До сотворения мира не было ни добра, ни зла, ибо не было их критериев. Всё, что было до акта грехопадения – по ту сторону добра и зла. В мгновение самоопределения Первочеловека перед древом познания добра и зла впервые проявляется основополагающая поляризация бытия:

- Добро есть исполнение Божественного назначения – сотворчество Богу. Всё, что способствует творению Божию есть добро.

- Зло – это отказ от исполнения Божественного предустановления к творчеству – сопротивление творению Божиему. Все силы любого происхождения, восстающие на творческий акт Бога, а значит, и на Самого Творца и Его творение, есть силы зла. «Я отрицаю всё, и в этом суть моя», – говорит Фауст у Гёте. Дух зла объединяет всё, что сопротивляется Божественному творчеству. Потому сатана («противник» по-еврейски) – враг замысла Божия о мире и человеке, это противник Христа – Бога в человеке и человека в Боге.

С акта грехопадения мир вступает в бытие. Быть – значит творить, утверждать Божие творение. Бытие есть динамика Богочеловеческого творчества, процесс преображения ветхой земли в Новую Землю и Новое Небо. Бытие бытийствует в мире, поскольку в нём поддерживается огонь преображения. Бытие – это творческая динамика, бытие постольку является таковым, поскольку непрерывно возрастает в степени. В этом смысле бытие есть средоточие жизни, жить – значит бытийствовать. Не быть – означает умирать, выходить из бытия в небытийные или призрачные сферы.

Бытие – это состояние, свойство, предикат. Бытийствует мир в целом. Но непосредственный субъект бытия – богочеловеческое творческое начало мироздания. Это начало бытия и есть само сущее, которое предшествует бытию по сути (по определению Вл.С. Соловьёва). Мир же бытийствует не в полной мере, а только устремлён к полноте бытия. Мир более небытиен, чем бытиен (потому сатана – «князь мира сего» – Ин. 14, 30). Мир во многом замкнут в себе и отъединён от бытия, более существует, нежели бытийствует. В этом смысле бытие первичнее и полнее сущего (так определяются эти понятия у М. Хайдеггера).

Тварный мир бытийно многоступенен. Многообразие мира, его предметов и существ представляет собой иерархию бытия. Человек, венец этой иерархии, является не только пастырем бытия (М. Хайдеггер) и не только подлинным субъектом бытия, но по образу Божьему человек есть само бытие. Можно сказать, что бытие бытийствует в мире через человека. Бытие мира, расколотое на субъектность и предикатность, в человеке должно найти воссоединение и воплощение.

В полной же мере бытие принадлежит Самому Богу. В Боге, как Самобытии, тождественны бытие и сущее. Истинно Сущий обладает всеполнотой бытия. Абсолютное Бытие воплощено в живом облике Сущего («Я есмь Сущий» – Исх. 3, 14). Бог является пиком бытия самого по себе и Он – Бытие-в-себе.

Бог обращён к твари с зовом к преображению, Он является миру как Новое Бытие. Если быть – значит сотворить Богу, творчески возвышать мир и возносить его к Божьему престолу, то не быть – означает отказываться от творческого усилия. Вектор небытия направлен против творческого акта Бога. В этом смысле ничто в мире не индифферентно, но либо бытийствует, либо не бытийствует. Любая остановка в возрастании бытия есть стагнация, смерть, небытие. Бытие есть усилие добра и путь к благу, акты добра являются вехами утверждения бытия, небытие же тождественно злу (сатана – дух небытия). Добро есть утверждение бытия, само бытие; зло – это разрушение бытия, небытие.

Бытие укоренено в свободном акте Творца. Бытие-добро проистекает из свободы как средоточия и источника, акт свободы порождает только бытие. Свобода дарована Богом и является образом и подобием Божиим в человеке. С вкушением с древа познания добра и зла человек совершил первый свободный акт бытия.

Мир как сущий устремлён к бытию, как существующий – ещё не пробился из мрака небытия к свету бытия. Мир до окончания времен бытийствует не в полной мере, но только частично, и тем самым отчасти погружён в небытие. Небытие возникает в бытии мира как самодовлеющая реакция всего мирского.

Принятие бытия – тягчайшее бремя, слабые существа стремятся избегнуть бремени бытия. Но невозможно войти в бытие без принятия его бремени, всякая попытка отказа от бремени бытия обрушивает в небытие.

Итак, источник небытия ни на небе, ни на земле, он не может быть в домировом ничто, поскольку в нём нет бытия, без чего не может быть и небытия. Небытие возможно только как противостояние бытию и потому небытие возникает только в мире сем как арене бытия, внутри бытия. У небытия нет корней ни вне бытия, ни в самом бытии. Небытие имеет своим источником само небытие: всё в мире, что сопротивляется бытию, противостоит ему и борется с ним, слагается в сферу небытия, зла. Небытие – из небытия и в небытие. Небытие – остановка в бытии, умаление бытия, искажение истинного облика бытия, восстание на бытие, которое может проистекать из любой сферы.

 

В чём источник сопротивления творческому акту Бога? Традиционные толкования сходятся в том, что зло проистекает из человеческой свободы. Но тогда источник свободы внебожествен. Свобода оказывается одновременно и Божиим даром, и вместилищем зла. Так проблема происхождения зла порождает антиномию: если Бог всеблаг, то зло не может быть от Бога, но если Бог всеобъемлющ и вне Его ничего нет, то зло не может исходить из чего-то вне Бога. Попытки решить эту антиномию теодицеи – оправдания Бога перед лицом зла, – сложились в две традиции, наиболее полно сформулированные Ф. Шеллингом и Н.А. Бердяевым.

По Шеллингу, источник зла в праоснове или тёмной основе Божества. Этот подход решает проблему могущества и всеобъемлемости Божией, но, строго говоря, не оставляет возможности доказать, что Бог не является источником зла и ответственным за зло.

Пытаясь сохранить представления о всеблагости Божией, Николай Бердяев впал в другую крайность. Источник свободы и произвола, творчества и зла Бердяев видел в некоем ме-оне (не-сущем), неисследимой бездне, которая «первичнее Бога и вне Бога». Но это, безусловно, лишало Бога основополагающего атрибута – всемогущества и всеобъемлемости: «Бог всемогущ в отношении к бытию, но это не применимо в отношении к небытию… Бог всесилен над бытием, но не над ничто, не над свободой. Потому существует зло» (Н.А. Бердяев). Эта позиция утверждает принципиальный дуализм, признает два абсолютных начала бытия, что близко манихейству, осуждённому христианством.

В категориях пространственно-предметной онтологии эти подходы выглядят неразрешимо противоположными. В то же время онтология экзистенциальная, онтология не объектов, а онтология трагической динамики бытия вскрывает Бога за пределами Бога. В экзистенциальном измерении открывается, что оппонирующие установки отображают две стороны одной первореальности. Источник небытия, зла и вне Бога, и в Боге. Но инобытие Бога – не местопребывание, а состояние тварного мира, стремящегося быть вопреки Богу, состояние твари, стремящейся не быть.

Свобода проистекает не из тёмной бездны в Боге, не из меонической бездны вне Бога, а из глубины Божественного бытия, поскольку Бог – прежде всего свобода. В основаниях мира лежит не меоническая свобода, а свобода Божественная, свобода, порождающая благобытие. Бесконечность творческих потенций содержится в духовном мире первообразов – на небе. Творческий акт исходит из высших божественных сфер, из свободы и духа, а не из тёмного меонического произвола. Бог за пределами Бога-Творца – это Само-Бог, возжелавший стать Творцом.

До творческого акта Бога ни в Самом Боге, ни вне Его не было никаких полярных реальностей. Противоположные начала – небо и земля – впервые выделены Создателем в начале творения. Небу как вместилищу духовных первообразов противоположен первичный хаос земли. До акта грехопадения этот предвечный хаос и был не-сущим (меоном) и в этом качестве не имел никакого взаимодействия с первообразным миром. Земля здесь ещё только голая потенция. Стихии земли через взаимодействие с небом ориентируются к бытию либо к небытию. Хаос становится материей творения. В нём раскрываются потенции и силы, динамика которых вливается в процесс преображения. Хаос становится действительной землей, питающей своей плотью и энергией само бытие. В то же время в нём обнажаются стихии сопротивления преображению: в меонической бездне хаоса – безграничность необусловленных потенций, но не свобода. Стихии хаоса случайны, произвольны, но не свободны. Хаос сам по себе ничего не порождает, но только способен отдаться преображающему акту свободы, либо сопротивляться ему.

Всесильный Бог всесилен над бытием и над небытием. Но Бог призвал человека продолжить Божие творение, сотворить Богу. В этом не попущение небытию и злу, а избранный Богом путь преображения бытия, преодоления сопротивления зла божественному творению. Бог творит бытие не натуральным могуществом, а свободой, Творец преодолевает небытие не непосредственно, а через свободу человека. Всемогущество Божие и проявляется во всей полноте в Его свободе и в создании свободного творческого соратника - человека.

 

 

 

Зло Богом не попущено, но появляется как сопротивление Божественному миротворению, восстание на Божий замысел о творении. Сам акт творения невозможен без сопротивления материала творчества, без инерции многого из того, что находится в лоне творческого акта. Ибо собственно творчество и есть обновление всего существующего по инерции и косности. Так акт творения уже в своём замысле предполагает сопротивление материи творения. В источнике многих форм зла лежат те или иные тенденции косности, хаотичности, сопротивления материи акту творчества.

Сопротивление может проистекать не только из материала, но и от своеволия субъекта творчества. Эта диалектика отражается в сказании о сатане – могучем светлом ангеле, восставшем на Творца (небесном революционере) и низверженном с неба на землю. В небесном первовыборе все духовные первообразы – вечные души – определились либо к воплощению, либо к бесплотному служению Творцу. Очевидно, какая-то малая часть чисто духовных существ – ангелов – возгордилась своим высочайшим положением, посягнула на прерогативы Самого Творца, за что и была низвержена с небес.

Но падшие ангелы – не единственная персонификация зла. Многие воплотившиеся души своими действиями в миру – ошибками и грехами – зачинают новые формы зла, которые сосредотачиваются в определённые формы и оказываются центрами притяжения зла, субъектами инспирирования всё новых его форм. Это – восстание внутри акта творения на само творение и Творца. Интегрирующей фигурой всех форм зла является сатана или дьявол.

Бог хочет мироздания без зла и желает своим чадам только добра. Но Бог открывает человеку, что творение Нового Бытия есть мука и боль нового рождения. Творческое рождение Нового Неба и Новой Земли изначально катастрофично и болезненно, является величайшим крестоносительным бременем. Бог потому восходит на Голгофу с творением мира, что принятие бремени творения означает самораспятие. Вхождение в бытие, то есть в акт Божественного миротворения, неизбежно влечёт за собой встречу с небытием – сопротивлением творению. Трагизм творчества в том и заключён, что принятие бытия есть одновременно и принятие небытия, поскольку бытие содержит в себе самое себя и небытие.

Итак, зло не попущено Богом и не создано каким-либо злым богом, оно не сводится к материи и не проистекает из свободы. Зло – это отпадение от творения Божьего, каковое может произойти в любой сфере бытия, включая и самые высокие, духовные. Зло является выпадением какой-либо части бытия из орбиты Божьего творения, самоабсолютизация частичности, противопоставление себя Богу и Его творению.

Онтологичность зла только в акте сопротивления творению мира, поэтому зло само по себе нетость, небытие, восстающее на бытие. Зло не имеет источника в бытии, но, в то же время, является результатом отпадения в небытие какой-либо сферы бытия. Зла нет там, где его не может быть по определению – в самом добре. Зло не может проистекать из импульсов к добру: свободы, веры, любви. Мнение о том, что зло необходимо для выявления добра, что зло способствует укреплению добра, – является величайшим соблазном. Такой подход неотвратимо ведёт к смешению критериев добра и зла. Это произошло с Николаем Бердяевым: начав с диалектики добра и зла, он пришёл к их подмене: в частности, в конце жизни положительно оценивал сталинизм. Неразличение онтологии зла и добра притупило чуткость философа, свойственную ему в годы революции (борник «Из глубины»), в книге о Достоевском.

«И свет во тьме светит» (Ин. 1, 5) – это ни в коем случае не означает, что свет нуждается во тьме, чтобы быть светом. Божественный свет есть сам по себе. Но ему противостоит мрак хаоса. И свет входит во тьму небытия не для того, чтобы обрести себя, а чтобы преобразить меоническую ночь в день Нового Бытия.

Не может зло приобретать положительное значение тем, что оно, якобы, оттеняет добро, напротив, положительный смысл имеет только путь борьбы со злом, опыт изживания зла, формы преображения. Понятно, что такого опыта не было бы, если бы не было зла, но это не наделяет зло какой-либо позитивностью. Мир изначально во зле лежит, ибо всё, что исходит от мира сего, противится активно или косностью своей Божественному творению. Путь добра лежит через преодоление сопротивления творению. Не вступил бы человек на этот путь – не было бы добра в мире. Но зло сохранилось бы: в отказе идти навстречу Божьему зову к творчеству. Это была бы изначальная и окончательная тотальность зла, беспросветность небытия, залившего, потушившего бытие в первом его импульсе.

Этой катастрофы удалось избежать Первочеловеку в дерзновенном акте, который назван грехопадением. В началополагающий момент бытие было отдано Богом человеку, судьба бытия была в человеческих руках. Если бы бытие в этом акте выбора не началось, то тем всё и кончилось бы (подобная ситуация всеобщего висения над бездной небытия повторится в конечные времена). Первочеловек ответил на Божественный призыв и пустил бытие бытийствовать. Это был первый акт утверждения добра. Первочеловек избежал первоначальной катастрофы бытия, чем было положено начало катастрофическим путям человека и мира к добру.

Свободный творческий акт Бога и человека созидает мир, в котором появляется разделение на добро и зло. Но это не значит, что можно утверждать происхождение из свободы и добра, и зла. Из свободы исходит само бытие и становление мира к полному бытию, что и есть начало добра. Но путь обретения и утверждения добра пролагается через косность и сопротивление, тотальность косности и сопротивления и есть зло.

 

В первом собственно человеческом поступке душа его совершила первый шаг из райского лона в предвечный хаос. Человек предназначен к тому, чтобы вернуться к Богу с преображённым миром, принимая Крест сотворца Божьего, разделяя крестоношение Бога. Но в другом измерении первопоступок удаляет от Бога, ослабляет связи с Творцом, замутняет духовное видение, чреват богооставленностью. Вступление на земной путь, где всё совершается через ошибки и падения, создаёт почву для греха и зла, поэтому даже святые ощущали себя величайшими грешниками.

Таким образом, в первом свободном действии Первочеловека – грехопадении – реализовалась и истина, и заблуждение. Человеческий первовыбор диалектически содержит и вину, и невиновность. Спасение включает в себя и осознание падения по своей вине, порчи вследствие проступка, но спасение невозможно без воспоминания о великой творческой миссии, без поднятия человеческого самополагания до высот богочеловеческого сотворчества.

В антиномии творения и состоит глубина христианского мироощущения, христианской аскезы, отчаянного желания освободиться от пут греха. Искупление – освобождение от рабства греху потому и становится возможным, что вина – лишь одна сторона антиномии. Своими силами мы не можем выбраться из состояния падшести, признав же себя виновными, мы получаем возможность прощения и спасения в искуплении. Потому мы и ощущаем вхождение в мир не только как творческое самопожертвование, но и как падшесть.

В чем греховность первовыбора? В первичном самополагании человек проявляет и богоподобную свободу и тварность, конечность. Тварная немочь не позволила человеку вместить должным образом вселенское назначение. В каждый благой порыв вплетаются импульсы недолжного – потенции прельщения. Невинно оброненное там прорастает здесь: гордость в гордыню, любование в самолюбие, стремление к сотворчеству Богу – в титанизм лжетворчества, творческие потенции – в необузданные стихии... Богоподобному существу, отпущенному Творцом на свободу, с самого начала не достало смирения, целомудрия, послушания, терпения, великодушия, кротости – желания сполна услышать и воплотить волю Божию.

