен быть связан с той «аттестацией», которую государство выдает религии, этой личностью воспринятой.

Можно было бы понять чисто конфессиональную точку зрения, если бы государство, считая Православие единственной истиной и «неправильно полагая, что истина побуждает его к насилию», запретило бы все другие религии и насильственно держало бы всех в Православной Церкви.

«Но когда вы этот принцип оставили, когда вы позволили совершенно свободно, без разрешения, по указанию совести, переходить из Православия в Католичество и Лютеранство, то вы сошли и с точки зрения свободы совести, и с точки зрения единой истины, ибо она только в Православии, вы стали на смешанный принцип, вы допустили деление религий по их благонадежности, допустимости в государстве... Изменивши прежнему принципу ... принципу единой истины Православия и делая изъятие для некоторых религий, наделяя религии штемпелем дозволенности государственной, вы вносите смуту в умы более, чем стоя на принципе полного уважения к человеческой совести».

Епископ Митрофан обвинил большинство Государственной Думы в желании «произвести надрыв в вековом союзе между Православной Церковью и русским государством», вспоминая о «памятном голосовании 15 мая» по вопросу о старообрядчестве, «когда произошел колоссальный сдвиг с исторических устоев русского государства, когда попраны были исторические права православной веры».

Член национальной группы И. Я. Павлович Там же. С. 1791—1798., высказав «сдержанное» отношение к законопроекту в целом, предложил понизить до 7 лет возраст, в котором дети обязаны следовать за родителями, желающими переменить религию, устанавливая, таким образом, период от 7 до 21 года, когда перемена веры вообще не допускается.

1Государственная Дума 3-го созыва. Стенографические отчеты. Сессия 2 Ч. IV. С. 1786—1791. 2Там же. С. 1791—1798.

Литовский депутат, член трудовой фракции, католик А. А. Булат 1 сказал: «Помните одно, что каждый верующий считает свою вepy самой истинной и самой правильной, и только при полном равноправии религий, при полном равноправии каждого исповедания вы можете видеть, которая религия приобретает себе больше сторонников. Но не только это; только тогда, когда не будет в области веры, в области религии никаких принуждений, никаких стеснений, только тогда можно ожидать, что наступит желательное для всего христианства соединение всех христианских церквей (смех справа)».

Социалист Т. О. Белоусов 2, не обсуждая законопроект по существу, подверг резкой критике вероисповедную политику правительства и Православной Церкви.

Член партии к.-д. Н. К. Волков 2-й выступил с предложением о необходимости узаконить вневероисповедное состояние и отменить какое-либо различие в правах между лицами разных исповеданий.

Член той же партии, товарищ председателя вероисповедной комиссии В. А. Караулов Там же. С. 1882—1887. сказал:

«В последние годы правая пресса бесконечно варьирует одну и ту же мысль, и эта же мысль развивается с этой трибуны в эти же последние дни правыми ораторами Государственной Думы: если в старообрядческом законе мы подкапывались под основания Православной Церкви, то в этом законе, который проходит у нас в настоящее время, мы идем уже против самого христианства. Мы очень довольны, что вопрос поставлен так прямо и отчетливо, потому что мы выставляем этот закон и защищаем его, как основной принцип именно христианского государства. Ни монархии древнего востока, ни классический мир свободы совести не знают».

1Государственная Дума 3-го созыва. Стенографические отчеты. Сессия 2. Ч. IV. С 1802—1808. 2Там же. С. 1808—1817. 3Там же. С. 1817—1823. 4Там же. С. 1882—1887.

«Нам говорят, — продолжал докладчик, — что нельзя вводить свободу совести ввиду православных чувств русского народа. Этот довод, господа, приводился всегда, когда хотели удержать путы на чьей-то совести...».

Описывая свободное отправление богослужений и религиозных процессий старообрядцами и сектантами, не вызывающих никакого «возмущения» православного чувства русского народа, Караулов сказал:

«Русский народ оказался терпимее и выше тех поклепов, которые на него систематически возводились».

Докладчик выступил с критикой той интерпретации холмских событий, которую дал епископ Евлогий.

1 Государственная Дума 3-го созыва. Стенографические отчеты. Сессия 2. Ч. IV. С. 1887—1900

Выступивший после В. А. Караулова Г. А. Шечков 1 изложил позицию правых.

