Председатель Комитета свободы совести, член Московской Хельсинкской группы священник ГЛЕБ ЯКУНИН о первых итогах «февральского переворота» 2011 года в РПЦ МП, об административной вертикали и об ижевских "трех богатырях"


"Портал-Credo.Ru":
Прошло более двух месяцев со дня последнего Архиерейского Собора РПЦ МП. Обсуждение его итогов позволяет сделать вывод о стратегическом курсе на "миссионерскую мобилизацию" патриархии и, в связи с этим, - на дальнейшее укрепление "вертикали власти" в ней. Между тем Вы в своей недавней "Декларации о церковных правах православных общин и епархий" призываете Церковь к прямо противоположному: максимальному смягчению "вертикали власти" вплоть до ее полной отмены. Значит ли это, что после Собора Вы оказались в еще более радикальной оппозиции патриархии, чем были раньше?

Священник Глеб Якунин:
Прежде всего, я ни к чему не призываю РПЦ МП, в которой уже давно не состою. Я только утверждаю, что эта церковная структура, как и любая другая, есть не более чем добровольное объединение епархий, так что внутреннее устройство этой структуры имеет значение только для нее самой. Если группа епископов отдает свою церковную власть в руки единого центрального управления, это, в конце концов, их право.

Конечно, я критически отношусь к этой стратегии, поскольку такая форма организации противоречит учению Церкви о себе самой. Церковь есть Богочеловеческий организм, и власть в ней дается от Бога через таинства крещения, рукоположения и хиротонии, так что отказ епископов от этой власти означает отказ от Божественной благодати в пользу чисто человеческого административного начала.

Епископ, принявший "обет" беспрекословного послушания вышестоящему органу, фактически отрекается от своей архиерейской харизмы: он уже не может поступать по своей совести, через которую могла бы действовать воля Божия.

- А причем тут крещение? Разве оно как-то связано с властью в Церкви?

- Конечно, связано. Каждый крещеный христианин получает харизматическую власть "царственного священства". Она проявляется в том, что евхаристическая (в РПЦ МП – приходская) община должна быть самоуправляемой во всех делах свой внутренней жизни и в отношениях с другими общинами. Царственное священство реализуется также в праве общины выбирать своих священников и епископов.

Власть дается епископу от Бога, но кто именно достоин стать носителем этой власти, - должен определять церковный народ. Наконец, представители церковного народа имеют право участвовать в Поместном Соборе, которому принадлежит решение всех важнейших вопросов церковной жизни.

Согласно же современному Уставу РПЦ МП, Поместный Собор в ней фактически отменен (кроме случая избрания нового Патриарха), и высшим органом власти объявлен Собор Архиерейский.

Отменен, во-первых, за ненадобностью, а во-вторых, из-за своей опасной непредсказуемости: мало ли что может публично "ляпнуть" избранный снизу мирянин или священник!

Таким образом, в РПЦ МП народ не принимает ни прямого, ни косвенного участия в управлении Церковью.

А новый приходской устав отстраняет верующих, а заодно и священника, от власти даже в рамках собственного прихода. Теперь епископ (напомним, назначенный сверху), объявлен главой каждого прихода своей епархии.

Он наделен правом по собственной воле назначать и удалять членов приходского совета, что лишает этот совет какой-либо самостоятельности.

- Но ведь в святоотеческую эпоху участие мирян в Соборах хотя и практиковалось, но не было обязательным. Все решали епископы.

- Эту ситуацию прекрасно разъяснил великий исповедник церковной истины архиепископ Ермоген (Голубев). В своей записке Патриарху Алексию I от 1967 г. он утверждал:
"Если епископы избирались епархиями в установленном церковными канонами порядке и вследствие этого являются действительными представителями своих епархий, то, разумеется, Собор, как представительный орган Церкви, может состоять и из одних епископов. Если же епископы не избирались, как того требуют церковные каноны, а в нарушение их назначались, то ясно, что сформированный таким порядком епископат, не может иметь ни канонического, ни морального права представлять те епархии, которые его не избирали".

- Разве все эти высокие принципы имеют какое-то отношение к той форме управления, которая сложилась в РПЦ МП?

- В том-то и дело, что не имеют никакого отношения. Здесь реализован способ организации армейского типа: епископат – это генералитет, священники – младший офицерский состав, "миряне" – рядовые солдаты. Кстати, напомню, что нынешний устав РПЦ МП различает понятия "миряне" и "прихожане". Миряне – это члены приходских советов, наемные сотрудники, активные помощники духовенства. А прихожане – это массовое "тыловое обеспечение", у них только одна обязанность – приносить деньги на содержание церковной армии.

- А кто же тогда Патриарх?