Но в чём-то первочеловек и недовыполнил, недодерзнул, недовоплотил назначение, недобрал бремя свободы и ответственности. Свобода переплелась со своеволием, в душевные импульсы примешались самостные мотивы. Очевидно, знание о добре и зле было воспринято не во всей полноте, искренности и ответственности. Сказались инфантильная робость, нерешительность, чувство ужаса от абсолютной неизвестности, страх вселенской ответственности. Ева сорвала плод познания, но неуверенной, дрогнувшей рукой. Адам вкусил плод, но с нерешительностью и долей сомнения.

Так внутри благого поступка откладывалась некая непросветлённая область, отбрасывающая тень на будущее, сеющая семена греховности. Гордыня является тягчайшим грехом в христианстве потому, что является самоутверждением на искажённых потенциях в началополагающих актах творения. И так впервые семя греховности, из которого произрастает мировое зло, оказалось тенью внутри самого блага. Первородный грех совершился внутри первовыбора – грехопадения.

Но и здесь ещё нет собственно зла, но только его потенции. Разделение на добро и зло проявляется с появлением их критериев. Вкусив от древа познания, узнав добро и зло, Первочеловек исполнил волю Божию, принял великое творческое призвание и, тем самым, вступил на путь добра. То, как он это совершает, накладывается неизгладимым образом на облик мировой истории. Предстояние перед первозданным хаосом и нисхождение в меоническую бездну порождает новые состояния в человеке и в мире, вплетающиеся в последующую историю.

Существо, вкусившее плодов познания, впервые ощутило и богоподобное величие, и тварную немочь, почувствовало первые искушения – внешние поводы и внутренние влечения к греху. Человек впервые ощутил свою свободу и богоподобность, но в нём проснулось и титаническое своеволие. Он принял миссию сотворца Богу, но не во всей полноте и чистоте. В должном оказалась примесь недолжного. Ощутив в своих руках судьбу мироздания, тварный творец почуял не только вселенскую ответственность, но и тягу к бесконтрольному владычеству. Человек не только низринулся, но и пал, отпал от Бога. Он не только преобразовательно внедрился в хаос, но и развязал его стихии. Человеческое назначение замутилось его исполнением, в результате мир в чём-то исказился в своих основах.

Таким образом, то событие, которое называется грехопадением, объемлет первовыбор перволюдей, сферу первородства, в которой слагались потенции и силы будущего, где проявились и принятие бремени бытия, и его искажение. Падением это событие названо и потому, что перводействие людей явилось нисхождением из высших, духовных миров в низшие, хаотические. Но вместе с тем в нём содержался аспект реального падения, как потери высшего и порабощения низшим. Этот аспект и отражается в том, что называется первородным грехом, который указывает на собрание потенций и тенденций греха и зла.

Человеческая судьба в мире сложилась так, что тёмные потенции не были нейтрализованы и их энергия влилась в мировое зло. Первородный грех сложился в первые акты человеческого самополагания и в миру оказался инстанцией, породившей грех. Поскольку в лице Адама человечество совершило первый поступок, то и величие и слабость этого акта распространились на всех людей: «О, что ты сделал, Адам? Когда ты согрешил, то совершилось падение не только тебя одного, но и нас, которые от тебя происходили» (3 Ездр. 7,4 8). Но всё человечество связано с Адамом по греху, прежде всего, в том смысле, что после принятия земного назначения все человеческие души из мира чистой духовности выходят в мир сей, как на поле брани добра со злом.

 

Источник зла – в стремлении твари возвратиться в добытийное состояние. Зло – это боязнь бытия, измена бытию, отказ от крестонесения бытия, когда всё хаотическое утверждается в хаосе, духовные же первообразы стремятся вернуться в своё первозданное состояние. Зло есть такая встреча земного и небесного, которая завершается полным отказом от встречи. Разделённые свет и тьма не возвращаются в первозданную форму, ибо это невозможно по природе вещей. Свет перестает быть светом, потому как ему негде светить. В первозданном хаосе растворяются всякие потенции и он окончательно превращается во тьму небытия.

Мир сей с момента создания является ареной богочеловеческого творчества. Душа человека несёт в себе силы, стремления и неба, и земли, потенции которых предназначены для персонификации, преображения бытия – служению добру. Но они же могут быть направлены против Божественного творчества, что превращает их в силы зла.

Зло само по себе не существует, ибо это нетость, полное отрицание бытия. Но акт отрицания запечатлевается в мирских формах. Зло, не имея собственного бытия, паразитирует на бытии, поэтому во зло могут быть обращены любые, даже самые благие мировые силы, стихии, стремления, если они из материала и орудия творения Божьего превращаются в средства борьбы с творческим актом Бога, с Самим Творцом.

Таким образом, зло возможно только за пределами самобытия Бога – в сфере мира сего как арене творения. Сатана – князь мира сего – персонифицирует самоволие тварного мира, противостоящее творящей благодати. Это дух зла, интегрирующий все силы сопротивления Творцу, откуда бы они ни исходили. Но это и конкретное существо, являющееся персонификацией мирового зла и выражающее его волю. Кристаллизовано это существо первогреховными поступками человека, но с первого мгновения оно проявляет собственную инерцию – злую волю и противостоит праведной воле человека.

Различные источники происхождения зла и формы его кристаллизации отражают многоимённые духи зла. Самаель – ангел смерти, слепой бог или бог слепых, дитя хаоса – персона, олицетворяющая претензию смертоносных стихий подменить собой истоки и токи жизни, ослепить преображающий взор человека. Люцифер – дух астрального света – выражает стремление сферы астральных энтелехий к самодостаточности, дух магического рабства, это отражённое призрачное лжебытие, стремящееся вытеснить собственно бытие. Ослепление люциферическим светом – это соблазн подмены всего и вся. Вельзевул – князь тьмы и бесов, демонов, повелитель скверн – олицетворяет духовное отступничество, идолопоклонство – поклонение материальному истукану как полное порабощение у предметного мира. Асмодей – ангел истребитель – происходит от блуда между падшими ангелами и дочерьми человеческими, особенный недруг брака как божьего установления, совратитель к противоестественным связям и амбивалентности, разрушитель органичных связей между противоположными началами. Если Асмодей олицетворяет уродливые формы соединения сил неба и стихий земли, то Лилит – та часть пассивного начала материи, которая стремится предотвратить соединение начал неба и земли, закоснеть в непреображённости, нерождённости, в извечной хаотичности, либо множить только хаос. Поэтому Лилит «овладевает мужчинами против их воли с целью родить от них детей, вредительница деторождения, не только наводит порчу на младенцев, но похищает (пьёт кровь новорожденных и высасывает мозг из костей) и подменяет их; ей также приписывается порча рожениц и бесплодие женщин» (Мифы народов мира). В общем, имя им легион – на каждом шагу человека подстерегают либо сложившиеся ложные формы жизни, либо соблазны лжетворчества – порождения новых духов зла.

 

 

 

Человеческая душа объемлет поле персонализированного космоса, несущего разнонаправленные силы. Прежде всего, это заданность к воплощению: мир первообразов в целом и каждая его составляющая назначены к воплощению и устремлены к плоти. Одновременно низринувшиеся в хаос первообразы испытывают небесное притяжение – стремление возвратиться в первозданное состояние. Зовы неба и земли претворяются в душе человека в различные силы, служащие по воле человека добру или злу.

Вечная душа в земных странствиях испытывает тяготение к духовным сферам, тоскует по утерянному раю. Это проявление платоновского Эроса, устремлённого в сферу идеальных сущностей, духовных первообразов бытия. Эрос пробуждает духовные состояния, напряжение духовной жизни. Следуя зову неба душа человека стремится к горнему и возносит принятую плоть. Но если эта сила гипертрофируется и отчуждается от целостного теургического акта, она превращается во зло: тотальный спиритуализм обрывает связи с мировой плотью. Это и произошло в неоплатонизме, гностицизме, в которых изощренное знание оказывалось во многом бесплодным из-за радикального осуждения плоти и отрыва от космической материи. Гиперспиритуализм развоплощает, искажает творческое назначение человека.

Тотальное стремление души покинуть мир сей – арену преображения – по существу является отказом от сотворчества Богу и восстанием на Его творение. Поэтому искажённое влечение к духовности, обрывающее связи с плотью, оборачивается притяжением небытия, одной из форм зла. Так спиритуализм оказывается злом, хотя он противоположен материализму.

 

Нисходящая в плоть душа стремится оградиться от хаоса. Охранительная аскетическая реакция позволяет не погрязнуть в плоти, сохранить свою духовную сущность. Традиция христианского аскетизма созидала духовный панцирь души, ограждающий от разрушительных стихий и создающий условия для взращения духовности, кристаллизации в человеке личностного начала.

Но когда эта защитная реакция становилась самодовлеющей, она разрушала органичные связи души с плотью и обращалась во зло. В историческом христианстве аскетическая установка нередко абсолютизировалась: аскеза служила не одним из средств, но утверждалась как единственный путь, истина в последней инстанции. В результате спасение сводилось к умерщвлению плоти.

Нередко монашеская аскеза навязывается в качестве единственно истинной формы жизни. Будто не монастырь призван преображать жизнь, а весь мир обязан уйти в монастырь. Лжеаскетизм порождает лицемерное смирение, прикрывающее духовное тщеславие и гордыню. Гипераскетизм культивировал болезненное законничество, сервилизм, нравственный ригоризм, умерщвляющие духовную жизнь и творческую свободу. Демон – дух самоабсалютизации и тотальной гордыни, соблазн демонизма подстерегает самые духовно утончённые натуры.

Православное предание органично предохраняет от крайностей спиритуализма и гипераскетизма. Говоря о деятельности св. Григория Паламы и о традиции, которую он продолжил, архимандрит Киприан писал: «Какая бы жестокая борьба ни велась человеком против своих “дел плоти”, это никогда не бывает для православного аскета (в отличие от буддизма, манихейства, всякого рода спиритуализма, теософии и т.п.) борьбою с самым телесным началом, как таковым и как якобы искони злым и порочным по существу, а только лишь с гнездящимся в нём грехом… Именно этого-то псевдодуховного, монофизитского, а потому и сектантски нездорового начала не было в подлинном опыте восточного аскетизма. Утончившие свою плоть почти до ангельского состояния, не только её не гнушались, а учили очень почтительно и возвышенно о человеческом теле. Никакого лже-аскетического спиритуализма они не признавали… Эта мистика учит о бесстрастии не как о какой-то нирване, а, наоборот, как о возвышенном делании духа. “Бесстрастие, – учат афонские исихасты в своём томосе, – есть не простое умерщвление страстного начала в человеке, но лучшая энергия этого тела”. Это, следовательно, преображённое бытие, новый этап в действовании… Тело есть и может быть помощником в деле спасения, в подвиге, в молитве, то есть в действиях, казалось бы, чисто духовных… Они учат владеть телом, а не только порабощать его и умерщвлять гнездящиеся в нём страсти… Аскетика состоит не в убиении тела и никак не в унижении человеческого назначения, а в помощи человеку исполнить это своё назначение. Истинная духовность выражается не в презрении к телу, а в одухотворении всего психофизического состава человека».

 

 

 

Добытийный хаос представляет собой первичное небытие, поскольку он ещё не вошел в соприкосновение с бытием. В этом смысле он ни-что. Небытие же в мире сем есть восстание на творческий акт Бога – на само бытие и его основу. Предвечный хаос становится основой (землёю) космоса, поскольку обузданные и положительно сориентированные его стихии становятся плотью и кровью космоса, поскольку мощь хаоса обуздывается творческой динамикой бытия. Жизнь есть дух, обуздавший хаос.

Хаос содержит потенции зла, небытия. Всякая вещь порождена из хаотической материи, как своей основы, но хаос стремится выплеснуться за положенные ему пределы, затопить космос. Всякий предмет, в конце концов, вновь погружается в хаос как свою смерть. Зло хаоса – в сопротивлении материи-материала творческому акту, когда стихии хаоса становятся самодостаточными. Ложное самоопределение человека персонализирует разрушительные хаотические тенденции, которые с этого момента обретают открыто антибытийную сущность и паразитируют на бытии.

Таким образом, притяжение материи двойственно. Материя стремится затопить мир, человек призван противостоять злу хаотической экспансии. Но в глубинах хаоса и материи проявляется и низшая софийность – потенции и стремления к преображению, женственное тяготение к высшему организующему началу. Каждая душа ощущает в своём теле софийные стенания к преображению и призвана истинно их ориентировать. Но положительный зов плоти и эстетика плотских форм могут пленить душу, плотские стенания могут заворожить как песни сирен и поработить безличными стихиями. Приземлённость жизни и материальное прозябания развращают дух личности. Материализм как апология плотского, материальной экспансии и потребления порабощает душу и разрушает мироздание.

Каждая воплотившаяся душа испытывает стремление собственной плоти к воссоединению с другой плотью. Если сила Эроса побуждает к духовному соединению личностей, то Эрот – это плотская сила вожделения плоти, стремление плоти к воссоединению с другой плотью, когда душа через свою плоть испытывает обольщение формами плоти и жажду погружения в недра плоти. Мощная эротическая сила плоти может быть преобразована в любви, в творчестве, поскольку связывает с материей творения. Но вне духовного контроля она может затопить душу стихией сексуальности. Развращённость и распутство – прельщение плотскими страстями – расшатывают духовные критерии, ведут к разброду чувств, к раздробленности души, к развалу личности.

Сущность греха в хаотизации души, потере себя: потерянная душа – греховная душа. «По мере угасания в сознании творчества, само-деятельности и свободы, вся личность оттесняется механическими процессами в организме… А так как трезвение и бодренность – условия жизни личности, то всяческая нетрезвость и всяческая сонливость способствуют такому ослаблению само-собранности духа. Когда хочется спать, когда бываешь спросонок, забывая “бодренным сердцем, бодренною мыслью и бодренным умом отгонять унынье греховного сна”, или ещё, тем более, в состоянии опьянения… Весь организм – как телесный, так и душевный – из органа личности превращается в случайную колонию, в сброд несоответствующих друг другу и самодействующих механизмов. Одним словом, всё оказывается свободным во мне и вне меня – всё, кроме меня самого» (свящ. Павел Флоренский).

Таким образом, нисхождение к хаосу может быть обращено и к добру, и злу, в зависимости от того, служит ли оно творению Божию, или противится ему.

 

 

Абсолютизация частичности – тотальный эгоцентризм, титанизм

 

В душе личности сталкиваются полярные силы: небесные и земные, духовные и хаотические, бытийные и антибытийные. Помимо этого от человеческого призвания проистекают различные заданности и стремления. Человек призван в выборе, поступке и действии ориентировать все стихии к продолжению творения Божия. Творчество же требует деяния свободного, полного, целостного. Несвобода и есть рабство у какой-либо частичности – всё человеку дозволено, но ничто не должно им владеть (ап. Павел).

Человек предназначен услышать зов всех сил и стихий, истинно ориентировать их в процессе преображения, интегрировать в творческом акте. Эмпирический опыт частичен по природе своей: «Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем” (1 Кор. 13, 9); (в переводе прот. Сергия Булгакова: «Ибо познаём мы только как часть (в обособлении) и пророчествуем так же, как часть»). Наиболее явна для человека та реальность, с которой он имеет дело в данный момент. Актуальная частичность перекрывает панораму целого.

Только духовно целостной личности доступна подлинная всецелая ориентация. Человек призван принять частичное, но воплотить в нём вселенское и универсальное, в настоящем утвердить грядущее: «Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится» (1 Кор. 13, 10); (в переводе прот. Сергия Булгакова – «когда же наступит целостность, то частичное прекратится»); «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор. 13, 12).