«Церковь по существу своему, — говорил он, — не от мира сего, и потому она не ищет ни славы, ни силы мирской, потому не имеет она ни средств, ни интереса в том, чтобы утверждать свое мирское положение. Она довольствуется тем положением, какое отводит ей верующий ее член, ее послушный сын. Когда государство было языческим, оно гнало Церковь, когда восторжествовало Православие, тогда и Церкви было отведено почетное место, а когда христиане, номинальные христиане, стали относиться равнодушно как к своей вере, так и к другим верам — к язычеству, тогда явилась мысль об уравнительном отношении и к христианству, и к язычеству... Я полагаю, что раз мы признаем свою христианскую веру единственно истинною и Церковь Христову единственным кораблем спасения, то уже входим в глубокое противоречие со своей веровою совестью, если мы в законах будем проводить нечто этой идее обратное».

Докладчик далее высказал мысль, что ряд законопроектов, в число которых входит рассматриваемый, представляет собой нечто связанное общей идеей, некую новую вероисповедную систему.

«Система эта действительно нова потому, что идет не только в разрез, но и в отрицание той исконной вероисповедной системы, которая всегда была, господствовала в восточной православной половине Европы. Эта система берет свое начало от времени пернохристианского царя Константина и окончательно формулируется благочестивым царем Юстинианом. С той поры она действует II досюда, но теперь мы желаем ввести новую систему. Мы не хо-i им оставить ту, которая была свойственна всему православному миру, а хотим ввести у себя ту, которая последнее время формулирована, главным образом, во Франции во время министерства Комба».

Далее Шечков, критикуя проект вероисповедной комиссии, говорит о том, что основания для выводов комиссии были уже заложены в правительственном проекте от 20 февраля 1907 г.

Так, в проекте сказано о нежелательности безрелигиозного состояния подданного государства, о религии, как основе нравственности, т. е. говорится о религии как таковой, без проведения различия между истинной и ложными религиями. В проекте говорится о невозможности «ныне же» признать юридическую силу за отпадением во внехристианство, тем самым указывая на временность такого положения.

Критикуя выступление Столыпина, оратор говорит:

«Конечно, положение неудобное, если мы встречаем такую стену перед собой, как народное самосознание... Но мне кажется, что раз мы встречаем такое препятствие, то должны бы сказать себе, что мы заблудились, поступили не так; но нельзя настаивать на том, чтобы обойти эту преграду и стараться как-нибудь, криво, прикрыть уступкой, провести в виде какой-то контрабанды... В общем, виды Правительства здесь совершенно понятны... Тут, в сущности, хотят тайну беззакония проводить в жизнь, конечно, до поры до времени, не явно. Вот что хочется авторам и защитникам проекта».

Касаясь вопроса о свободе совести, докладчик подчеркнул затруднительное положение самих законодателей, имеющих определенные религиозные убеждения:

«Законодатели тоже имеют свою совесть и, по совести, они не могут постановлять что-нибудь такое, что противоречит их же собственному исповедному убеждению: их совесть говорит одно, а они одобряют другое, здесь уже будет очевидное нарушение велений совести».

Правый депутат высказал также убеждение, что вопросы совести не могут решаться механическим большинством голосов, как это имеет место в Государственной Думе.

Касаясь вопроса о выборе веры, докладчик сказал, что это возвращает нас к временам кн. Владимира, когда шло искание веры, с той разницей, что тогда истина была единожды обретена, как «многоценная жемчужина», и на этом остановились, «а теперь полагают, что можно постоянно вечно обретаться в религиозном колебании, постоянно искать истину и переходить от одной веры к другой, сколько угодно. Очевидно, составители этих предположений исходят из той мысли, что никакой абсолютной истины на свете нет и абсолютно истинной религии нет, а что ее можно только искать — искать и никогда ее не находить».

Инцидент в Государственной Думе с епископом Евлогием

Заседание 23 мая 1909 г. закончилось инцидентом с выступлением епископа Евлогия «по личному вопросу». Отвечая Караулову, епископ Евлогий отверг его утверждения по существу: «Ведь это чистая, хотя и упорно повторяемая ложь, будто в Католичество отпали только упорствующие» и употребил весьма сильные выражения в адрес своего оппонента, такие как «кадетские подголоски», «возмутительное фарисейство», «беззастенчивое лицемерие», «издевательства над правдой», за что временно председательствующий барон Мейендорф призвал Преосвященного к порядку. Это действие Председателя привело правую часть Думы в состояние крайнего возбуждения, сопровождаемого угрозами и бранными словами в адрес председательствующего.

50 членов Думы (в основном — октябристы) заявили протест против действий правых, «создавших небывалый в стенах Государственной Думы беспорядок». «Великое учреждение русской жизни, созданное для выражения народных дум и чувств, для спокойного обмена мнений между его членами, для величавого труда на благо великой страны, — одним порывом безумия превратилось в нечто бесформенное, не руководимое, бушующее на почве личных страданий и личной необузданности... Могут ли поучать страну законности и порядку те, кто своим примером будут попирать их».