- Ну, скажем так:священно-главнокомандующий.
Кстати, не случайно с середины 90-х гг. началось сращивание церковной и армейской символики. Возникает феномен "ядерного православия": атомный центр в Сарове связывается с именем преподобного Серафима, великомученица Варвара стала покровительницей Ракетных войск стратегического назначения. С этим же связано внедрение института армейского духовенства (взамен прежних комиссаров и политруков). Церковное руководство явно хочет подчинить армию своему идейному влиянию.
Вот, например, глава "Ассоциации православных экспертов" Кирилл Фролов, доверенное лицо Патриарха, публично озвучивает ту же концепцию, которую я тут высказал. Чего стоит только название одной из его статей:
"Церковь, вперед! Экклезиология наступающей армии"?

Вот что пишет Кирилл Фролов по поводу Определений Архиерейского Собора, проходившего 2-4 февраля 2011 г.:
"По сути, это развернутая, масштабная, наполненная ясными, обязательными императивами программа "миссионерского контрнаступления" Русской Православной Церкви… Русская Православная Церковь – единая и неделимая… Начался процесс новой централизации Русской Православной Церкви…".

В целом же, этот Архиерейский Собор, по мнению Кирилла Фролова, это не более и не менее как "Великая Февральская Православная Контрреволюция"!

- Как Вы в связи с этим оцениваете разрешение священнослужителям избираться в представительные органы государственной власти? В свое время именно за это с Вас сняли священный сан.

- Ради точности: меня "лишили" сана не за то, что я был депутатом парламента (там были и другие духовные лица), а за то, что я баллотировался без разрешения синодальных властей, и особенно за то, что я им не подчинился, когда они "передумали" и запретили участие священнослужителей в выборных органах власти.

Февральский Собор снова дал такое разрешение: пусть в примечании и мелким шрифтом, пусть только "в виде исключения", но мы-то хорошо знаем, как легко в России исключения превращаются в правило, а мелкий шрифт – в плакатные лозунги.

В целом я рассматриваю это решение как положительный симптом: епископат под нажимом Патриарха Кирилла и его команды решился пробить первую брешь в железобетонной стене канонического формализма!

- Митрополит Иларион (Алфеев), по информация WikiLeaks, в беседе с американскими дипломатами как-то сказал, что Церковь должна проникнуть "во все поры общества". Что это означает на практике?

- На практике это означает стратегию глобальной клерикализации российского общества и государства. Для этого и нужна всеобщая мобилизация церковных сил и установление железного единоначалия.

Беда лишь в том, что эта стратегия губительна для самой Церкви и может привести ее к распаду на враждующие "осколки". И не чревата ли такая "военно-бюрократическая симфония" аналогичными последствиями также и для самой российской государственности?

Длительная тирания накапливает огромные напряжения в общественном подсознании, что ведет к неизбежным и всегда неожиданным землетрясениям. Мятежное ливийское цунами может докатиться и до нас, разрушая железобетонный защитный колпак "ядерного православия".

- Как же быть с организационным единством Церкви? Ведь в Символе веры: "Единая, Святая, Соборная и Апостольская Церковь" первым словом стоит – "Единая".

- Надо иметь в виду единство в вере и таинствах, но никак не "единство" административного управления. Ложное понимание единства как раз и ведет к разделениям и непримиримой вражде, сначала подспудно, а потом и явно.
Стремясь вырваться из-под невыносимого давления массивных пластов церковной бюрократии, некоторые священнослужители и миряне разрывают отношения с РПЦ МП. Но единственное основание для отделения от "Первого епископа страны", которое они находят в каноническом праве, – обвинение этого епископа в какой-нибудь ереси. Тогда отделение от него считается не только правом, но и непреложной обязанностью. Вот и приходится измышлять какие-то псевдоереси, чтобы оправдать такой психологически трудный поступок: отказ в привычном послушании своей церковной администрации.

Все происходило бы намного менее драматично при осознании того, что любая администрация обладает только конвенциональной властью (то есть по добровольному согласию подвластных), при этом не имея никакого отношения к власти Божественной, харизматической. Непонимание этой истины как раз и порождает почти фантасмагорическую ситуацию так называемых "расколов", с бесконечными взаимными обличениями и анафемами.

- Первое, чему учат новообращенного в православной Церкви, и, тем более, внушают семинаристу, как будущему священнику или епископу: "Послушание – выше поста и молитвы". Или вот такое изречение св. Иоанна Златоуста, ставшее главным фундаментом современной "экклезиологии": "Грех раскола не смывается даже мученической кровью".

- Понятие церковного раскола, как и понятие церковного единства, не связано с подчинением той или иной администрации.

Раскалывает Церковь, режет Ее по живому телу (Христову Телу!) – именно тот, кто объявляет своих собратьев лишенными тайносовершительной благодати. И такой страшный и бесконечно ответственный приговор бестрепетно и беззаботно выносится только за то, что эти братья, сохраняя ту же веру и традицию, не выполняют распоряжений данной конкретной церковной канцелярии. Именно здесь – главный грех и церкво-разрушительное (или церквоборческое) лжеучение митрополита Сергия (Страгородского), получившее в Катакомбной исповеднической Церкви название "сергианство". Конечно, никто не принимает всерьез эти "приговоры", в том числе и сами сергиане, которые в случае политической нужды забывают свои анафемы с той же легкостью, с какой они были когда-то вынесены.