В акте добра, в истинном поступке – цельном и гармоничном – возрастает личностное бытие. В греховном же деянии все силы и стихии разделяются сами в себе и расщепляют душу человека, разрушают бытие: «…Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Мф. 12, 25). Зло является абсолютизацией частичности и самоабсолютизацией – противопоставлением себя Абсолюту. Когда что-либо, благое само по себе, гипертрофируется – перекрывает и претендует перекрыть целое, заменить его, оно обращается во зло. Попытки утвердить конечное в качестве бесконечного разрушительны, самоутверждение частичности дробит реальность и вызывает прогрессирующую хаотичность. Поэтому зло – это неустроенное, безобразное и бесструктурное.

В русском языке зло называлось худо и лихо, что может отражать абсолютизацию частности (худое), неизбежно оборачивающуюся агрессивными притязаниями (лихое). Оттого сатана – это дух самопревознесения, ослеплённое себялюбие, разнузданное безграничное хотение, которые противоположны творчеству, несут разрушение и смерть. «Всё прекрасно, и благо, и истинно, – когда “по-чину”, всё безобразно, зло и ложно, – когда само-чинно, само-вольно, само-управно, по-своему. Грех и есть “по-своему”, а сатана - “по-своему”» (свящ. Павел Флоренский).

 

Душа по природе своей стремится расширить сферу действия в миру, раздвинуть границы принятой плоти. Это сила роста, которая, возвышая в бытии, одновременно расширяет поле персонализации, объемлет всё больше мировых реалий. Она является благой, поскольку душа стремится придать принятой плоти гармонию и меру. Но, становясь самодовлеющей, эта же сила превращается в необузданное своеволие, стремящееся подчинить всё вокруг своей самости.

«Начало греха в том, что человек уходит из подлинного бытия в небытие, от истины ко лжи, от света во тьму для того, чтобы самому стать творящей основой и при помощи власти средоточия, которое он содержит в себе, господствовать над вещами… Общая возможность зла состоит в том, что вместо того, чтобы сделать свою самость базисом и органом, человек может возвысить её на степень всеопределяющего начала, всеволи, духовное же в себе обратить в средство» (Ф. Шеллинг).

Бездуховная всеволя – титаническая гордыня сеет вокруг себя величайшее зло. Человек не предназначен и не способен подчинить всё мироздание, поэтому экспансия титанизма – ощущение сверхсилы и стремление захвата – расщепляет душу захлестнувшими её стихиями. В то же время агрессия самости разрушает космический порядок: ненасытная жажда жизни и её благ, необузданное стремление к обладанию, воля к власти, гипноз бесконечного земного переустройства (дух политики) – являются причинами многих бедствий современной цивилизации.

Гипертрофированный титанизм сказывается в претензии на распоряжение другими людьми, посягательстве на жизнь человека. Но высшее натуральное могущество оказывается апофеозом бессилия: «Предельное бессилие в отношении к другому человеку находит себе выражение в его убийстве. Безмерная сила обнаружилась бы, если бы можно было воскресить человека. Сила есть преображение, просветление, воскресение другого. Насилие же, истязание, убийство есть слабость» (Н.А. Бердяев).

 

Сила индивидуализации – центростремительная, она противоположна силе роста. Каждой воплощающейся душе свойственно стремление индивидуализироваться, выделяться из окружения, выкристаллизовывать своё «Я», выделить свою плоть и своё место обитания. Сосредоточенность на центре личности необходима для взращивания личностного достоинства. Но становясь тотальной, эта же сила обрывает связи с космосом и ведёт к автономности пустоты, небытия.

Самоутверждение в противопоставлении Творцу и Божиему миру вырождается в индивидуалистическом эгоцентризме, когда творческая свобода личности обращается в произвол самости. Это другая форма демонического титанизма. Истинно добрые дела совершаются не из эгоцентрической любви к себе и не из эгоистической заботы о собственном благе, а из любви к ближним и заботы о них. «Грех – в нежелании выйти из состояния само-тождества, из тождества “Я-Я”, или, точнее, “Я”. Утверждение себя как себя, без своего отношения к другому, то есть к Богу и ко всей твари» (свящ. Павел Флоренский).

Гордыня титанизма и эгоцентризма в христианстве лечится смирением – не уничижением собственного достоинства, а укрощением самостных стихий: «Очищенный смысл христианского смирения… означает внутренний духовный акт преодоления эгоцентризма, а не глубокую покорность» (Н.А. Бердяев).

 

Человеческой душе свойственна и открытость к окружающему миру, к природе – её красоте, мощи, многообразию. Душа обращена к другим «Я» – стремится ощутить рядом с собой близкого и родного в мировых скитаниях, а также к группе людей и всему человечеству – для ощущения родства человеческих душ на земле. Но когда стремление к открытости доминирует над всем, оно вызывает разрушения. Неестественно распахнутая, незащищенная душа унифицируется – становится единообразной с внешними стихиями и предметами, стремится отождествить себя с природой (Руссо), с социумом (коллективизм в противоположность соборности), с группой (партийность), с какой-либо идеологией (идеомания), либо отдать свою волю какому-либо «вождю», «учителю», «спасителю».

 

Человек призван действовать не частично и не тотально, а цельно и органично, – принять и вынести полноту бытия, бремя Креста. Ничто не должно отпускаться на самоволие, но сводиться к духовному творческому центру – к образу Божиему в себе. Как только человек руководствуется какой-либо частичностью, сбрасывает бремя полноты и целостности, его захватывает хаотический поток. Пытаясь обрести какую-то опору в хаосе существования, человек отдается разного рода тоталитарным духовным поветриям, идеологиям, в результате чего все силы отдаются строительству грандиозного здания очередной частичности. При этом можно испытать прилив кратковременной эйфории – неоправданного благодушия и радости от облегчения жизненного бремени, от сбрасывания крестонесения бытия. Здесь подстерегает противник Божьего творения – сатана, подталкивающий под руку, нашептывающий иллюзии и фикции самооправдания. Человека окончательно закручивают космические и исторические вихри, он теряет свою сущность и деградирует.

В новейшее время со слепой одержимостью строится «Вавилонская башня» счастливого будущего всего человечества, где коммунизм и масскультура или цивилизация потребления являются разными эстакадами одной грандиозной иллюзии. И коммунисты, и маниакальные «демократы» духовно слепы и глухи, не воспринимают суть вещей, ибо загипнотизированы частичностью. Слепые вожди слепых упоены гордыней обладателей истины в последней инстанции и не способны воспринимать никакую альтернативу.

Разрушение цельности жизни погружает её в хаос и ввергает человечество в грандиозные катастрофы, либо в периоды, когда, как говорил Николай Бердяев, жизнь мелеет. Это и революции, и варваризация жизни, и гонка потребления, и навязывание чуждой цивилизации, перемешение различных слоев культуры, ибо культура – это контуры и вехи органичного бытия человека, народа.

Восстановление целостности жизни, кристаллизация цельного человеческого облика начинается с возрождения иерархии ценностей, с представлений о главном в жизни, о добром и должном, об истинном и ложном. Признаком возвращения субординации ценностей является атмосфера духовной простоты и глубины, меняющая декаданс – упадничество, со всеохватывающим скептицизмом, цинизмом, бесстыдством. Возрождение цельной духовной личности формирует серьёзное, творческое и ответственное отношение к жизни. Восстанавливаются сбитые историческими вихрями вехи бытия, человек вспоминает о своей смертности, о вечности, ощущает свои корни: опознает и освящает ответственной деятельностью место, где родился и живёт. Жизнь возвращается в свои органичные берега.

 

 

 

Источник добра – в Творце, добро меряется отношением к творческому акту Бога. Бог в миротворении всходит на Голгофу и творя – предает Себя Кресту, ибо рождение истинно нового бытия есть мука, страдание и смерть старого. Голгофа – высший пик добра, Распятие – источник всяческого добра. Добро в мир вносится сораспятием Богу. Добро, истина, красота созидаются человеком в том случае, когда он реализует вселенское назначение и принимает бремя Креста Христова.

Крещение человека является мистическим актом сораспятия Христу, принятием Креста Христова. Крещение во имя Христа внутренне духовно соединяет с Богорождением, земной жизнью, учением, смертью, погребением и воскресением, вознесением Спасителя. С крещением человек вводится под сень Креста Господня и его жизнь является либо принятием сораспятия Христу (жизнь в добре), либо отказом от собственного крестонесения (отпадение в грех и зло).

Молитва Честному Кресту – уникальная личная обращённость к Кресту – это сугубая молитва борения со злом как таковым, а не только с частными грехами:

«Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняяй бесы силою на тебе пропятаго Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшаго и поправшаго силу диаволю, и даровавшаго нам Тебе, Крест Свой Честный, на прогнание всякаго супостата. О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень! Помогай ми со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь».

Когда в жизни присутствует Крест Христов, когда мы совершаем свой поступок под сенью Креста, в этот момент воскресает в душе Бог (да воскреснет Бог), обнажаются и изгоняются силы зла (расточатся врази Его), всё восстающее на Божий акт творения (ненавидящии Его). Когда человек поступает должным образом и с любовью обращён к Богу (любящих Бога), что значит разделяет Его Распятие (знаменующихся крестным знамением), то человек становится созидателем истинного добра, перед которым тают силы зла-небытия (яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси). Крест – реальность, которая непосредственно обращена против зла и изгоняет зло (на прогнание всякаго супостата). И сатана враг, прежде всего, Креста Христова. Осенение себя Крестом является символическим выражением принятия бремени крестоношения. Поступок под сенью Креста – единственно истинен (Пречестный), всегда чудоносителен, так как не от мира сего. Через Крест – Воскресение и потому Крест Животворящий – крестное бремя дарует жизнь истинную и вечную.

 

 

 

 

Наука – величайшее достижение человечества – одарила невиданными материальными благами и возможностями. Но плата за приобретённые сокровища оказалась чрезмерно дорогой, – ослепительные достижения застят взор, человек научно-технической цивилизации отучен видеть смысл бытия и высшее назначение жизни. Два следствия развития науки оказались особенно роковыми. Наука как один из инструментов познания мироздания и воздействия на природу превращена в мировоззрение, исключающее другие формы мировоззрения как «ненаучные». Наибольшие научно-технические достижения чреваты гибельными последствиями для человечества.

Как сложилось, что современная цивилизация приобрела гипертрофированно натуралистический характер, отрицая многообразие бытия? Почему апофеоз натуралистических достижений привёл к невиданному разрушению самой натуры – природы?

Научно-техническая цивилизация как этап натуралистической цивилизации сформировалась в христианском человечестве. Научные представления о материальном космосе и фрагменты науки существовали в различных культурах, но только в христианской Европе наука превратилась сначала в универсальный мироустроительный инструментарий, затем в мировоззрение, определяющее позицию человека и представления о мироздании.

В дохристианском мире познание природы было производной частью сакральной культуры. Попытки влияния на природные стихии ограничивались ощущением, что сам человек является подчинённой частью космоса. Мир в целом и явления природы представлялись высшей реальностью, созерцание которой вызывало благоговение, сдерживающее манипулирование природными силами для практических нужд.

Христианское благовестие предоставило человеку возможность новых отношений с космосом и природой. Человек в христианстве – образ и подобие Божие, венец творения, продолжатель Божьего творения. Для христианина живая природа – это низшая тварь, стенающая через человека к Богу о преображении. Человек как посланник Божий ответствен перед Творцом за мироздание и за всё в нём существующее. Ему делегированы Богом демиургические полномочия по отношению к природе.

В исторической реализации космического творческого назначения христианское человечество подстерегал соблазн титанизма – упоение могуществом (эпоха Возрождения), забвение сотворческой роли, обрыв связи с Творцом (эпоха Просвещения), затем отвержение Бога (эпоха атеизма и богоборчества). В результате мнимое могущество обернулось пленом у природных инстинктов и стихий. Порабощенная натура подчинила своего победителя.

 

«Начиная с эпохи схоластики на Западе полностью преобладают представления о тварном мире, как совершенно отъединённом от Бога и замкнутом в своей природе. Тем самым разум, познающий мир, и деятельность человека в мире оказываются непричастными к отношениям человека с Богом, отсекаются от сферы религиозного. Так совершилась автономизация, “секуляризация” человеческого разума и всех форм деятельности человека в мире. Она уже не могла не привести к кризисным последствиям. Если Земля не преображается, она обезображивается» (Оливье Клеман).

Как всякий соблазн ложная установка исподволь вплеталась в истинные побуждения. В конце Средних веков христианский творческий подход к природе стимулировал познавательную активность человека. Реализация специфического интереса к материальной стороне вселенной сложилась в определённую традицию со своими закономерностями, мотивами, инерцией. Постепенно оформились представления о том, что человек выделен из природы и возвышен над ней, всё более осознавалась его роль устроителя космического порядка. Это подвинуло к позиции отстранённого наблюдателя, которого заинтересовал вопрос: какой природа является сама по себе. В итоге возобладал потребительский подход: природа интересна в той степени, в какой можно использовать её возможности для могущества человека. Со временем, по мере секуляризации культуры, интерес к самой материи и ко всему плотскому стал преобладать над духовными сферами.

Так было положено начало естественнонаучного взгляда на мир. Понятие «наука» свелось к понятию «естествознание». На данном этапе учёный ещё сохранял представление о религиозном источнике истины, о сути вещей самой по себе. Складывающаяся научная традиция не стремилась познавать сущность предметов (что оставалось прерогативой теологии и философии), пыталась отобразить законосообразность мира явлений. Такого рода дуалистическое мировоззрение, которое ещё имело общий источник, наиболее полно выразил Ньютон, считавший основными своими произведениями богословские трактаты, ныне малоизвестные.

С течением времени стремительно расширялся арсенал естественнонаучных средств. Новые поколения учёных входили в мир познания через науку, приучались изначально смотреть на природу через призму научной традиции. Учёный ещё оставался верующим христианином в частной жизни, в религиозной практике, но на научные изыскания христианское понимание мира распространялось всё меньше. Наука формулировала собственный взгляд на мир, претендовала на то, чтобы стать параллельным теологии и философии путём познания единой и неделимой истины. Идеологическим обоснованием такой позиции явилась концепция деизма: Бог – создатель мироздания – не участвует в его процессах, космос функционирует как заведённые часы, поэтому наука должна познавать механистические законы природы и настоящий учёный чужд всякой мистики.

Новые поколения учёных видели природу не только с позиции целостного христианского умозрения, выраженного в откровении, теологии, философии, но и «необусловлено», «объективно». Критерий же «объективности» изначально достаточно субъективен – отказ от «догм» христианской онтологии и руководство практической целесообразностью результатов научного опыта.

Параллелизм научного и теолого-философского мировоззрения предполагал, что оба мировоззренческих ствола укоренены в единой истине. Истина науки выглядит иначе потому, что это другой взгляд на ту же истину. Но методологический параллелизм расщеплял и душевную жизнь учёных, которые по существу переставали быть христианами, как только садились за исследовательский стол, ибо в их методологии отсутствовало христианское отношение к миру. Входя в лабораторию, они попадали в иную вселенную, имеющую свои законы, всё более далекие от христианского представления о мироздании. Всё больше забывался христианский призыв об освящении и преображении земного мира. И всё более природа превращалась в глазах человека в самодвижущийся механизм, который можно подчинить, познав закономерности его действия.

Постепенно научная методология становилась всё более специфической и самодостаточной. Цель автономного научного подхода сформулировал Френсис Бэкон (1561-1626): «Не к тому мы стремимся и не думаем, чтобы для счастья людей много значило, какие у кого мнения о природе и началах вещей…Мы не заботимся о таких умозрительных и вместе с тем бесполезных вещах. Напротив того, мы решили испытать, не можем ли мы положить более прочное основание действительному могуществу и величию человеческому и расширить его границы». Цель – не познание начал бытия, которые с утилитарной точки зрения бесполезны, а стремление посредством знания расширить границы могуществу и величию человеческому: Знание – Сила.