Одновременно направили протест 79 правых и националистов против действий Председателя, подвергшего епископа Евлогия мере дисциплинарного взыскания 1.

1 Справочный лист Государственной Думы. Созыв 3-й. Сессия 2. СПб., 1910. Приставская часть, № 88.

«Всякий обратившийся к стенограммам, — заявлялось в протесте, — убедится, что ораторы слева в течение двух думских заседаний систематически позволяли себе надругательство над Православием, совершенно неслыханное. Все их выходки, однако, были допускаемы председателями совершенно невозбранно. При таких условиях Преосвященный Евлогий, вызванный к ответу депутатом Карауловым, называвшим его по имени, должен был сказать именно то, что он сказал, и требования самой элементарной справедливости обязывали председательствовавшего отнестись к Владыке так же, как относились ранее председательствовавшие к ораторам слева».

Заседание 24 мая началось в речи Председателя Н. Л. Хомякова 2, выразившего сожаление о происшедшем инциденте и упрек членам Думы, допустившим «жестокое, непозволительное оскорбление Председательствующему».

53 депутата к.-д. и с.-д. направили протест против речи Н. А. Хомякова, сделавшего замечание всей Государственной Думе, тогда как виновниками инцидента были исключительно члены «крайне правой» 3.

Продолжение полемики

Обсуждение законопроекта продолжалось.

Священник Евгений Ганжулевич (фракция правых) выступил с горячей речью 4 против законопроекта вероисповедной комиссии. Ганжулевич отметил, что никто из депутатов других вероисповеданий, кроме православного, не позволил себе с думской трибуны говорить о темных сторонах в деятельности своей церкви или религиозного общества.

1Государственная Дума 3-го созыва. Стенографические отчеты. Сессия 2. Ч. IV. Заседание 118. С. 1987—1988. 2Там же. С. 1933. 3Справочный лист. № 88.

4Государственная Дума 3-го созыва. Стенографические отчеты. Сессия 2. Ч. IV. С. 1937—1943.

Он бросает обвинение сторонникам вероисповедных реформ: «Вы самым безжалостным образом касаетесь народных язв, кромсаете эти язвы в ту и другую сторону и не принимаете никаких мер к тому, чтобы для уврачевания этих язв произвести операцию более мягко, не вызывая осложнений, не подтачивая сил всего организма. Вы забываете, что каждый человек, и светский и духовный, и каждое государство, и каждый народ имеют за собой темные стороны, что идеального в человеческом мире ничего нет и быть не может. Ваши законы старообрядческие и вероисповедные... благодетельные в своей идейности, не скреплены христианской возвышенной любовью, а, напротив, отравлены ядом просвечивающейся враждебности к Православию и преклонение перед иноверием и инославием, а потому этот закон, говорю я, не может быть жизненным. Мы боимся здесь не за истину Православия, а боимся за темный и слабый народ. Та свобода, о которой вы говорите здесь, похожа на свободу, когда на овец напускают волков».

С. И. Коваленко 2-й (правый)1 говорил о крайне низком уровне религиозного образования народа, делающем его беззащитным перед натиском более подготовленных инославных, раскольников и сектантов. В связи с этим он внес поправку в законопроект о том, чтобы переход из одной религии в другую, особенно из Православия, допускался только для лиц с высшим образованием, и то с разрешения императора.

Оратор правых Марков 2-й 2 выступил с националистических позиций, призывая к единству народа по крови и по духу как государственному идеалу.

1 Государственная Дума 3-го созыва. Стенографические отчеты. Сессия 2. Ч. IV.С.1943-1946 2 Там же. С. 1946—1959.

«Идеал, который я вам нарисовал, — говорил докладчик,— который в природе существует в виде роя пчел, где всякая единица уничтожается ради общего блага всего роя, где нет личной жизни, где все живут ради своего государства. Рой пчел — это наш идеал; мы должны на него смотреть, им любоваться и ему подражать».

Инородцы и иноверцы, нарушающие этот государственный идеал, это государственное единство, представляют из себя нежелательное явление, которое приходится лишь терпеть. Утверждение о необходимости равноправности всех народов, составляющих русское государство, Марков сравнил с требованием равноправности домохозяина и квартирантов.

«Сказать, что русский православный народ, — продолжал оратор, — радовался Указу 17 апреля, я не могу, ибо радости по поводу того, что православным людям дали возможность отпадать из 11равославия в иноверие, православные иметь не могли».