Изречения Отцов, сказанные в другую эпоху и в другом историческом контексте, никак не могут служить подкреплением этой неправды о Церкви. В святоотеческую эпоху действительно шла борьба за Истину, и каждое слово догмата имело огромное значение для самоопределения Церкви, для всей ее будущей жизни. В этой борьбе Церковь вынужденно прибегала и к помощи Императора и к такому нецерковному, мирскому, чисто политическому средству, как административная власть.

А потом, когда основные истины были утверждены, и пафос догматического творчества почти сошел на нет, уже сама по себе администрация стала для церковного сознания самоцелью и самоценностью, а бюрократическая власть превратилась в новый и при том ложный предмет веры.

Если уж искать настоящую ересь против Церкви, то она именно здесь, в сергианстве, в этом идолопоклонстве перед человеческой властью и тем самым в умалении (если не в полном отрицании) власти Божественной.

Дух раскола вносит в Церковь та "центровая", элитарная группа епископов, которые, пользуясь непроясненностью Догмата о Церкви, злоупотребляют административными рычагами, подавляют волеизъявление церковного народа и лишают Церковь Ее важнейшего, догматически узаконенного признака: Соборности.

Подавление свободы, нарушение прав человека даже в мирском обществе ведет к его стагнации и загниванию (но также и к взрывам и мятежам!), а в Церкви – еще и к умалению, а то и к полному отвержению Божественной власти, а вследствие этого – ксистемному "угашению духа".

Как известно, "благодать не насилует", тогда как бюрократическая власть насилует постоянно. Это насилие выражается в произвольных "перебросках" епископов с одной епархии на другую и священников – с прихода на приход. При этом мнения и пожелания самих священнослужителей и церковного народа не принимаются во внимание. Точнее, принимаются, но нередко в обратном смысле: если народ слишком горячо заступается за своего "батюшку" или, в редких случаях, за епископа, то это как раз вызывает повышенные опасения и служит поводом для перевода на другое место службы.

Всякое непослушание пресекается угрозой вывода за штат, запрещения в служении, лишения сана и в крайних случаях – отлучением от Церкви. Я лично подвергся всем ступеням такого "духовного" наказания.

Хорошо, что я считаю все эти прещения всего лишь бессильными канцелярскими окриками, но, помимо лишения средств к существованию (священники, как правило, другой профессии не имеют), кто-то может суеверно побаиваться действия этого "проклятия", как в этой жизни, так и в будущей.

Каноническое право де факто превратилось в духовно-социальное крепостное право, как это подробно показал протоиерей Павел Адельгейм в своей книге "Догмат о Церкви".

- А как с этим обстоит дело в Вашей церковной структуре, возникшей 10 лет назад – в Апостольской Православной Церкви)?  У Вас ведь тоже были всякие конфликты и разделения?

- Да, при всей нашей "молодости" и малочисленности, у нас уже были принципиальные разномыслия и уходы от нас некоторых епископов и священников. Но мы считаем, что право создавать любые объединения епархий и общин и право свободного выхода из таких объединений – это неотъемлемое церковное право, вытекающее из самой природы Церкви.

Никакого отношения к Богочеловеческому единству Церкви та или иная форма управления не имеет, хотя и может быть ограниченно полезной в разных обстоятельствах исторического бытия христианства. Поэтому мы расстаемся с "уходящими" полюбовно, без всяких обвинений и анафем в их адрес.

И нам никогда не придет в голову нелепая мысль называть только себя "истинными" христианами, а всех остальных – "неистинными". Тем более мы никогда не дерзнем изрекать "хулу на Святого Духа", утверждая об отсутствии благодати в том или ином церковном объединении, в том числе, кстати, и в самой Московской патриархии, при всех ее многочисленных изъянах и пороках.

- Как Вы оцениваете событие, происшедшее на днях в Ижевске: заявление трех священников об отказе поминать на литургии Патриарха Кирилла?

- Это типичный церковно-армейский бунт. Какой восторг великого метафориста Александра Проханова вызовет это событие! Былинные реминисценции легко вызывают образ трех богатырей.

- Каким, с Вашей точки зрения, будет дальнейшее развитие этих событий?

- Будет предпринята попытка загнать случившееся на регионально-епархиальный уровень. Она, естественно, будет неудачной, а три богатыря не убегут партизанить в удмурско-мордовские дремучие леса. Перспектива, их тренд (выражаясь современно) они сами обозначили в своем видеообращении к Верховному главнокомандующему. Их идеал – РПЦЗ, но не та, что склонилась перед Ваалом, а другая, осколочная, которая пребывает в истине (по-видимому, агафангеловцы).

Свои ответы хочу закончить полушуточным стихом:

Пока, мятежники, пока!
Пока я шлю вам нежно
гирьки – панегирики,
от авангарда – кавалергардам,
Гвардейского ижевского полка.

Беседовал Владимир Ойвин
"Портал-Credo.Ru" 09 апреля 2011, 22:09
http://www.portal-credo.ru/site/?act=news&id=83418&type=view