Оказалось, что «лозунг  Бэкона был не обобщением социальной или экономической реальности, связанной с распространением наук… а представлял собой требование к только лишь зарождавшимся наукам, программу их использования, предусматривающую строгие рамки их включения в общественную жизнь» (В.Н. Тростников). Это было требование титанического своеволия и потребительской установки, всё более доминирующих в секуляризующемся уме европейского человека. Бесконтрольно реализовать их можно было в мире без Бога, в механистической природе. «В пятнадцатом и шестнадцатом веках в Европе начало резко усиливаться новое, отличное от религиозного, мировосприятие, центральным пунктом которого было представление о вселенной и всех её составных частях, включая человеческое общество и отдельных людей, как о механизме или автомате, как о машине, действующей по заданной программе. Это и была глубинная идеология Ренессанса, породившая многие его эпифеномены, ошибочно принимавшиеся за независимые характеристики. С тех пор европейцы уже не могли с ней расстаться, и хотя затем в неё влились и другие течения, эта идеология как раз и определила требования к нарождающемуся естествознанию и поставила пределы его притязаниям и проблематике» (В.Н. Тростников).

Наука руководствуется тем, что знание – сила, что вступить во владение миром можно посредством последовательного решения бесконечного ряда технических задач. Наука учила видеть «перед собой не лицо Бога, а протяженную субстанцию – неисчерпаемый склад сырья и орудий, сумму вещей, с которыми можно работать» (С.С. Аверинцев). Устранение понятия вечной души превращало природу в мертвый объект для познания-конструирования и утилитарного использования человеком. Но в таком мировоззрении и человек воспринимался как часть безликой массы, подчиненной механистическим законам вселенной. Не только «животное – автомат»  (Декарт), но и «человек – машина» (Ламметри), а «процессы в теле человека и каждого живого существа являются такими же механическими, как и процессы в часах» (Лейбниц).

Всё новые поколения учёных воспитывались в лоне науки не только как методологии познания, но и как нового мировоззрения, которое подавляло метафизический взгляд на мир и человека. Усиливающаяся секуляризация – обмирщение, отпадение от целостной религиозной истины, и прогрессирующая абсолютизация частичного находит мировоззренческое и методологическое оправдание. Атеистическому потребительскому диктату общества соответствовала складывающаяся методология секуляризованной науки. К XIX веку сформировалась философская концепция окружающей реальности, в которой утверждалось, что реален только материальный мир, обладающий объективностью – независимостью от человека; детерминированностью поведения – подчинённостью законам природы; дискретностью, атомистичностью строения; жёсткой материальной взаимосвязанностью всех частей; способностью открываться органам чувств.

 

На третьем этапе развития наука претендует на универсальное мировоззрение, становится ориентиром всякой познавательной деятельности, в том числе и по оценке метафизической проблематики. В результате научный метод исследования не только доминирует, но и вытесняет всякие другие подходы. К середине XIX века формулируется научно-методологическая философия – позитивизм, который отказывает теологии и традиционной философии в праве на существование.

Позитивизм – это мировоззрение, отрицающее всякие онтологические основания мироздания. В позитивизме отрицается вещь в себе и мир ограничивается миром явлений, поэтому в познании необходимо исходить только из позитивного опыта – эмпирически данного, фактического, несомненного. В позитивистском мировоззрении отрицается существование истины как таковой. Сама постановка вопроса о наличии истины объявлена некорректной, а область религиозного мировоззрения названа областью псевдопроблем. Вопрос о существовании Бога – типичный псевдовопрос, и на него бессмысленно искать ответ. В позитивистской науке произошло соединение крайнего рационализма с крайним эмпиризмом.

Сегодня неопозитивистская наука по существу отказалась от познания бытия. Неопозитивистская научная вселенная – это конгломерат представлений и понятий, напрочь вытеснивший и не допускающий видение смысла и оснований бытия. Метафизика отрицается как лженаука, ставящая бессмысленные псевдовопросы о Боге, о вечности, о смысле бытия, истине, о сущности и назначении человека и дающая ответы, которые не могут быть эмпирически верифицированы, подтверждены. «Пережитки» метафизики – претензии на раскрытие причин и сущностей – искореняются из науки, которая должна описывать явления и отвечать не на вопрос «почему», а на вопрос «как». Лингвистический неопозитивизм, например, утверждает, что философские построения навеяны неясностями в национальных языках, философия и ясность мысли – несовместимы.

Метод неопозитивизма, как методологии современной науки, свёлся, во-первых, к методу исследования самого метода – языка науки, во-вторых, к верификации – проверке научной осмысленности научных утверждений и их истинности через сравнение с фактами опыта, который, в свою очередь, сводится к переживаниям, ощущениям субъекта, как изначально данному. Переживания же и ощущения субъекта нисколько не даны изначально, но формируются его техническим вооружением – арсеналом естественнонаучных средств.

Философ Виктор Тростников обнажает сущность современного научного подхода: «Структурализм легковесен, декларативен и, как любой продукт неопозитивизма, крайне нелюбопытен ко всему, что касается живого, неформального содержания исследуемого объекта. Вычурные и претенциозные писания структуралистов, наполненные бесчисленными вариациями на одну и ту же тему, представляют собой словесную игру, импонирующую тем, кто вследствие врожденной вялости чувств или в результате позитивистской выучки умеет не испытывать тоски, занимаясь переливанием из пустого в порожнее, кто научился легко скользить мыслью по трескучим фразам и принимать утончённость оборотов за тонкость ума, эзотеричность терминологии – за учёность, а летучие ассоциации – за понимание существа дела… Авторы перегружают свои произведения заумной терминологией, которая оглушает читателя и не даёт ему возможности вникнуть в существо дела… Расшифровка терминологии поглощает столько сил читателя, что, сумев разобраться в мудреных словах, он испытывает удовлетворение, и его энергии не остаётся на то, чтобы осмысливать основную проблему и обнаружить её нерешённость».

Неопозитивистское мировоззрение не осознает того факта, что формирование методов исследования, в конечном итоге, определяется потребительской установкой общества.

 

Взаимодействие научного подхода с реальностью можно проиллюстрировать следующим примером. Современная наука утверждает, что атома, как первокирпичика мироздания, не существует, но могут иметь место разнообразные естественнонаучные модели атома. В зависимости от методологической и технической оснащенности науки они меняются: планетарная модель Бора, объёмная модель Резерфорда. Современная физика отказывается от пространственных представлений и моделирует атом математически. По существу же понятие атома является некоей гипотетической точкой отсчёта, которая отражает взаимодействие научно-исследовательских средств с некоей реальностью, «зачерпнутой» этим средствами. Захват реальности диктуется не закономерностями жизни космоса, а экспансией потребления и «логикой», то есть инерцией научно-технической методологии.

По существу эмпирический опыт зависит от того, какое деятельное отношение человек займёт к природе. Установка потребления формирует предрассудки, которые представляют из себя не вполне осознаваемую программу действия, но через призму которых затем объясняется наблюдаемая вселенная. Эти пред-рассудки – то, что до рассудка – установки, выражающие сложившийся жизненный интерес субъектов действия, предопределяют вид рациональных формул, понятий, концепций. Последние являются результатом орассудочивания жизненной установки. Теоретическое моделирование, в свою очередь, задаёт конфигурацию приборов, посредством которых учёные замеряют отнюдь не данные реальности, а  параметры соотношения технических средств с природными явлениями. Конечно же, приборы, как материализованные формулы, неизбежно «подтверждают истинность» самих формул. Так замыкается круг, очерчивающий пространство экспансии потребления научно-технической цивилизации в каждый данный момент.

Потребительское отношение к миру и засилье инструментально-прагматической методологии диктуют картину мироздания. Стремление к тотальному обладанию формирует понимание: как мы на мир взглянем, таковым он и будет. Этим наблюдаемая реальность превращается в гипотетическую: истины самой по себе не существует, но человек может манипулировать рациональной, либо позитивной конструкцией, моделью, создание которой мотивируется нуждами потребления. Мировоззрение складывается как результат естественнонаучных исследований, но результаты научных экспериментов запрограммированы определённым гипотетическим подходом, который, в свою очередь, диктуется ненасытной жаждой познания для обладания материальными ресурсами и функциями космоса.

Наука имеет дело с результатами слепого вторжения технического прогресса в глубины мироздания, модельно описывает эффект от этого соприкосновения и стремится извлечь из этого эффекта практическую пользу для цивилизации потребления. Необузданная жажда потребления и слепая научно-техническая экспансия разрушают мироздание. Отказавшись от онтологической проблематики, наука всё более приходит к методологическому самоотрицанию и порождает цивилизацию саморазрушения.

 

В итоге можно сказать, что христианские народы не вынесли опаляющего Новозаветного Благовестия о космосе, природе и самом человеке, раскрепостили в себе стихии, которые восстали против основных истин христианства. В результате человек оказался порабощённым ложными духами научно-технической цивилизации – теориям, концепциями, формулами, создание которых мотивируется потребительскими установками. «Цивилизованное» человечество наплодило сонмы духов, демонов и бесов: тотального потребления, позитивистского скепсиса, технотизации, урбанизации, информатизации, глобализации… В социальной сфере и истории «наука» послужила созданию и обоснованию ряда мифов, иллюзий и фикций, оправдывающих механизмы самопорабощения и порабощения, «научно» обоснованного и технически сверхэффективного истребления огромных масс людей. Человечество, потерявшее метафизические ориентиры, захвачено экспансией потребления, срывает скрепы, сковывающие хаос.

 

Таким образом, тотальная ориентация на натуральное измерение разрушает связи с Творцом, в результате космос представляется в виде бездушного механизма, затем превращается в иллюзию. Тот образ вселенной, которым так гордится наука («мир – автомат», «вселенная – заведённые часы»), – это один из образов ада. Ибо мироздание погружается в адское состояние в тот момент и в той степени, в какой оно отпадает от богочеловеческого творческого начала. Бесконечный круговорот вещества, существование по застывшим неизменным «законам» лишены цели, а значит, и смысла, а бессмысленное прозябание – одна из форм небытия, погружения жизни во зло.

При попытках созидать в отрыве от Творца человек разрушает природу и одновременно порабощается ею. Современное человечество слепо идёт этим путём самоистребления. Все господствующие сегодня материалистические атеистические идеологии толкают человечество к пропасти небытия: и цивилизация потребления, и коммунизм навязывают формы адского существования, научно-технический прогресс всё более множит средства самоистребления человечества.

Техническая цивилизация заглушила многие способности души и отрывает от духовных оснований космоса. «Природный Пан» давно покинул нас. Восстановить древнюю связь души с космосом сегодня пытаются разного рода магические, оккультные школы, теософия, антропософия, астрология – формы болезненной реакции на засилье естественнонаучных методов. Но перед человечеством стоит задача не восстановления архаических связей с космическими духами, а духовного средоточения, обретения способности лицезреть духовные основы мироздания и воздействовать на природу через духовные её связи. Это и есть путь преодоления потребительского и насильственного отношения к природе, путь персонализации бытия.

 

 

 

В сознании современного человека микшируется тот факт, что за тысячелетия человечество помимо природно-материального космоса открыло и другие измерения бытия. Прежде всего, духовный план, – небесная или божественная реальность, которая постигается мировыми религиями, с их богословием и философией, – с разных сторон, с различной степенью углубленности и адекватности. В христианстве (с наиболее развитым теистическим и персоналистическим мировоззрением) человеческая душа или вечный индивидуальный дух – это искра Божия, образ и подобие Божие, посланник Творца в мир с миссией малого творца.

Источнику Добра, Истины и Красоты противостоит мировое зло, дьявольское, сатанинское, бесовское небытие. Инфернальный (адский) космос – сфера духов зла. Инфернальная ирреальность познается в религиозном опыте, – для противостояния и борьбы с нею. Но существуют различные оккультные традиции, которые изучают возможности манипулирования инфернальными силами для достижения корыстных целей. Известные исторические и литературные персонажи продавали душу дьяволу или заключали с ним договор, демонстрируя неизбежность расчеловечения на пути в ад.

В натуральном или материально-предметный космосе предметы и существа взаимосоотносятся на уровне вещества и по законам природы. Природно-материальная или натуралистическая реальность сама по себе индифферентна по отношению к добру и злу. Но в человеческих руках любой природный предмет, явление или закон может служить добру или злу, – от мотыги, которой можно копать или убивать, до расщепления атомного ядра в мирных или военных целях. Собственно «наука» и являет собой знание о натуралистическом измерении бытия.

 

Помимо этих измерений бытия человеческой культуре известно ещё одно, менее идентифицированное и опознанное. Аристотель ввёл понятие энтелехия – низшая или животная душа, которой обладают все живые существа. Если собственно душа как вечный дух является духовным характером существа, его динамическим, творческим и целеполагающим началом, то энтелехия – это форма тела, организующая душевно-материальная структура живого существа. Душа отражает замысел Бога и ответный помысел человека о себе, энтелехия же – это первая инстанция воплощения духовной монады.

Творческие импульсы исходят от души как индивидуальной духовной субстанции тела. Созидается телесный облик личности в творческом взаимодействии с плотью, но он существует сам по себе. Это энтелехия – инстанция, где отражаются творческие достижения персонификации, где откладывается сложившаяся форма личности. Энтелехия – это итог воплощения-персонификации в конкретный момент. В ней оформляется то, что совершенно индивидуальным духом в плоти. Если духовный облик личности (тело духовное) есть его первообраз в вечности, содержащий назначение и целеполагание человека, в миру являющийся источником его творческой энергии, то энтелехия, или душевный облик (тело душевное) отражает то, что личностью воплощено в бытии, это реализованное назначение.

Всё, что вычленено из материальной массы, все предметы и вещи имеют формальную структуру, выражающую выделенность из материи, определённость, сохранность данной формы, форму-энтелехию – организующую структуру, а также тенденции её самосохранения. Но только живые существа помимо этого имеют животную душу – энтелехию, форму тела, которая содержит информацию обо всех функциях организма, совокупность закономерностей жизнедеятельности тела. Эта форма тела содержит формальную структуру тела (астральное тело), а также функциональную систему и программу деятельности всех органов тела (астральная душа). У высокоорганизованных животных энтелехия предельно развита и обладает качествами души – развитыми чувствами, смутным разумом. Но энтелехия принципиально отличается от души тем, что в энтелехии отсутствует вечная духовная индивидуальная субстанция и свойства вечной души: разум, совесть, воля, свобода.

Энтелехия – это жизненное начало тела, устрояющее его. Выступая по отношению к плотскому телу как движущая сила, сама энтелехия приводится в движение собственно душой, хотя и по иным принципам и связям, чем материальное тело. Если вечная душа – духовна, разумна, одухотворяет тело, является источником его жизненной энергии, то энтелехия отражает уже воплощенный и остановленный порыв, она вбирает в себя пройденные пути индивидуации и персонализации. Сама по себе энтелехия способна только на инерционное движение.

Энтелехия, по Аристотелю, представляет собой индивидуальную связь души с плотью, тождество внутреннего (духовного первообраза) и внешнего (материи). Это воплощенное единство материи, эйдоса – формы, причинного происхождения вещи и её целевого назначения. Субстрат энтелехии духовно-материален, это неуловимо тонкая, почти призрачная телесность. В энтелехию вошло то из плоти, что преобразовано духом, но ещё не преображено окончательно. В ней собраны и объединены потенции, энергия духа и плоти, поэтому она «есть диалектическое единство материальной, формальной, действующей и целевой причины» (А.Ф. Лосев).

Человеческая энтелехия – это образ земной жизни человека, образ его тела, который душа уносит с собой в вечность. Этот образ индивидуален, неповторим, запечатлевается в вечной душе, является её новым содержанием, приобретенным в земном пути. Вещество же со смертью тела возвращается в землю и включается в общий природный круговорот.

Материя непрерывно «протекает» через тело живого существа; единство же тела, самотождество его формы и есть энтелехия. У высокоорганизованный животных энтелехия развита и обладает качествами души – чувствами, смутным разумом. Энтелехия принципиально отличается от высшей души тем, что в ней отсутствует вечная индивидуальная субстанция и её свойства: разум, совесть, воля, свобода. Человек как живое существо обладает энтелехией, но стержнем и основой личности является собственно душа – вечный богоподобный индивидуальный дух.