«Тут говорили, и очень красиво говорили, что право выше сипы. Это, господа, наивная неправда: конечно, в действительности, сила выше права» (голоса слева: «верно»). Поэтому отвлеченные требования справедливости, противоречащие здоровому национальному эгоизму, с государственной и народной точки зрения — безнравственны.

Марков предложил рассматривать отпадение от Православия как порочное, но ненаказуемое деяние, которое не должно регламентироваться и регулироваться законом, подобно тому, как допускается посещение кабаков и домов терпимости, но государство вовсе не обязано узаконять право такого посещения.

С полемической речью против правых депутатов выступил член к.-д. Ф. И. Родичев 1 депутат Думы 1-го и 2-го созывов.

1 Государственная Дума 3-го созыва. Стенографические отчеты. Сессия 2. Ч. IV. С. 1964—1968.

Докладчик сказал, что всякое проповедание с думской трибуны философии хищника чувства ненависти, — во имя религии любви, значит не творить государственное, национальное дело, а уничтожать самое существование нации и государства, которые держатся взаимным уважением между гражданами и общим стремлением к справедливости.

Нет более опасного софизма, чем противопоставление справедливости и государственной пользы. Если для частных лиц понятия пользы и справедливости могут расходиться, то в обществе и государстве они совпадают. Поэтому всякий сказавший, что он попирает закон во имя спасения народа, основывает свои соображения на лжи и ведет страну, в которой осуществляет это якобы спасение, к погибели. «И в вопросах свободы совести ясно, как Божий день, компромисса с совестью быть не может, ибо ради чего вы требуете свободы совести? Ради признания безграничной внутренней свободы человека. Весь аппарат государства, вся система права имеет своей задачей охрану человеческой личности, охрану неприкосновенности его совести, и раз вы входите в область компромисса, считаетесь с чьими-нибудь предрассудками в этой области, вы поражаете самый принцип».

«В религиозных делах долг нашей Думы в настоящую минуту сказать: довольно насилий и довольно лицемерия, довольно слов и действий ненависти, и да господствует в России равноправие и свобода в вопросах совести! Она должна быть безгранична, т. е. она должна иметь свою границу только во внутреннем убеждении человека. Признайте же наконец эту верховную основу всякой правды, имейте смелость провести ее в жизнь, пользуйтесь тем случаем, который дает вам судьба, пользуйтесь случаем исполнить долг ваш перед русским народом до конца ... Помните, что только этим вы, в самом деле, основываете моральную силу русского народа и что без этой моральной силы физическая сила, назло всем представителям «истинно русского народа», без моральной, духовной, нравственной силы, без справедливости не стоит ничего».

Всего в прениях по законопроекту о переходе из одного вероисповедания в другое записались 81 человек. Однако ввиду того, что прения затянулись, на заседании 24 мая по предложению председательствующего кн. В. М. Волконского было решено сократить число докладчиков, избрав по пять ораторов за и против законопроекта.

В защиту свободы совести и с поддержкой законопроекта выступил семидесятилетний депутат от крымских крестьян, евангелист Захаров 1-й («Союз 17 октября»).

Симбирский депутат А. А. Мотовилов 1 (умеренно правый) указал, что Россия, которая сложилась в единении с Православной Церковью, испокон веков и росла в Православии. Под знаменем православной веры проходила вековая борьба с татарами и с поляками, и Церковь благословляла русских князей не только на победы, но и на мучения. Этот вековой союз Церкви и государства не может быть разорван по желанию Государственной Думы, и Государственная Дума не может сказать русскому народу, что напрасно он думал, будто его вера так высока, — Православие равно с другими религиями. Русская Государственная Дума не может принести русскому народу такого развенчания его веры. Нельзя преследовать за веру, но и нельзя также забывать о глубоко верующей душе народной.

1. Государственная Дума 3-го созыва. Сессия 2. Ч. IV. С.1978-1981

В заседании 26 мая депутат умеренно правых В. Г. Амосенок от имени крестьян внес предложение отложить постатейное обсуждение и голосование проекта до осени 1909 г., когда собрания Думы будут более многолюдными. Против этого предложения выступили октябрист Капустин, к.-д. Караулов, с.-д. Кузнецов, а также крестьяне Лукашин и Кузовков. Лукашин заявил от имени крестьян прогрессивной группы, что Амосенку крестьяне не давали поручения говорить от имени всех крестьян, и поэтому они будут голосовать против предложения Амосенка. Такое же заявление от имени крестьян-октябристов сделал Кузовков, и предложение Амосенка было отклонено 185 голосами против 152 1.

Переход к постатейному голосованию был принят в заседании 26 мая большинством левых и октябристов против правых и умеренно правых 2. После принятия первой основной статьи проекта епископ Евлогий заявил от имени солидарного с ним думского духовенства, что депутаты-священники отказываются от дальнейшего участия в обсуждении проекта 3.

К 1-й статье октябристами было внесено примечание, по которому возвращение перешедшего из нехристианства в христианство в его прежнее вероучение влечет за собой все те правоограничения, которыми по закону обусловливается принадлежность к этому вероучению. Ввиду отсутствия правых поправка была отклонена большинством 94 против 78 4.

1Государственная Дума 3-го созыва. Стенографические отчеты. Сессия 2. Ч. IV. С. 2082—2086. 2Там же. С. 2089. 3Там же. С. 2103. 4Там же. С. 2102.

Националисты и умеренно правые признавали, что принятие ст. 1 в редакции вероисповедной комиссии является «грозным ударом» для союза Церкви и государства. Они, однако, продолжали борьбу даже тогда, когда ст. 1 прошла во втором чтении с незначительными поправками.

Поправка октябристов о том, что «родители христиане при переходе в нехристианское вероучение не вправе выбрать для детей, не достигших 14-ти лет, нехристианское вероучение» 1, — была отклонена. Большинством октябристов и к.-д. было отклонено и предложение с.-д. об узаконении вневероисповедного состояния, чего очень желали крайне правые для облегчения провала всего закона. Весь проект в первом постатейном чтении был закончен в заседании 26 мая.

Второе постатейное чтение происходило 1 июня 1909 г. После принятия 1-й статьи в редакции комиссии Тычинин от имени националистов заявил, что они от дальнейшего участия в голосовании проекта воздерживаются.

Председатель фракции умеренно правых Балашов 2 внес от имени фракции следующее заявление:

«Фракция, исповедуя основные положения свободы совести, возвещенные высочайшим Указом 17 апреля и Манифестом 17 октября 1905 г., всемерно содействовала проведению в законодательном порядке внесенного правительством, во исполнение высочайшей воли, законопроекта о переходе из одного вероисповедания в другое. Между тем, вновь образовавшееся в Думе большинство, расширив пределы законодательного предположения, установило начала равенства перед законом религии христианской с еврейством, магометанством и даже язычеством.

1Государственная Дума 3-го созыва. Стенографические отчеты. Сессия 2. 4.IV. С. 2125. 2Там же. С. 2997—2998.

Признавая непреложной истиной, что величие и мощь Российской Империи покоятся на тесном и неразрывном союзе с первенствующей Церковью Православной, и находя, что распространительное толкование высочайших предуказаний, допущенное большинством Государственной Думы, пытается извергнуть Россию даже из сонма государств христианских, фракция, исчерпав все меры противодействия, воздерживается от дальнейшего обсуждения названного законопроекта, возложив всю ответственность за указанное решение Государственной Думы на вновь образовавшееся большинство».

По утверждению националистов и умеренно-правых (объединившихся вскоре в одну национальную фракцию), законопроект, с момента признания им равенства религий христианской и нехристианских, признавался ими не только бесполезным, но и вредным.

Окончательная редакция вероисповедного закона

После голосования 1 июня законопроект был передан в редакционную комиссию и, поскольку 2 июня 2-я сессия Думы закрылась, то окончательное голосование имело место уже в 3-ю сессию 30 октября 1909 г. В этой окончательной редакции законопроект был принят 130 голосами против 91 1 и был сформулирован следующим образом 2:

1 Государственная Дума 3-го созыва. Стенографические отчеты. Сессия 3. Ч. I. С. 1024 2 Там же, С. 1020

1 ст. Каждому лицу, достигшему 21 года, предоставляется право переходить во всякое вероисповедание или вероучение, принадлежность к коему не наказуема в уголовном порядке;

2 ст. Лицам, достигшим 14-летнего возраста, означенное право (ст. 1) предоставляется с разрешения тех лиц, на которых лежит попечение о личности несовершеннолетнего (родителей, усыновителей, попечителей, опекунов);

3 ст. Родители или тот из них, на котором лежит попечение о личности малолетнего, не достигшего 14-ти лет, определяют его вероисповедание;

4 ст. С переходом в установленном законом порядке в другое вероисповедание или вероучение прекращаются взаимные права и обязанности между Церковью или религиозным обществом, с одной стороны, и отпавшими от оных, с другой;

5 ст. Лицам, желающим присоединиться к другому вероисповеданию или вероучению, принадлежность к коему не наказуема в уголовном порядке, а тем более к православной вере, никто ни под каким видом не должен препятствовать в исполнении сего желания;

6 ст. Все заявления, прошения и другие бумаги по делам о переходе из одного вероисповедания или вероучения в другое освобождаются от гербового сбора.