 

Отлёт души от мира означает смерть, разрушение органического единства оставленного ею тела. Материя тела после смерти рассыпается до низших её форм и включается в общий круговорот вещества. Но субстанциальная форма тела, то есть его энтелехия запечатлевается в Мировой Энтелехии. Вечная же душа возносится в трансцендентные сферы, в лоно Души Мира – Софии. Уносит душа и духовное содержание собственной энтелехии – все творческие достижения в земном пути.

Все энтелехии собраны в Мировой Энтелехии, которая имеет собственные законы существования. Она имманентна миру, но не предметна, не вещественна, пронизывает собою натуральный космос. Существует энтелехийная связь явлений.

Если божественная реальность познается традициями духовного опыта, с инфернальной реальностью манипулируют оккультные традиции, закономерности натуралистической реальности изучаются наукой, то энтелехийные связи (имеющие собственную природу и сущность) рассматриваются в разнообразных традициях магии.

Магия (волшебство) – это система знаний и приёмов взаимодействия с силами не натуралистического происхождения, вместе с тем, это реальность не божественного и не инфернального плана. Магия есть знание о природе энтелехийной законосообразности, о методах воздействия на вещи и людей через их энтелехии, помимо естественных, духовных либо инфернальных средств. Магический космос содержит энтелехии предметов и существ, выражает их энтелехийные связи.

Сфера преображения бытия – это мир сей в целом, со всеми его измерениями, но арена преображения – материальный космос. В материальной вселенной человек присутствует и действует вполне – в воплощенной форме, в других сферах, в том числе в магической отражается то, что совершается на космической арене мироздания.

Магические силы представляют уровень не индивидуализированного и не персонифицированного космоса, под которым хаос шевелится. Это царство теней, сумерки бытия, полубытие. Сплетение духовной и хаотической энергий создает в астральной сфере особые принципы взаимодействия, отличающиеся от причинно-следственных закономерностей материального космоса. Поскольку область магического менее индивидуализирована, более сцеплена в однородную массу, движение одной её части отзывается на остальных и на целом. Магическое мировоззрение и вскрывает магический фатум – энтелехийную взаимосвязь мира, в которой все части жестко завязаны друг на друге. Поэтому все виды магии исходят из того, что все вещи составляют некое надприродное целое, между явлениями существуют необходимые, но не временные и не пространственные отношения. Чтобы добиться чего-либо в определённом месте мироздания по законам магии, необходимо произвести ряд магических манипуляций, церемоний, ритуальных действий или заклинаний, приводящих в движение магическую взаимосвязь мировых явлений. Таким образом, магия – приведение в движение реальности через энтелехийные нити, пронизывающие космос, воздействие на предметы и людей через их астральные двойники путём заклинаний, молитв, амулетов, талисманов и т.п.

То, что магия пытается воздействовать непосредственно на энтелехии, подтверждается законами магической причинности, которые представляют собой методы нематериального воздействия на материальный предмет. Основные методологии магии – «по сходству» и «симпатическая» – основаны на представлении о замещении: предмет или акт может быть замещен похожим на него, либо его частью. Эти попытки воздействия на энтелехийную инстанцию предметов и явлений основываются на вере в то, что статуи, фигурки, изображения, модели объекта воздействия могут вмещать его “душу” так же, как и собственное тело, поскольку форма тела и его изображения одни и те же. Символ предмета, имя существа по законам уподобления могут заменить в магических ритуалах их самих. Энтелехия – форма тела, а значит, притягивать её и принуждать к определённым результатам можно магическими заклятиями и ритуалами с уподобленным телом либо словом, его обозначающим.

Энтелехийная реальность (как и натуралистическая) сама по себе индифферентна к добру и злу, но волей человека те или иные её стихии, закономерности и связи могут служить либо добру, либо злу. Можно сказать, что традиция белой магии представляет собой знание о методах использования законов энтелехий доброй волей во имя благих целей. Черная магия – использование энтелехийных законосообразностей злой волей, включает в себя приемы внесения зла через энтелехийные связи.

Как и всё в человеческом мире, различные культурные традиции познания разнообразных измерений бытия и воздействия на них не имеют жестких границ. Большей частью в конкретном опыте намешаны и духовные, и инфернальные, и магические, и натуралистические представления.

Магические силы непознаваемы методами натуралистической цивилизации, которая не способна проникать за пределы природных явлений, в то же время они поддаются воздействию человека посредством определённых заклинаний или обрядов. Арсенал магических средств позволяет человеку принуждать таинственные силы приносить какую-либо выгоду, пользу. Попытки достигнуть утилитарных целей насильственными магическими средствами позволяют осуществлять только периферийную связь с таинственными слоями бытия. Это – форма религиозного утилитаризма, в той степени, в какой религия воспринимается как обращение к высшим силам со стремлением получить то, что только в их власти. Магическое жизнеощущение в суеверии, фетишизме искажает подлинное религиозное чувство (стремление к спасению в Боге), но элементы магизма в той или иной степени присущи всем религиям.

Астрология обобщает познание Мировой Энтелехии, её отдельных сфер, а также связи энтелехии мира с жизнью на земле. Различные сферы космоса по-разному генетически энтелехийно связаны с различными народами и конкретными людьми. В свою очередь, инерционная жизнь космических энтелехий, а также движение небесных светил воздействуют на судьбу всего мира и человечества, судьбу отдельных людей.

Разнообразная энтелехийная магическая взаимосвязь и взаимозависимость человеческого и звездного миров отразилась во многих мифологиях: «Чрезвычайно распространенным мотивом астральных мифов является представление о людях, переместившихся на небо и ставших там звездой или созвездием. Так объясняется происхождение большого числа созвездий и многих звезд… Некоторые созвездия считались следами движения мифологических героев. Согласно селькупскому мифу, Млечный путь – это “дорога небесного Ия” или “тропинка Ия”... Аналогично в кетских астральных мифах Млечный путь описывается как дорога одного из трёх мифологических персонажей: Сына неба (Еся)… Происхождение названия “Млечный путь” связано с греческих мифом, согласно которому он возник из разлившихся по небу капель молока богини Геры… Часто во взаимном расположении созвездий видели след борьбы друг с другом двух или более мифологических персонажей… или усматривали изображение какого-либо мифологического сюжета» (Мифы народов мира). Вообще, тема звездного космоса как пути человеческого воплощения доминирует в мифологии: «Чрезвычайно широкое распространение имеет образ Большой Медведицы как колесницы (или повозки), встречающийся в шумеро-акадской мифологии… во всех древних традициях, продолжающих индоевропейскую мифологию, но также и в древнекитайской и в некоторых американских индейских мифологиях» (Мифы народов мира).

Магическая взаимосвязь вселенной познавалась астрологией и отразилась в идее гороскопа. Знаки зодиака («зодиа» – животные) запечатлевают путь воплощения человеческой души в космической материи, систему созданных вечными душами космических энтелехий. Поэтому каждому народу и человеку родственно то или иное созвездие, обозначенное знаком зодиака – именем животного, а также и само это животное. Гадания или определение характера человека по знакам зодиака – это попытки вскрыть пройденные конкретной душой пути космической эволюции до её воплощения в человеческом облике, стремление определить настоящее и провидеть будущее на основе знания о застывших формах прошлого и пра-прошлого, осознание воздействия на человека магического фатума и магического рока. Таковое познание сверхъестественных явлений может расширить горизонт сознания и облегчить самоопределение. Но без истинной религиозной ориентации магическая сфера гипнотизирует человека, вытесняет представления о божественном, подменяет подлинную духовность и ввергает во власть безблагодатной магической причинности.

Энтелехия скрыта за плотским покровом, но она не духовна. Эта промежуточная инстанция в аспекте связи с предметным космосом различными традициями определяется как астральное тело – «солнечное», космическое тело, или эфирное тело. Очевидно, это название отражает тот факт, что энтелехия складывается как результат космических – звездных и планетарных странствий вечной души. Астральное тело есть тонко-материальная форма энтелехии. В обычных условиях астрал невидим, но при определённых условиях и приёмах он доступен естественным органам чувств: наблюдаемость ауры – энтелехийного поля предмета. На более глубинном уровне взаимодействия с духовными слоями энтелехия оказывается астральной душой. Астральная душа отражает идеальный принцип энтелехии, причину самой себя и цель собственного инерционного движения. Призраки людей являют собой их энтелехию. В технологиях спиритизма возможны периферийные контакты с энтелехиями людей.

В оккультизме предпринимается попытка осознать феномен астрала-энтелехии, но чрезмерно натуралистически: «Астральное тело, или астросом, служит в человеке посредником между духовным принципом и физическим телом, так как дух слишком различен от материи, чтобы мог влиять на неё непосредственно. Астросом управляет органической жизнью нашего тела, происходящей независимо от нашей воли, а именно: он заведует дыханием, кровообращением, пищеварением, он выделяет испорченные клеточки и заменяет их новыми, он восстанавливает ткани при повреждениях и уничтожает микробов. Астральное тело неразвитого человека представляет собой облачную, расплывчивую массу, с большим преобладанием субстанции низшего порядка, отвечающей низшей психической (астральной) деятельности, выражающейся грубыми страстями… Астральное тело беспрестанно меняет свой состав под влиянием игры страстей, желаний и волнений. Если они доброкачественного свойства, они укрепляют более тонкие частицы астрального тела и выбрасывают грубые составные части. Таким образом, нравственное и интеллектуальное развитие человека неразрывно связано с развитием и совершенствованием его астрального тела… Астральный план является промежуточным звеном между принципом вещей и самими вещами» (Истоки тайноведения. Справочник по оккультизму).

Двойственность свойственна этому промежуточному слою реальности. Энтелехия есть место и результат встречи духовности с материальностью, души с плотью, первичная форма этой встречи. На этом уровне духовные принципы вещей существуют уже не сами по себе и не в чистом виде, но в сцеплении с материей. Вместе с тем, идеальные причинно- и целеполагающие начала погружены в материальность, а сама материя уже растворяется, оформляется и направляется духом. В энтелехии духовная и материальная субстанции представлены не в изначальном состоянии, но ещё не обрели нового качества. Полнота синтеза ещё не осуществилась: духовность не воплощена, а материя не воодуховлена. Отсюда неоформленность, растворимость, призрачность этой теневой реальности.

Первобытный витализм (признание всех явлений и предметов живыми) и анимизм  (одушевление всей природы, явлений и предметов) являются формами созерцания мировой энтелехии, магического космоса. В этом мировосприятии не существовало грани между органическим и неорганическим, одинаково живыми казались и животные, и растения, и предметы. Для первобытного человека природа полна духов, повсюду виделась сокрытая одушевленность: и в предметах, и в живых существах, и в природных явлениях. Мир духов казался более реальным, чем предметный. Между двумя планами не существовало непреодолимых преград, не было резких границ между естественным и сверхъестественным. Древнего человека окружали духи, гении – покровители вещей, существ, явлений, духи стихий. Считалось, что души умерших попадали в этот мир духов. Феномен древнего фетишизма (придание вещам сверхъестественного значения, сакрализация предметов) означал, что люди видели в священных предметах обиталище духа-покровителя или родственника. Между людьми и этими священными предметами устанавливались таинственная связь и взаимодействие.

«На заре мировой жизни природа не была ещё так материализована, так затвердела, как в эволюции нашего мирового дня. Оккультные предания говорят об этой расплавленности мира, и в них скрыты истины, забытые нашим религиозным и научным сознанием. В начале мировой жизни сознание человека было сонным, сновидческим, грезившим. И этому состоянию сознания соответствует отсутствие резких граней между нашим миром и мирами иными» (Н.А. Бердяев).

С течением веков по мере большего воплощения человека эта душевная интуиция ослабевала. Свойственное всем людям ощущение магического постепенно выветривалось и становилось достоянием одиночек. В обществе выделялись те, которые имели способности общаться с духами. Но и у них сила магической интуиции была недостаточна и требовала тренировки. Для этого разрабатывался ряд определённых упражнений, действий, которые слагались в магический культ. От природы данный талант нуждался в развитии, и связь с миром духов-энтелехий становилась уделом профессиональных служителей: ясновидцев, мистиков, прорицателей, шаманов. Но и посвящённые не во всякое время и не в любом состоянии были способны вступать в контакт со сверхъестественным. Душа человека уже настолько погрузилась в космическую плоть и так выделилась из души мира, что для выхода за пределы вещественного космоса человеку уже требовалась своеобразная техника экстаза – выхода за пределы самого себя и временного слияния с космической душой и духами.

В экстатическом состоянии колдуну или шаману удается погасить свое сознание и выйти за пределы обыденного и индивидуального. В этот момент его энтелехия в какой-то степени выходит из тела и сливается с мировой душой, общается с космическими духами. Утерянная былая связь людей с духами природы восстанавливается эпизодически и при невероятных усилиях. Экстатический выход из натурального мира требует крайнего напряжения, которое расшатывает телесное, душевное и духовное здоровье.

Шаманы производят впечатление душевнобольных, многие таковыми и были. В состоянии транса – оцепенения, сумеречного помрачения сознания шаманы совершали действия, на которые они не способны в нормальном состоянии и которые явно выпадают из обыденного ряда. Феномен шаманизма отражает этап воплощения, когда уже оборвана родовая пуповина, связывающая человека с космическими путями воплощения его души. Вместе с тем, воплощенность духа ещё не достигла той степени, когда сознание человека опознает пройденные космические пути воплощения, восстанавливает духовную связь с космической душой, с природой как своим прапрошлым.

То, что культивировалось веками аскетами и мистиками Египта, Индии, затем в орфизме, иудаизме, неоплатонизме, нашло свое истинное разрешение в христианстве. Христианские святые совершали чудеса воздействием на предметный мир не через натуральные или магические его связи, а приводя в движение духовные основы реальности. Языческие же формы религии – это обожествление Мировой Энтелехии и энтелехий предметов и существ. В поклонениях животным и природным стихиям человек поклонялся энтелехиям мира – космическим и природным духам. Языческая религиозность отражает неотъединённость души человека от космических и природных энтелехий, поэтому язычник не ощущал и не осознавал своей принципиальной обособленности, иноприродности в мире. И поэтому все языческие культы пронизаны магией.

 

Новейшие формы синкретической мистики представляют собой искажённую реакцию на засилье научно-технической цивилизации. Рационалистический и атеистический дух современности болезненно обостряет неискоренимую жажду таинственного, мистического. Отсюда расцвет оккультизма всех оттенков. Оккультизм (тайный, сокровенный, темный) представляет собой смешение разного рода традиций некритического, слепого общения с неприродными силами.  Вненатуралистическое оккультное познание, тем не менее, имманентно миру сему, не направлено на божественные сферы и духовные основы реальности.  Это различного рода попытки добиться потребительских результатов ненатуралистическими методами, своего рода духовный натурализм (характеристика Николая Бердяева теософии Блаватской). По сути, критерий оккультного заключается в попытках манипулировать физическими явлениями, используя тайные силы природы, то есть любую методологию, отличную от научно-технической. Поэтому оккультизм крайне синкретичен.

Но вне измерений натурального космоса находятся совершенно различные реальности: духовные, магические, инфернальные. Все традиции оккультного знания единодушны в том, что пытаются проникнуть в сферу «таинственного», игнорируя либо отрицая богопознание, особенно духовный опыт христианства. Когда же человек сегодняшнего мира вырывается за пределы натурального мира без духовных ориентиров и религиозного опыта, он не осознает реалий и не ведает, что творит.

Например, многие врачи экстрасенсы (использующие методы, находящиеся за пределами восприятия органами чувств) осознают порочность рационалистического эмпирического метода современной медицины. Её методология расчленяет организм человека на механические части, в ней излечение какого-либо органа происходит за счёт повреждения или умерщвления другого, либо нарушения жизненного баланса организма. Экстрасенсы утверждают, что противопоставляют целостный подход секулярной лечебной практике. По цвету ауры (сиянию, излучаемому телом и видимому только «посвящёнными») они определяют состояние организма и ставят диагноз. Затем «целители» осуществляют некие манипуляции (пассы) руками, вызывающие целительные процессы. Экстрасенсы соглашаются с тем, что астральное тело или аура – это особый вид «тонкой» материи. Они добиваются соответственных изменений в организме либо материальным воздействием особого рода, либо через некие «духовные» силы. По большей части это магические действия, которые, как и в научно-технической медицине, через периферийные сферы человеческой природы влияют на духовную организацию человека.