Далее предусматривалась отмена ряда законодательных статей, связанных с фактическими ограничениями свободы совести.

Проект был передан в Государственный Совет, но там он до окончания деятельности III Думы даже не был поставлен на обсуждение. «Таковы печальные результаты, — писали члены к.-д., составители обзора о III Думе, — наиболее яркой страницы в деятельности третьей Думы, направленной к «осуществлению свободы совести» 1.

Обсуждение в Государственном Совете

Думский законопроект о старообрядческих общинах оказался совсем неприемлемым для Государственного Совета и, отвергнутый им, «повис в воздухе». Согласительная комиссия не пришла ни к какому взаимоприемлемому варианту 2. Дума предпочла отказаться от обсуждения варианта, предложенного Государственным Советом, чтобы дать правительству возможность таким путем сохранить действие закона, проведенного еще в 1906 году в порядке 87 ст. основных законов.

Законопроект Государственной Думы о переходе из одного исповедания в другое, предусматривающий право перехода в нехристианские исповедания, поступивший в Государственный Совет в 1909 г., был передан им в Особую комиссию, которая в продолжение 18 месяцев собралась всего 5 раз и в конце концов вернулась к правительственной редакции, допускавшей лишь переход в христианское исповедание. 17 мая 1911 г. по настоянию правых Государственный Совет снял законопроект с очереди и лишь 4 ноября приступил к его рассмотрению. После обсуждения в заседаниях 9 и 16 ноября законопроект был принят в редакции, предусматривающей переход из христианского вероисповедания точно в христианское же и притом в возрасте не менее 21 года и не ранее 40 дней после подачи о том заявления. 23 ноября ввиду расхождения с Думой Государственным Советом было избрано 7 представителей в согласительную комиссию.

1Третья Государственная Дума. Материалы для оценки ее деятельности. СПб., 1912. С. 63.

2Прибавление к Церковным ведомостям. 1911. 4.1. № 8. С. 118—120. Далее — по этому источнику.

Митрополит Владимир (Богоявленский), замещавший в Синоде смертельно больного Антония (Вадковского), предпринял со своей стороны действия, направленные на ограничение рамок действия Указа 17 апреля 1905 года, учитывая, что в придворных «сферах» настроение для этого было благоприятным. Была намечена комиссия из 3-х человек для разработки проекта «Положения об иноверных церквах и общинах». В основу проекта должно быть положено:

1) Полное восстановление в правах Православной Церкви, как господствующей в России. Поэтому ее постановления о церковных праздниках, о цензуре духовных печатных изданий и т. д., обязательны для гражданской власти, которая должна признать полную независимость иерархии в решении таких вопросов;

2) Строжайшее запрещение законом евреям, магометанам и язычникам распространение их вероучения и открытия синагог, мечетей, капищ без тщательного рассмотрения, а в столицах и больших городах без согласия высшей церковной власти. Сектанты приравниваются к нехристианским исповеданиям, и для регистрации их общины требуется наличности в ее составе не менее 1000 грамотных мужчин. В сельских местностях, где православные составляют не менее половины жителей, устройство сектантских собраний не должно допускаться.

Архиепископу Антонию [Храповицкому] Волынскому было поручено составить доклад относительно недопущения католиков к занятию должностей в государственных учреждениях Западного края. Был намечен ряд ограничительных мер против старообрядцев, а также «писателей-лжеучителей» вроде В. В. Розанова и Д. С. Мережковского. Проект «Положения» намечалось провести в феврале с помощью гр. С. С. Игнатьевой 1

Церковно-государственная печать о крушении симфонии

В «Московских ведомостях» за сентябрь 1912 г. 2 была помещена передовая статья принципиального содержания, в которой подвергалась

1Речь.31.ХI.I 1911. 2Московские ведомости. 1912. № 234.

критике вся не только думская, но и правительственная политика по вероисповедному вопросу. Большие выдержки из этой статьи поместили также «Церковные ведомости» 1. 1 Прибавление к Церковным ведомостям. 1912. Ч. II. № 42. С. 1698—1700.

«Законодательство, определяющее отношение нашего государства к религии и Православной Церкви, — писали «Церковные ведомости», — в период 1905—1912 гг. слагалось под влиянием нескольких факторов, и представляет ряд напластований, далеко не однородных и даже идейно противоположных. Обрисовка его полной картины должна бы охватить весь огромный материал учредительных актов Верховной Власти, правительственных законопроектов, претерпевших различные изменения, ряд поправок и почти контрпроектов Государственной Думы, ряд поправок Государственного Совета, отзывов Святейшего Синода, наконец, оценить многочисленные мотивировки проектов и мнений. Знающие понимают, как громаден архив этих материалов, дающих скорее место для важной и интересной диссертации, нежели хотя бы для ряда газетных статей... Между тем, полнота ошибки, о которой мы говорим, может предстать взору только при таком подробном анализе законодательного материала, скопившегося за 1905— 1912 годы. ...Думаем, однако, что суть ошибки правительства П. А. Столыпина, выступившего в 1906 году с рядом законопроектов, касающихся веры и Церкви, достаточно ясна и при очень сокращенном изображении ее.

Представим себе защитников какого-нибудь замка от бунтующей толпы, которые, желая предохранить стены от разрушения, отвлекают толпу на разрушение фундамента: в чем ошибка этих защитников? Думаем — она ясна. Стены на вид кажутся более важны, чем фундамент, но только кажутся. В действительности — фундамент более важен. Пока он цел, восстановить проломанные стены не очень трудно. С уничтожением же фундамента стены все равно рухнут, но с тем ухудшающим осложнением, что их уже не на чем воздвигнуть».

Далее «Московские ведомости» со скорбью рисуют картину разрушения церковно-государственной «симфонии», картину заката «константиновской эпохи» церковной и гражданской истории:

«Вот такую же ошибку делает тот, кто для спасения государственного принципа жертвует принципом религиозным. До величайшей степени эта ошибка доходит в том случае, когда мы имеем дело с данным русским государством, которое было атаковано революцией. Это государство построено на теснейшей связи с религиозным принципом, а его Верховная Власть, т. е. неограниченная Самодержавная монархия, даже совершенно неотделима от религиозного принципа. Если еще можно себе представить, что вместо нашего государства можно построить некоторое иное, разобщив его с принципом религиозным, то уже совершенно невозможно сохранить нынешнюю Верховную Власть, разобщив ее с религиозным принципом. Таким образом, жертвовать религиозным принципом для спасения Государственного было бы в 1905—1906 годах полным абсурдом, попыткой с негодными средствами.

Этот абсурд, однако, и имел место в правительственных законопроектах 1906 года. Повторяем, что законопроекты имели напластования, изменялись. Но их основной тон остался неизменным, и его лучше всего можно видеть в первом ряде законопроектов, редактированных бывшим директором Департамента иностранный исповеданий — Владимировым и внесенных еще во вторую Думу. Их, как основные и типичные, мы и имеем в виду, говоря об идее правительственной религиозно-вероисповедной реформы.

Эти законопроекты, — продолжают «Московские ведомости»,— не совершают немедленного разобщения государства от религии, но ставят законодательство на путь разобщения, на такие основы, при которых, хотя со множеством отклонений и противоречий, эволюция законодательства начинает идти по все более растущему разобщению государства и религии. Мы не говорим, что оно уже создано, мы сказали то, что есть, — что государство уже сделало ряд шагов по этому пути. Это, — к несчастью, факт.

Ошибка правительственного реформирования при этом была двойная: оно разъединяло государственное здание с его собственным фундаментом, разрывало то, что должно быть соединено, и такой же разрыв, конечно, бессознательно, производило между учредительными актами Верховной власти и законодательными актами правительственной власти, т. е. разъединяло Верховную власть государства с правительственной властью его, разрывало и в этом отношении то, что для прочности государства должно быть неразрывно соединено.

Для такой ошибки, конечно, нельзя найти другой квалификации, как «величайшая ошибка». А она действительно была совершена именно в смысле указанного двойного разрыва в государственном фундаменте...».

В период IV Государственной Думы наступление Синода и обер-прокурора против законопроекта о веротерпимости усилилось. Взгляды В. К. Саблера на этот вопрос были изложены им в отзыве по поводу законодательного предположения 32-х членов Государственной Думы, озаглавленного «Основные положения о свободе совести в России».

«Россия, — писал Саблер, — государство конфессиональное, в котором господствуемое вероисповедание Православное и толерантное, в котором присвояется свобода веры всем российским подданным» и в котором все веры распределяются по степени их совершенства с точки зрения «единой истинной православной веры». Положения, признающие «равноправие всех вер» и «безрелигиозное состояние», нарушают Основные Законы государства Российского, «ведут к вредным последствиям для государственного строя, ибо вносят смуту в религиозную совесть миллионов российских подданных, нарушают семейный мир и уравниванием значения всех религий противодействуют и религиозному и культурному преуспеянию» 1.

1 Церковно-общественный вестник. 07.11.1913.