Некоторые мистически настроенные экстрасенсы утверждают, что они совершают то же, что и священник: при лечении молятся Богу и воздействием на душу человека пытаются облегчить физическое состояние. Но по сути происходит нечто противоположное. Прежде всего, священник обращается только к Богу. Священнослужитель совершает таинства, ниспосылающие человеку благодать Божию, помогает человеку обрести собственную связь с Богом – источником врачующих духовных сил – через молитву, исповедь, причастие, через богатейший мистический опыт Церкви. Цель – душевное здоровье и духовное совершенствование, результатом чего может быть и телесное оздоровление. Христианские святые совершали чудодейственные исцеления только молитвой. Экстрасенсы и при молитве (неизвестно кому) лечат магическим воздействием.

Парапсихология (изучающая душевные проявления, не являющиеся по природе своей естественнонаучными) является попыткой возобновить в современных формах традицию магического и оккультного знания. Вместе с тем, экстрасенсорные воздействия повторяют принципы научного подхода, но в других измерениях. Для получения утилитарной пользы они раскрепощают магические и инфернальные стихии, сталкивая их или противопоставляя одни другим. Экстрасенсы, считающие себя верующими, так же, как некогда учёные христиане, оставляют свою веру за пределами собственной методологии. Они не сознают вполне, какие силы впускают в мир, считают себя проводником, «трубой» космической энергии, излечивающей человека.

При этом вытесняется христианское представление о человеке, как свободном, ответственном, совестливом существе, обладающем вечной душой. Духовная ответственность за последствия своих действий требует осознавать их и нравственно оценивать. Человек, считающий себя безликим «проводником» неизвестных сил, поступает противохристиански. Отдаваясь власти внеличностным силам любого происхождения, даже вполне нейтральным, человек заглушает искру Божию в себе – светильник преображения мира. В таком качестве он способен сеять зло. Безвольное отдание себя воздействию инородных сил духовно демобилизует человека, в магические связи вплетаются инфернальные силы. Слепые действия самоупоенного «целителя» приводят в движение стихии частью природные, частью магические, частью инфернальные, раскрепощают силы зла – соответствующие и результаты.

Отдельные факты излечения не могут быть критерием истинности методологии парапсихологии. Успехи научной медицины, казалось, гарантировали истинность её методологии. Но современным поколениям приходится сталкиваться с катастрофическими последствиями слепого вторжения в природу. Изобретение антибиотиков, например, было революционным переворотом в медицине. Какие только болезни не лечили новые препараты! Но по прошествии десятилетий эффективность действия антибиотиков резко падает, вместе с тем проступили черты непоправимых изменений в организме человека. Пышно расцвели ранее малораспространенные болезни (рак), появляются новые смертельные заболевания (СПИД). Расплачиваться приходится новым поколениям: нашим родителям и нам был неизвестен бич наших детей – аллергия, диатез. Изменения затрагивают генную структуру человека, с каждым поколением патология закрепляется и углубляется. Бесспорные достижения научной медицины во многом умаляются гипертрофированием одной из возможных методологий, нарушением жизненного баланса, а также отрицательными последствиями, всё более раскрывающимися со временем.

Скорее всего, и помощь разного рода современных чародеев осуществляется за счёт повреждения душевной конституции и организма в целом, что может отозваться в будущем или в потомстве. Ибо попытки врачевания средствами, чуждыми человеческой сущности, не могут быть благотворными для человека. Когда же по видимости положительные результаты достигаются через взаимодействие с силами инфернальными, то это приводит к духовной деградации либо гибели человека. Вполне здоровое тело может оказаться плотью злого духа, как в феномене белокурой бестии.

 

Человек остаётся властелином мироздания в том случае, когда исполняет богочеловеческое творческое назначение, когда поступает по зову творческой свободы, исходя не из природной мощи, магических или инфернальных принуждений, а из сил, дарованных благодатью Божией. Благотворное подчинение космических стихий достигается не установлением господства над ветхой природой, а преображением природы. Этот путь прокладывается христианской духовностью, стержнем которой является христианская святость. Святой аскетическими подвигами выводил душу из-под власти мирской законосообразности, магических и инфернальных сил, он в мистическом самоуглублении созерцал духовные основы бытия. Святые совершали чудеса, до которых далеко современным колдунам. Они воздействовали на натуральный мир через духовные, сверхъестественные возможности человека как существа богоподобного.

Путь духовного овладения миром, прокладываемый христианской святостью, отличен от натурального и магического, противоположен инфернальному. Хотя эмпирические результаты по видимости могут быть схожими: и там и здесь, например, излечение человека. Но по существу и результат совершенно другой. Благодатное воздействие святости излечивало душу обращением к Богу. И только следствием такого рода целостного перерождения человеческого существа являлось его физическое исцеление. Христос исцелял только того, кто уверовал в Него как Бога и безоглядно вручал себя Ему.

Можно заметить, что всякого рода магия, чародейство, шаманство, парапсихология и прочие виды оккультных действий сопровождаются, как правило, опустошением, угнетением душевного состояния «целителя». И те, на кого направлено магическое воздействие, тоже ощущают некое душевное томление, боль. Физическое излечение нередко сопровождается общим смятением, потерей духовных ориентиров, душевной неуравновешенностью. Напротив, христианский святой после благодатной помощи нуждающемуся сам просветлялся и духовно возвышался, ощущал прилив духовных сил. При воздействии благодатной святости физическое выздоровление неотрывно от общего духовного просветления и душевного возрождения. Яркий пример этого – излечение Мотовилова преподобным Серафимом Саровским.

Таким образом, человек способен вполне подчинить мировую эмпирию не путём захвата и экспансии, магического, оккультного, рационалистического или эмпирического познания, инфернального опыта, а через взаимодействие с высшей реальностью богочеловеческого сотворчества. Человек – сотворец Богу и только в этом качестве является властелином мира.

Современные формы неоязычества реставрируют культ энтелехии в том состоянии человечества, когда душа человека, давно потерявшая органичные связи с космической душой,  отрывается и от христианской духовности. Это псевдорелигиозная магическая ориентация.

 

Сегодня человеку больше открыта натуральная сторона космоса,  в чем сказывается и творческая сила, и накопившаяся цивилизационная расслабленность. Натуральный космос более индивидуализирован, чем магический, в нём душа каждого существа более погрузилась в материю. Материальная форма более вычленена и определённа, ибо отражает индивидуальный облик существа. Поэтому на предметном уровне большая напряженность бытия. Вместе с возрастанием бытия в мире накапливается историческая усталость, сплетаются ложные пути. В предметном космосе духовность больше воплощена, но и более объективирована. Материя воодуховлена, но и образовала множество уродливых форм. В материальном космосе, как более высокой ступени воплощения, более выражены и уродливые формы, зачавшиеся на магическом уровне бытия.

Современная цивилизация суммировала ложные пути индивидуации на обоих уровнях реальности – натуральном и магическом. С одной стороны, цивилизованный человек, вырвавшись из магического рабства, потерял чувство магии магизма, перестал ощущать очарование космической души, он давно утерял связь с астральными реальностями, не чуток к энтелехиям явлений. С другой стороны, секуляризованная культура обрывает связи с Высшей Реальностью, лишает общения с Творцом. Пытаясь освободиться от полной зависимости у натуралистической цивилизации, современный человек соблазняется разного рода неомагическими культами, ибо лишён религиозного чувства и не способен к различению духов.

 

Человеческая душа существует одновременно в различных измерениях бытия, имеющих внутри себя специфические принципы взаимосоотношения. Прежде всего, субстанция души духовна, и она приобщена духовному плану бытия. Одновременно душа погружена в измерения мира сего, в натуральный, магический, инфернальный космосы и пронизана их связями.

Человеческая сущность не от мира сего – духовна, трансцендентна. Человек – тварный творец – призван преображать мир сей, приводя в движение реальность не посредством природных, магических или инфернальных сил, а духовным воздействием. Мироздание открывается той стороной, на которую направлена человеческая воля. Свободный творческий акт, реализуя духоносные начала, преодолевает косность и сопротивление натурального и магического космоса, противостоит инфернальным силам. Когда человек отдается стихиям мира сего, закабаляет абсолютную душу частными измерениями, это порождает новые формы зла. Попытки же заполучить потребительскую пользу от взаимодействий с инфернальными силами неизбежно заканчиваются порабощением души злыми духами.

Можно сказать, что различные цивилизации складывались при доминировании той или другой познавательно-деятельной установки. Существовали культуры и культы, которые по основным признакам можно квалифицировать как инфернальные (инков в древности либо германских национал-социалистов в современности). Были в истории и магические цивилизации (Древний Египет). Мы живём в эпоху натуралистической цивилизации.

 

Обольщение материальной природой мироздания выразилось в традиции натурализма, которая породила научно-технический прогресс и выродилась в цивилизацию потребления.

Действуя только по законам мира сего, человек неизбежно попадает в его власть. Взаимодействие с мирскими реальностями по их законам превращает человека в магический или предметный субъект. Пассивное отождествление с данностями мира сего превращает душу в безвольную песчинку, некое отверстие в бытии, через которое изливаются безличные стихии. При этом человек иногда может предсказывать события или совершать сверхъестественные поступки, но в нем действует не богоподобная личность, а силы сумеречных сфер. Место в бытии и душевная энергия человека инспирируются и эксплуатируются стихиями и духами мира сего.

Титаническая натура, подобно Фаусту, стремится к утилитарным благам через натуральное, магическое либо инфернальное «познание» и господство, через насильственное воздействие на бездуховные или антидуховные связи. Человек вступает в контакт с духами космоса, стремясь от них получить силы властвования. Но он не может быть равноправным партнером тому, что противоположно его природе, рано или поздно попадает в рабство, действует не как свободная личность, а под диктатом «правил игры» заключенной сделки. Человек превращается в игрушку темных сил.

Так своевольная попытка самоутвердиться вне духовных основ «продаёт» душу злым силам, разрушает личность. Титаническое лжетворчество (противоестественные для природы личности взаимодействия со сверхъестественными силами) порождает духов зла. К этому зовет восточная антиперсоналистическая мудрость, теософия, антропософия, оккультизм, парапсихология и другие виды религиозного синкретизма – неорганического смешения религиозных представлений.

Магический и натуральный космосы представляют собой арену богочеловеческого созидания. Духовное напряжение творчества поддерживает бытие мира, который пронизан духовными лучами и движим к конечной цели усилием преображения. Человек как посланник Божий в миру призван созидать не магически или натуралистически, но приводя в движение духовные основы мироздания, воздействуя на реальность не через застывшие магические связи или материальные структуры, а через благодать, свободу и любовь.

Натуральной законосообразности, магическому фатуму и року, силам зла может противостоять только творческий свободный дух. Выбор полноценной личности должен быть свободен от зависимости у магии и предметности, призван ориентироваться на реальность духа. Добро совершается и через натуральные или магические личности формы, но только импульсом духовной персонализации.

 

 

Разнообразные стихии мира сего сами по себе не имеют смысловой ориентации, не созидают новые формы, они подвержены инерционному движению, бесконечному круговращению, выплескам и смене неустойчивых состояний. Энтелехии без духовного водительства способны только на инерционное погружение в материю и воспроизведение, повторение плотских тел. Все космические потенции обнажаются и оформляются богочеловеческой смыслосозидающей активностью. Поэтому вселенная без творящего духовного начала впадает в дурное циклическое круговращение, ибо сам по себе «весь мир лежит во зле» (1 Ин. 5, 19). Восточные учения о вечном возвращении и колеснице бытия и отражают это безблагодатное состояние бытия, но утверждают это падшее состояние в качестве должного.

Все космические и исторические силы и стихии сами по себе не ориентированы на благо, к Богу. Они находятся вне благодати, вне добра и нуждаются в творческом приобщении к бытию. Поэтому человек-создатель именует существа и предметы, наделяет их сущностью и ориентированностью. Попадая в сферу творческого акта, стихии мира сего распадаются: одни становятся материалом творчества, их динамика служит мирской основой творческих свершений, другие же противостоят творчеству и оказываются потенциями зла.

Зло распространяется в той степени, в какой ослабевает либо вытесняется миросозидательное богочеловеческое начало. Поэтому всякий поступок человека, не реализующий творческое бытийное напряжение, служит укреплению власти князя мира сего, который интегрирует силы противостояния творению Божиему: с одной стороны, инерцию  натуральных или магических сил «мироправителей тьмы века сего» (Еф. 6, 12), с другой – инфернальные – адские силы «духов злобы поднебесных» (Еф. 6, 12).

Магический и натуральный космосы представляют собой арену богочеловеческого созидания. Духовное напряжение творчества поддерживает бытие мира, который пронизан духовными лучами и движим к конечной цели усилием преображения. Человек как посланник Божий в миру призван созидать не магически или натуралистически, но приводя в движение духовные основы мироздания, воздействуя на реальность не через застывшие магические связи или материальные структуры, а через благодать, свободу и любовь.

Натуральной законосообразности, магическому фатуму и року, силам зла может противостоять только творческий свободный дух. Выбор полноценной личности должен быть свободен от зависимости у магии и предметности, противостоять инфернальному, призван ориентироваться на реальность духа. Добро совершается и через натуральные или магические личности формы, но только импульсом духовной персонализации. Действуя же по законам мира сего, человек неизбежно попадает в его власть. Взаимодействие с мирскими реальностями по их законам превращает человека в магический или предметный субъект. Пассивное отождествление с данностями мира сего превращает душу в безвольную песчинку, некое отверстие в бытии, через которое изливаются безличные стихии. При этом человек иногда может предсказывать события или совершать сверхъестественные поступки, но в нём действует не богоподобная личность, а силы сумеречных сфер. Место в бытии и душевная энергия человека инспирируются и эксплуатируются стихиями и духами мира сего.

Титаническая натура, подобно Фаусту, стремится к утилитарным благам через натуральное, магическое либо инфернальное «познание» и господство, через насильственное воздействие на бездуховные или антидуховные связи. В этом случае человек вступает в контакт с духами космоса, стремясь от них получить силы властвования. Но мы не можем быть равноправными партнерами тому, что противоположно нашей природе, рано или поздно попадаем в рабство, действуем не как свободная личность, а по «правилам игры» заключённой сделки. В результате человек превращается в игрушку тёмных сил.

Так своевольная попытка самоутвердиться вне духовных основ «продаёт» душу злым силам, разрушает личность. Титаническое лжетворчество (противоестественные для природы личности взаимодействия со сверхъестественными силами) порождает духов зла. К этому зовёт восточная антиперсоналистическая мудрость, теософия, антропософия, оккультизм, парапсихология и другие виды религиозного синкретизма – неорганического смешения религиозных представлений.

 

Новейшие формы синкретической мистики представляют собой искажённую реакцию на засилье научно-технической цивилизации. Рационалистический и атеистический дух современности болезненно обостряет неискоренимую жажду таинственного, мистического. Отсюда расцвет оккультизма всех оттенков. Оккультизм (тайный, сокровенный, тёмный) представляет собой смешение разного рода традиций некритического, слепого общения с неприродными силами.  Вненатуралистическое оккультное познание, тем не менее, имманентно миру сему, не направлено на божественные сферы и духовные основы реальности.  Это различного рода попытки добиться потребительских результатов ненатуралистическими методами, своего рода духовный натурализм (характеристика Николая Бердяева теософии Блаватской). По сути критерий оккультного заключается в попытках манипулировать физическими явлениями, используя «тайные силы природы», то есть любую методологию, отличную от научно-технической. Поэтому оккультизм крайне синкретичен.

Но вне измерений натурального космоса находятся совершенно различные реальности: духовные, магические, инфернальные. Все традиции оккультного знания единодушны в том, что пытаются проникнуть в сферу «таинственного», игнорируя либо отрицая богопознание, особенно духовный опыт христианства. Когда же человек сегодняшнего мира вырывается за пределы натурального мира без духовных ориентиров и религиозного опыта, он не осознает реалий и не ведает, что творит.

Например, многие врачи экстрасенсы (использующие методы, находящиеся за пределами восприятия органами чувств) осознают недостатки рационалистического эмпирического метода современной медицины. Её методология расчленяет организм человека на механические части, в ней излечение какого-либо органа происходит за счёт повреждения или умерщвления другого, либо нарушения жизненного баланса организма. Экстрасенсы утверждают, что противопоставляют секулярной лечебной практике более целостный подход. По цвету ауры (сиянию, излучаемому телом и видимому только «посвящёнными») они определяют состояние организма и ставят диагноз. Затем «целители» осуществляют некие манипуляции (пассы) руками, вызывающие целительные процессы. Экстрасенсы соглашаются с тем, что астральное тело или аура – это особый вид «тонкой» материи. Они добиваются соответственных изменений в организме либо материальным воздействием особого рода, либо через некие «духовные» силы. По большей части это магические действия, которые, как и в научно-технической медицине, через периферийные сферы человеческой природы влияют на духовную организацию.

Некоторые мистически настроенные экстрасенсы утверждают, что они совершают то же, что и священник: при лечении молятся Богу и воздействием на душу человека пытаются облегчить физическое состояние. По существу же происходит нечто противоположное. Прежде всего, священник обращается только к Богу. Священнослужитель совершает таинства, ниспосылающие человеку благодать, помогает человеку обрести собственную связь с Богом – источником врачующих духовных сил – через молитву, исповедь, причастие, через богатейший мистический опыт Церкви. Цель – душевное здоровье и духовное совершенствование, результатом чего может быть и телесное оздоровление. Христианские святые совершали чудодейственные исцеления только молитвой. Экстрасенсы и при молитве (неизвестно кому) лечат магическим воздействием.

Парапсихология (изучающая душевные проявления, не являющиеся по природе своей естественнонаучными) является попыткой возобновить в современных формах традицию магического, оккультного знания. Вместе с тем, экстрасенсорные воздействия повторяют принципы научного подхода, но в других измерениях. Для получения утилитарной пользы они раскрепощают магические и инфернальные стихии, сталкивая их или противопоставляя одни другим. Экстрасенсы, считающие себя верующими, так же, как некогда учёные христиане, оставляют свою веру за пределами собственной методологии. На вопрос: «Дают ли они себе отчёт, какие силы впускают в мир?», – они единодушно отвечают: «Я проводник (“труба”) космической энергии, моё дело – не задумываясь о происходящем, раскрепощать силы, которые излечивают человека».

При этом вытесняется христианское представление о человеке, как свободном, ответственном, совестливом существе, обладающем вечной душой. Духовная ответственность за последствия своих действий требует осознавать их и нравственно оценивать. Человек, считающий себя безликим «проводником» неизвестных сил, поступает противохристиански изначально. Отдаваясь власти внеличностным силам любого происхождения, даже вполне нейтральным, человек тушит искру Божию в себе – светильник преображения мира. В таком качестве он способен сеять зло. Более того, безвольное отдание себя воздействию инородных сил духовно демобилизует человека, отчего в магические связи вплетаются инфернальные силы. Слепые действия самоупоенного «целителя» приводят в движение стихии частию природные, частию магические, частию инфернальные, раскрепощают силы зла – соответствующие и результаты.

Отдельные факты излечения не могут быть критерием истинности методологии парапсихологии. Некогда успехи научной медицины, казалось, гарантировали истинность её методологии. Но современным поколениям приходится сталкиваться с катастрофическими последствиями слепого вторжения в природу. Изобретение антибиотиков, например, было революционным переворотом в медицине. Какие только болезни не лечили новые препараты! Но по прошествии десятилетий эффективность действия антибиотиков резко падает, вместе с тем проступили черты непоправимых изменений в организме человека. Пышно расцвели ранее малораспространенные болезни (рак), появляются новые смертельные заболевания (СПИД). Расплачиваться приходится новым поколениям: нашим родителям и нам был неизвестен бич наших детей – аллергия, диатез. Изменения в данном случае затрагивают генную структуру человека, с каждым поколением патология закрепляется и углубляется. Бесспорные достижения научной медицины во многом умаляются гипертрофированием одной из возможных методологий, нарушением жизненного баланса, а также отрицательными последствиями, всё более раскрывающимися со временем.

Скорее всего, и помощь разного рода современных чародеев осуществляется за счёт повреждения душевной конституции и организма в целом, что может отозваться в будущем или в потомстве. Ибо попытки врачевания средствами, чуждыми человеческой сущности, не могут быть благотворными для человека. Когда же по видимости положительные результаты достигаются через взаимодействие с силами инфернальными, то это приводит только к духовной деградации либо гибели человека. Вполне здоровое тело может оказаться плотью злого духа, как и было с феноменом белокурой бестии.

Человек остаётся властелином мироздания в том случае, когда исполняет богочеловеческое творческое назначение, когда поступает по зову творческой свободы, исходя не из природной мощи, магических или инфернальных принуждений, а из сил, дарованных благодатью Божией. Благотворное подчинение космических стихий достигается не установлением господства над ветхой природой, а преображением природы. Этот путь прокладывается христианской духовностью, стержнем которой является христианская святость. Святой аскетическими подвигами выводил душу из-под власти мирской законосообразности, магических и инфернальных сил, он в мистическом самоуглублении созерцал духовные основы бытия. Святые совершали чудеса, до которых далеко современным колдунам. Они воздействовали на натуральный мир через духовные, сверхъестественные возможности человека как существа богоподобного.

Путь духовного овладения миром, прокладываемый христианской святостью, совершенно отличен от натурального и магического, противоположен инфернальному. Хотя эмпирические результаты по видимости могут быть схожими: и там и здесь, например, излечение человека. Но по существу и результат совершенно другой. Благодатное воздействие святости излечивало душу обращением к Богу. И только следствием такого рода целостного перерождения человеческого существа являлось его физическое исцеление. Христос исцелял только того, кто уверовал в Него как Бога и безоглядно вручал себя Ему.

Кроме того, можно заметить, что всякого рода магия, чародейство, шаманство, парапсихология и прочие виды оккультных действий сопровождаются, как правило, опустошением, угнетением душевного состояния «целителя». И те, на кого направлено магическое воздействие, тоже ощущают некое душевное томление, боль. Физическое излечение нередко сопровождается общим смятением, потерей духовных ориентиров, душевной неуравновешенностью. Напротив, христианский святой после благодатной помощи нуждающемуся сам просветлялся и духовно возвышался, ощущал прилив духовных сил. При воздействии благодатной святости физическое выздоровление неотрывно от общего духовного просветления и душевного возрождения. Яркий пример этого – излечение Мотовилова преподобным Серафимом Саровским.

Таким образом, человек способен вполне подчинить мировую эмпирию не путем захвата и экспансии, магического, оккультного, рационалистического или эмпирического познания, инфернального опыта, а через взаимодействие с высшей реальностью богочеловеческого сотворчества. Человек – сотворец Богу и только в этом качестве является властелином мира.

 

 

В отдельные эпохи магическое отношение к мирозданию могло доминировать, в результате чего складывалась магическая цивилизация. Её характерное отличие в том, что человек познавал окружающий мир и воздействовал на него по преимуществу не через натуральные, а через энтелехийные связи и закономерности. Так, например, культура Древнего Египта пронизана магическим отношением к космосу.

Сущность человека для древних египтян состояла из неразрывного единства тела и нескольких душ (ка, ба), а также имени и тени. В этой культуре слабы представления о душе как индивидуальном вечном духе, но были развиты представления об энтелехии человека. Ка – «двойник, невидимое подобие» – это «не только жизненная сила, но и двойник, “второе я”, рождающееся вместе с человеком, духовно и физически функционирующее нераздельно с ним как при жизни, так и после смерти… Ба считалось воплощением жизненной силы людей, продолжающим существовать и после их смерти» (Мифы народов мира). После смерти человека ка живёт в могиле возле мумии, жизнь ка поддерживается жертвоприношениями. Собственно гробница-пирамида – это жилище для ка. Ба в своём существовании сохраняла связь с телом-мумией, но не связана с гробницей, могла свободно передвигаться, удаляться, подняться на крыльях к небу и жить среди богов, поэтому ба изображалась в виде птицы. Если ка – это, скорее всего, то, что можно характеризовать как астральное тело, то ба отражает представления об астральной душе человека. Единство их и есть энтелехия, которая отражает творческое приращение души, итог земного пути, облик, который душа себе создала в земной жизни.

Всё это развивается в учении египтян о загробном существовании, которое виделось как непосредственное продолжение земной жизни, но только в могиле. Для продолжения загробной жизни необходимо сохранить тело умершего, что требовало мумифицировать трупы, строить для них «жилища» в виде прочнейших гробниц, обеспечивать «пищей» в виде заупокойных даров и жертв. Потусторонний мир для египтян не был ни раем, ни преисподней, ни чистилищем, как в других религиях. Это царство тьмы – нечто за границами природного мира – более всего соизмеримо с магической вселенной.

Сверхзабота о сохранении тела умершего объясняется тем, что энтелехия человека, как форма его тела, непосредственно связана с ним и с разрушением тела частию разрушается, частию превращается в призрак. Связь с тленным телом была настолько важна для загробного существования, что предпринимались меры своего рода магической «страховки»: «На случай повреждения или уничтожения мумифицированного тела умершего в гробницу помещали его портретную статую (наряду с мумией призванную быть вместилищем его ба и ка)… На них писали, что это ка, имя рек» (Мифы народов мира).

Для того чтобы  энтелехия ожила после смерти человека, совершались определённые магические погребальные обряды: «Считалось, что каждый египтянин, подобно Осирису, возродится для вечной загробной жизни, если будет соблюден весь погребальный ритуал» (Мифы народов мира). Формы загробного существования являлись как бы продолжением земной жизни. Для сохранения комфорта в гробницы помещали особые фигурки в виде запелёнатой мумии. Египтяне верили, что покойный магическими заклинаниями был способен оживить их и заставить работать на себя в загробном мире.

Магическое слово творит то, что оно означает. Представления о жёсткой магической взаимосвязи вселенной отражались и в культе фараона: «Представление об Осирисе как о боге плодородия было перенесено и на фараона, который считался магическим средоточием плодородия страны и поэтому участвовал во всех основных обрядах земледельческого характера» (Мифы народов мира).

Большая часть литературы Древнего Египта является по своему характеру магической. Магический элемент доминировал во всём. И люди, и покойники могли достигнуть любых целей с помощью магического действия, амулета или заклинания: ка могла получить пищу в могиле, мумия предохраниться от тления, а душа пускаться в путешествия. Магический ритуал, содеянный по всем правилам, мог заставить богов делать то, что требовалось человеку. Магией была пронизана и обыденная жизнь: лучшими медицинскими средствами были чудесные заговоры, которые придавали лекарствам необходимую целебную силу, с помощью магических заклинаний расправлялись со своими противниками. Магическое действие всесильно, оно способно отменить и загробные наказания за содеянное в жизни. Этим умалялся нравственный фактор, ибо послесмертная судьба в большей степени определялась не достойным поведением при жизни, а правильными магическими обрядами.

Напомним, что по древнеегипетским представлениям в природу человека входит, помимо его тела и энтелехийных двойников (ка, ба), так же его имя и тень. Для уничтожения «душ» умершего достаточно было стереть все написания его имени. Поэтому изображение имени умершего человека требовалось охранять также тщательно, как и мумию его тела. Имя во все века играло определяющую роль в магических заклинаниях, ритуалах, в колдовстве; в культурах не магического характера собственно имя имеет меньшее значение. Тени человека как световому отражению формы его тела (нечто наиболее отображающее энтелехию) придавался высокий статус только в магических представлениях.

 

Феномен египетских пирамид наиболее полно поддаётся объяснению при признании магической реальности. Прежде всего, технология строительства великих пирамид труднообъяснима с позиций научно-технической цивилизации. Даже современная наука не способна полно и достоверно описать, каким способом воздвигнута грандиозная пирамида Хеопса. Как, располагая только такими строительными орудиями, как колесо, рычаг и простейшие блоки, передвигали 70-ти тонные гранитные блоки, а также шлифовали и точнейшим образом стыковали их? Даже с помощью сегодняшней техники практически невозможно пробить в пирамиде большое количество коридоров и лазов. Строители пирамид явно владели неким знанием, совершенно не укладывающимся в научные представления, а также использовали некие орудия, которые были основаны не только на натуралистических закономерностях.

Открытия последнего времени указывают на глубочайшую связь комплекса великих пирамид со звёздным культом. Размеры и расположение пирамид отражают на земле созвездие Ориона. В пирамиде Хеопса шахты в погребальной камере царицы ориентированы на Сириус и на Бету Малой Медведицы, а в погребальной камере царя шахты ориентированы на пояс Ориона и на альфу Дракона. Учёные Р. Бьювэл и Э. Джилберт в книге «Секреты пирамид» воссоздают форму звездного культа Древнего Египта: «Гроб – в виде золотого саркофага – вносился в пирамиду и устанавливался в погребальной камере царицы. Далее мумию ставили вертикально, направляя лицом к северной шахте, представляющей собой тесло малой Медведицы… Гор со своим теслом и четверо сыновей выполняли церемонию “открытия рта”, давая таким образом новую жизнь мумифицированному царю… После того как в результате магических операций душа фараона готова была отправиться на небо, из-за горизонта появлялась звезда. Отсюда пошло древнее название Великой пирамиды – “Горизонт Хуфу”… Но Осирису-фараону оставалось выполнить на земле ещё одну функцию – оплодотворить Исиду-Сотис и дать Египту своего наследника. Здесь должны были производиться соответствующие обряды звездного соединения между Осирисом-Орионом и Исидой, как это описано в “Текстах пирамид”, и в этом действии принимала участие южная, направленная на Сириус шахта погребальной камеры царицы. Когда земные обязанности были полностью выполнены, мумия Осириса-царя выносилась из погребальной камеры царицы и через Большую галерею доставлялась в погребальную камеру царя. Здесь могла происходить другая церемония – “взвешивание сердца” – перед тем, как мумию ставили лицом к южной шахте погребальной камеры. Наконец наступал драматический момент, когда душа Осириса освобождалась от своей мумии и через южную шахту направлялась к поясу Ориона, фаллическому району Осириса-Ориона на небе. Здесь звёздный царь встречался с Исидой в её звездной форме, для того чтобы дать жизнь новому Гору-царю… Южная шахта погребальной камеры царицы, направленная на Сириус, служила как бы космической связью между фаллосом Осириса-царя и чревом Исиды. Возможно, существовал ещё один ритуал, производимый через девять месяцев и знаменующий рождение нового Гора. Это могла быть какая-либо церемония коронации, утверждающая царя фараоном обеих земель. Таким образом, Великая пирамида представляется центром наиболее важной государственной церемонии».

Всё указывает на то, что грандиозный магический астральный ритуал с мумией – формой тела был ориентирован на душу-энтелехию. Вечная личная душа после смерти отходит в трансцендентные эоны, а энтелехия как тонко материальная структура хотя и выходит из тела и покидает Землю, по существу остаётся имманентной космосу. Астральный культ является магическим, поскольку звезды, как и вся вселенная – вплоть до фауны и флоры Земли, – являют формы (энтелехии) странствий вечных душ в космической плоти на пути созидания собственно человеческого облика. Энтелехия синтезирует весь опыт самосозидания вечной личной души, все этапы космического пути отражены в энтелехии, поэтому она связана с определёнными сферами космоса. Эту связь и определённую зависимость от прошлого и прапрошлого описывает традиция гороскопов. Энтелехийную связь вселенной и отражает астральный магический культ древнеегипетской религии.