Выступление Святейшего Синода против законопроекта о свободе совести

Исходя из этих положений, Саблер с присущей ему решимостью приступил к практическому устранению последствий Указа 17 апреля 1905 года о веротерпимости. Законопроект о свободе совести, с таким трудом подготовленный III Государственной Думой, был также не без усилий погребен в синодских и думских архивах. Озабоченный тем, чтобы IV Дума не подняла вновь этих вопросов, Саблер предпринял усилия, чтобы законодательную инициативу по ним закрепить за Синодом.

В связи с этим от епархиальных архиереев последовал в Синод целый ряд подробных докладов о положении старообрядцев и сектантов на местах. По донесениям преосвященных оказалось, что полиция на местах недостаточно строго следит за ведением сектантами их религиозных бесед, которые поэтому нередко выходят из рамок дозволенного законом. Ввиду этого архиереи задавали вопрос: не лучше ли было бы возвратиться к старым порядкам, когда сектантскими делами ведало духовенство. У Саблера с министром внутренних дел Н. А. Маклаковым велись переговоры об изъятии дел, относящихся к старообрядцам и сектантам, из ведения Департамента духовных дел иностранных исповеданий и передаче их в духовное ведомство. «Н. А. Маклаков, — сообщает газета «Речь», — как передают, обещал В. К. Саблеру подвергнуть этот вопрос тщательному обсуждению» 1.

Еще весной 1913г. юрисконсульской части Синода была поручена разработка оснований для законопроекта об изъятии ряда дел из компетенции Государственной Думы. Работа над законопроектом велась летом с чрезвычайной поспешностью и в полной тайне. Ходили даже слухи, будто вопрос о 65 статье Основных Законов обсуждался в Совете Министров и в заседании Синода, что здесь и там мнения разделились, но в «высших сферах» тактике Саблера встречает полное сочувствие. Говорили, что члены Синода выражают удовлетворение по поводу проекта, который «поставит Синод на подобающее ему место и избавит от глумлений со стороны законодательных учреждений»2 .

1Речь. 28.Х.1913. 2 Церковно-общественный вестник. I0.X.1913 и 17.Х.1913.

Под впечатлением этих слухов в заседании 29 октября Дума приняла запрос, обращенный к председателю Совета Министров относительно справедливости слухов о подготовляемой обер-прокурором Синода попытке ограничить права законодательных учреждений. Это ни в какой мере не остановило Саблера. 7 ноября в «Церковно-общественном вестнике» сообщалось, что в ближайшем заседании Синода состоится доклад обер-прокурора, посвященный значению 65 статьи Основных Законов и ее применению на практике. По толкованию Саблера, вопросы догматические, канонические и церковно-иерархические должны решаться Синодом совершенно самостоятельно; вопросы внутреннего устроения Церкви (церковно-административное, церковно-судебное законодательство, уставы духовно-учебных заведений, правила церковно-хозяйственные и т. п.) Синод «непосредственно представляет на утверждение Верховной власти». Непосредственно касающимися в равной мере церковного и государственного законодательства являются такие законопроекты, как, например, проект бракоразводной реформы, снятия монашеского или духовного сана, прав и привилегий учащих и окончивших курс в духовно-учебных заведениях, штаты последних и все денежные ассигнования на нужды ведомства православного исповедания из средств государственного казначейства. В заключение Саблер разъяснил, что «применение ст. 65 ко второй группе законодательных предположений вопросы внутреннего устроения Церкви) имеют силу и характер не более как инструкционный и отнюдь не посягающий на законные права Государственной Думы и Государственного Совета в области законодательства и преследуют только твердое и правильное установление порядка составления церковных законопроектов и направление тех путей, по которым тот или другой законопроект должен быть проводим, сообразно характеру и значению законопроектов» 1.

Законодательная инициатива Саблера встретила в общественных кругах резкое сопротивление. Так, газета «Вечернее время» писала по поводу действий обер-прокурора:«Он разошлет свою инструкцию «подлежащим ведомствам» и преподаст им, как следует отныне проводить законопроекты, касающиеся вопросов Церкви. За подписью В. К. Саблера и одного из его столоначальников получена будет в министерствах бумажка, которой не более, не менее, как ограничиваются права Государственной Думы и Государственного Совета» 2. Существенных сдвигов в вопросе о свободе совести вплоть до февральской революции более не произошло. В практике же имел место частичный возврат к положению до 1905—1906 гг. Половинчатые и противоречивые меры Государственного Совета и правительства так и не дали сколько-нибудь удовлетворительного решения вероисповедного вопроса.

1Церковно-общественный вестник. 07.XI.1913. 2Там же. 24. X.1913