Кроме того, обилие пирамид-захоронений указывает на то, что пирамиды рассматривались и как максимально надёжные укрытия для мумий, статуй и изображений имени умершего – вместилищ его энтелехии. Одновременно гробницы-пирамиды являлись своего рода законсервированными магическими хранилищами, отсюда всякого рода сверхъестественные факты и события, происходящие с расхитителями и исследователями пирамид. Строители пирамид знали многие законы, посредством которых добивались технических результатов, непревзойденных и ныне, но это были не природные, а магические закономерности – энтелехийного измерения бытия. Двигаться, перемещать и создавать материальные предметы можно не только через натуралистические воздействия, но и приводя в действие либо духовные (небесные, фактор чуда), либо инфернальные (адские, отдание души злу), либо магические сферы и их «законы».

Вместе с тем, есть основания полагать, что некоторые «великие» пирамиды, в частности пирамида Хеопса, были предназначены и для сохранения достижений магической цивилизации. Египетские жрецы знали о цикличности истории, знали, что и их цивилизация подвергнется разрушению. Пирамиды были предназначены устоять перед разрушающей силой времени и донести свои тайны той цивилизации, которая будет способна не только добраться до захороненных знаний, но и освоить их.

 

Народное творчество в сказках и мифах в большинстве своём описывает ненатуралистические – магические и инфернальные сферы с некоторым выходом в духовные измерения. Герой сказки выражает своего рода архетип различных взаимоотношений человека со сверхъестественными реалиями.

Гениальный Пушкин тоже облекал некоторые свои творческие прозрения в жанр сказки. Одна из самых его таинственных сказок – «Сказка о золотом петушке». В ней не заложена жёсткая интрига, заговоры злодеек и завистниц, отравления, смерть и воскресение героев, как в сказках «О царе Салтане», «О мёртвой царевне и о семи богатырях». Нет в ней и прозрачного сказочного моралитета, как о наказуемой алчности в «Сказке о рыбаке и рыбке». В «Сказке о золотом петушке» мы смутно предчувствуем некую притчу, но схватить её содержание, при всей детскости изложения, чрезвычайно трудно. Вместе с тем, смыслы, открывающиеся в этой сказке, поражают глубиной и актуальностью, особенно в наше время всеобщего помешательства колдовством, оккультизмом, магией.

Пушкин начинает повествование «О золотом петушке» с типичного для сказок указания на иноположенные измерения описываемых событий:

 

 

Как известно, царь Додон (имя, говоря современным языком, вполне абстрактное, чем автор показывает, что в данной ситуации может оказаться любой правитель, каждый человек)

 

 

В этот момент, как и должно быть при ослаблении жизненного напряжения, государственной воли («смолоду был грозен он»), на него и его страну обрушиваются невзгоды:

 

 

Чтобы сохранить и оградить свой жизненный космос,

 

Многочисленную рать.

 

Долг и обязанность правителя перед своим народом требовали от него огромных сил и могучей воли, которые к старости иссякли. Жизнь – это непрекращающаяся брань с враждебными стихиями. Устав от выполнения своего предназначения Додон, попытался решить все проблемы одним махом – с помощью средств сверхъестественных:

 

 

Здесь мы подходим к основной духовной теме сказки – прельщению магическими силами: стремлению отказаться от бремени жизненного назначения и компенсировать свои немочи эксплуатацией магических сил. Человека всегда подстерегает соблазн сбросить груз жизненных забот, которые требуют непрерывных усилий и личной ответственности. Но силы, которым вверяется герой сказки, хотя и не земные, по сути являются недуховными, нетворческими, неорганичными для творческого действия в мире сем: звездочёт – значит знаток астральных сфер и законов, но он же и скопец – бесплоден по естественному счёту. Он вынимает из таинственного «мешка золотого петушка», который отныне чудесным образом заменит собой всю рать и мощь государства, а также волю государя.

Звездочёт – это реальный человек – «в сарачинской шапке белой, весь как лебедь поседелый». Впоследствии он умирает как простой смертный. Но золотой петушок – это что-то реально-нереальное, ложный флюгер и указатель, пагубный вестник, средство связи с магическими силами, способными оказать помогу в делах. Это злой дух, используемый в чёрной магии. Не случайно он предстаёт в образе птицы одного из знаков зодиака восточного гороскопа. И сам звездочёт явно восточного происхождения. Во времена Пушкина не было повального увлечения гороскопами, тем поразительнее его художественное предвидение.

Сделка звездочёта и царя точно сформулирована:

 

За такое одолженье, –

Говорит он в восхищеньи, –

Я исполню, как мою.

 

То есть, взамен предоставления земных благ колдун требует волю царя, а точнее – душу. В ближайшей перспективе магический страж одаряет Додона и его царство благодеяниями, которые, правда, усыпляют чувство самосохранения и полностью демобилизуют человека:

 

Царствуй, лёжа на боку!»

 

Поначалу петушок ведёт себя, как и обещал звездочёт, верно служа интересам страны, вовремя предупреждая об опасностях. Он становится для царства незаменимым:

 

 

Благодаря магическому защитнику восстанавливается мирная и спокойная жизнь. И только спустя несколько лет петушок прокукарекает (обратившись на восток) гибель всего царского рода. Магические силы первоначально одаряют человека, вступившего с ними в сговор, земными благами, скорыми результатами, тем самым заманивая, заставляя уверовать в их незаменимость, – чтобы поработить и, в конце концов, поразить обезволенного человека. Так лечение у продуктивного экстрасенса может дать ощутимые результаты: проходит боль, отступает болезнь. Но замечено, что характер пациента и его душевный строй нередко меняются после воздействий такого рода «целителей».

Природа зла – во лжи, оно подменяет реальность на фикцию, на безблагодатную ирреальность. Человек, вступивший с силами зла в сговор, обречён брести вслед за болотными огнями. Додон и попадает по водительству золотого петушка в странный мир, без роду и племени, в некое безжизненное пространство:

 

 

Пушкин особенно настаивает на безмолвии и безымянности того места, куда завёл царя петушок – «Всё в безмолвии чудесном». Для поэта, написавшего строки:

 

любовь к отеческим гробам…», –

 

крайне важно, что здесь нет даже надгробного кургана. Представив себе очень красивое горное место, где не слышно пения птиц, журчания ручья, шума ветра, понимаешь, что таковое место – вненационально и даже иноприродно. Из реальной жизни – следующая панорама:

 

Рать побитая лежит.

 

В ущелье тесном – это и пропасть и тупик одновременно. Таким образом, петушок завёл войско и царевичей в ино-реальность, в некий удушающий золотой ад.

Но в этом вакуумном  промеж высоких гор мире есть сокрушающе ощутимая реальность – два мертвых тела. Здесь Пушкин отбрасывает всякую сказочность, становясь жёстким реалистом, вплоть до документальности:

 

 

Что заставило воинов разоружиться, демобилизоваться, вместе с тем, пойти брата на брата? Что помутило их разум и души? Магические посланники поражают не только Додона, вступившего в сговор с ними,  но и весь царский род. Не случайно, увидев тела мертвых сыновей,

 

Горе! Смерть моя пришла».

 

Увидев убитых сыновей, он говорит о своей погибели как царя и о своей смерти как человека. Православие учит: колдовство столь тяжкий грех, что за него приходится расплачиваться не только самому виновнику, но и чадам его, всему роду.

В основе любых магических заклинаний, ритуалов заложено повторение (петушок кричит три раза через каждые восемь дней). Пробудив и вызвав к жизни духов зла, их невозможно оградить или остановить, они неукротимо захватывают всё большую территорию, поражают всё больше душ. В природе зла – ненасытность и дурная бесконечность. Зло подобно атомной реакции – раз выпущенное на свободу, оно будет множиться и делиться, пока не разрушит всё доступное. В нашем повествовании загублен не только царский род, но и всё войско:

 

Рать побитая лежит.

 

Пушкин предельно ясен и жёсток в своём понимании масштаба наказания, которое следует в результате сговора с силами небытия. Зло стремится уподобить жертву своему бесплодному (вспомним, что маг – скопец) смертельному образу. После Додона не остаётся ничего – ни сыновей, ни страны, он оказывается бесплодным и как человек, и как царь.

В последний момент Додон вполне осознает трагедию происходящего: и смерть сыновей, и даже наиреальнейшую угрозу своей собственной смерти. Но эта агония человека в нём, ибо в тот же миг

 

Тихо встретила царя.

 

Отдавшийся очарованию обольстительного магического образа,

 

Покорясь ей безусловно, –

 

Сполна описаны естественные последствия недолжных игр со сверхъестественным: потеря собственного разума и речи (царь умолк), своего рода гипноз (ей глядя в очи), обрыв главных жизненных связей – родственных, забвение самого дорогого и ценного в жизни (сыновей), безволие и подчинение ложному авторитету (покорясь ей безусловно). Это состояние духовного дурмана можно характеризовать как прелесть и соблазн (околдован, восхищён).

Именно в тот момент, когда царь окончательно прельщён, потребовалось платить по счетам:

 

Царь, – ответствует мудрец. –

 

Будучи уже в полном духовном плену, Додон, тем не менее, не способен окончательно удовлетвориться и успокоить душу созерцанием вожделенного образа, который является всего лишь прельстительной иллюзией. Но сама связь с магической реальностью – не безобидная фикция, она не проходит бесследно, рано или поздно подменяет человеческую природу. Попытка бунта Додона обнажает, насколько немощна заколдованная человеческая натура:

 

Да и дух вон. – Вся столица

Содрогнулась, а девица –

Усмехнулся ей умильно.

 

К этому моменту Додон не принадлежит себе, он окончательно зомбирован. Всё, что является человеческими приметами – распознание зла, боязнь греха, отношение к убийству как к злодеянию (вся столица содрогнулась) – в нём атрофировано (усмехнулся ей умильно). Смутная тревога (встревожен сильно), выражающая остатки нравственного чувства и духовного самосохранения, всё ещё гложет душу героя, но и она вытесняется умилением колдовскими чарами.

Реакция магического мира на недолжное для  человека отношение к нему – гибельна. Петушок клюнул в темя – магия поражает и умерщвляет, прежде всего, сознание человека. Заканчивается всё, как и предопределено – миражи рассеиваются, как только сходит со сцены субъект обольщения:

 

Добрым молодцам урок.

 

 

 

Специфика человеческого существования в том, что каждый его поступок оставляет след в бытии, порождает новые реальности добра или зла. Зло не имеет собственного источника и собственных форм в бытии, оно впускается в мир злой волей, ложными мыслями и действиями человека. Злые импульсы объективируются, паразитически обретают плотскую форму, набирают инерцию разрушительного движения. Объективированные духи зла способны на деление – своего рода саморазмножение. Лжереальности проявляют собственную агрессивную волю и могут являться человеку в материализованном облике. Всякого рода нечисть – сатана, дьявол, бесы, черти... – персонифицирует различные формы антибытийной активности человека. Зло разлагает бытие изнутри, принимая формы бытия и паразитируя на бытии. Небытие восстает на бытие, используя энергию бытия.

Привнесенное в мир зло интегрирует инерцию, косность и стихии мира сего – «князя мира сего» (Ин. 14, 30), «начальств, властей, мироправителей тьмы века сего» (Еф. 6, 12), а также проявляет собственно злую волю – «духов злобы поднебесных» (Еф, 12). Дух зла паразитически похищает энергию человека, мобилизует всё косное и самостное в его природе и превращает в самодовлеющее и сопротивляющееся Божиему творению. Зло не только разъединяет в бескачественную хаотичность, но и создаёт ложные единства, которые выявляются только в непредвзятом сравнении с истинным единством.

Добро нуждается в постоянном творческом утверждении. Без свободной творческой активности добро в мире оскудевает. Поэтому человек, занимающий индифферентную позицию, отказывающийся от творческой преобразовательной роли, способствует ослаблению добра и приумножению зла, по сути служит злу. Нравственный индифферентизм и творческая пассивность неотвратимо ведут к распространению зла.

Плоды творческой активности человека откладываются в определённую духовную область бытия, которая не только запечатлевается в материи мира, но и существует сама по себе, по своим духовно-персоналистическим соотношениям. Праведной стороной своей души люди соединены с этим духовным планом бытия. Поэтому наряду с атмосферой материальной, в которую мы погружены своей телесностью, существует и атмосфера духовная, в которой мы пребываем своей духовностью. В ней устанавливается духовный климат, отражающий творческую активность людей и её направление. Через смыслы, в ней содержащиеся, происходит общение людей.

Эта атмосфера духа только частично выражается в культуре: языке, религии, искусстве, философии, обряде, укладе. Большая часть смыслов, в неё вошедших, существует и воздействует на человека сокрыто. В культуре содержатся ключи и шифры к духовным сущностям. Но в культуре отражён и сложный путь воплощения человечества, и катастрофические срывы и отпадения в рабство, подчинение вечной души силам мира сего или злу. Ибо всякое движение человека запечатлевается, прежде всего, в духовной сфере и затем объективируется, воплощается, материализуется.

Истинный выбор порождает духовные образы истины, добра, красоты. Ложный же – создаёт духов зла. Такого рода злые духи, некие трихины, по Достоевскому, или не сущие существа, начинают действовать самостоятельно, образуют своего рода антидуховную – инфернальную атмосферу. Лжедуховные образы – результат человеческих грехов и заблуждений – складываются в тёмные течения, искажают и замутняют духовный климат культуры. Каждый живущий испытывает воздействие духов лжи и зла. Мы невидимо, но ощутимо окружены сонмом фикций, ложных образов, представлений, установок. Антибытийная воля духов злобы поднебесных ложно ориентирует нашу жизнь.

Существуют духи зла не только индивидуальные, но и космические, социальные, исторические. Одним из видов духов зла являются идеологии – системы абсолютизированных идей, которые играют роль своего рода магических заклинаний, разбивающих духовные скрепы личности и вызывающих подпольные стихии. Современное человечество пленено многими формами социальных идеологий, и потому сегодня в мире торжествует дух социального небытия.

Как существует ангел хранитель – праведный двойник человека, так есть и греховный двойник каждого человека, его небытийная тень, демон, интегрирующий заблуждения и грехи конкретного человека, встречающий соблазнами каждый его шаг. Он может персонифицироваться и обретать собственную плоть. Тень человеческой субъективности может являться как внешняя агрессивная сила, утверждающая ложное, безобразное, тёмное в качестве истинного, выдавая призрак за действительность, небытие за должное бытие. Поэтому сатана – отец лжи и обмана, притворства и хитрости, представляющих собою основную методу самоутверждения порока.

 

Достоевский в романе «Братья Карамазовы» описал субъективно-объективную и реально-ирреальную природу зла – во встрече Ивана Карамазова с чёртом. Иван чувствует, что чёрт является порождением его фантазии, кошмаром его больного сознания, и в этом смысле это чистая субъективность: «Ты воплощение меня самого». Но это отражение не полноты и цельности его существа, а частичности, причём порочной части его самого: «Ты – ложь, ты – болезнь моя, ты призрак. Ты воплощение меня самого, только одной, впрочем, моей стороны... моих мыслей и чувств, только самых гадких и глупых». Эта односторонность лжи и самим Иваном воспринимается как лжереальность: «Ни одной минуты не принимаю тебя за реальную правду».

Но ужас положения в том, что собственная фантазия вдруг предстоит как реальное и диктующее существо. Его можно ощутить: «Нет, нет, это был не сон! Он был, он тут сидел, вот на том диване». Мало того, этот субъект агрессивно самоутверждается: надменно судит Ивана, провоцирует на сопротивление, но не злу, а истине, окончательно подчиняя злой воле. Для этой же цели чёрт сообщает Ивану неизвестные для него факты. Ивану приходится защищаться перед объективной злой силой: он пытается избить приживальщика, надавать ему пинков, швыряет в него стакан.

Таким образом, чертовщина – не иллюзия, а лжереальность. И реальность зла необходимо признать, чтобы противопоставлять ему истинное бытие. Надменное, циничное или инфантильное отрицание реальности и персонифицированности зла духовно разоружает человека перед действием злых сил.