Протоиерей Виталий Боровой, 1977 г.
Протоиерей Ливерий Воронов
www.mitropolia-spb.ru
ГЛАВА   III.  О  ЗАВЕТЕ   ЖИЗНИ  И  МИРА  И  НОВОМ  СВИДЕТЕЛЬСТВЕ
Текст I
    «Второй Всехристианский Мирный Конгресс», Прага, 28 июня – 3 июля 1964 г.   
    Из содоклада протоиерея В. Борового  «Проблема сосуществования как завет жизни и мира».

      Завет Мой – завет жизни и мира (Малах.2:5) – так звучит наше сегодняшнее свидетельство о Христе, о Его Церкви и о самих себе и наше сегодняшнее благовестие всем людям, жаждущим мира и жизни в условиях свободы, справедливости и равного достоинства для всех.

     Чтобы это свидетельство было убедительным, а благовестие – эффективным, они должны быть конкретными, реальными, предметными, отвечающими насущным велениям времени и запросам современного человечества.

      Имея это в виду, мы должны быть прямыми, честными и искренними пред лицом грядущего. Мы должны отказаться от благочестивой риторики и устаревших схоластических формулировок, не имеющих ничего общего с современной действительностью…

      Пренебрежение конкретной действительностью составляет историческую трагедию христиан.   «Уже с давних времен… вырисовывается и обостряется чрезвычайно трагический и одновременно очень опасный критический момент в истории всего современного христианства –  пишет выдающийся современный французский богослов Ив Конгар – это глубоко противоречащий Евангелию и всему Священному Писанию разрыв между первым и вторым членами величайшей заповеди: между любовью к Богу и любовью к человеку, между теологией и антропологией. Поэтому-то все еще имеются люди, которые мало заботятся о страданиях других людей, о страданиях мира, только бы богослужение совершалось по чину…». С потрясающей силой говорил об этом в свое время Дитрих Бонхэффер: «Наша Церковь, боровшаяся в эти годы только  за свое самосохранение, как будто она сама по себе является самоцелью, стала не способной быть носителем слова примирения и спасения для людей и для мира. Поэтому-то прежняя ее проповедь должна была оказаться бессильной и не услышанной». Эти слова великого немецкого богослова и исповедника звучат для нас с такой же силой, как и в те годы, когда они были сказаны.

_Это  коренное  христианское  переосмысливание  должно  неминуемо  обратить  сугубое  богословское  и  практическое   внимание  на  забытые прежде  антропологический  и  космический  аспекты  нашей  сотериологии.

    Для  современного мышления  важно не только чувство спасения  души человека, как  отдельной  личности, а человечества в  целом, спасения в масштабах всей планеты,
даже  в масштабах всего космоса. Вот характерный отрывок из раздумий на эту тему Ив Конгара  (в  его  серии  статей  о  современной  вере  в  популярном  журнале  «Тэмуаньяж  крэтьен»):  «Много  людей чувствует сегодня замешательство перед образом спасения,  который кажется неполным, узким пред лицом антропологической недостаточности формулы, в другом отношении очень благородной:  «Спаситель  душ…».  А тела? Многие  отступают с чувством обиды пред мелким, как кажется, индивидуализмом: я имею только  одну душу и хочу ее спасти. Постоянно возвращается в той или иной форме мысль о спасении космическом, тотальном, о солидарности в спасении всех и всего.

    «Необходимо прийти пред лицо Бога вместе. Необходимо там быть всем вместе. Не  может быть так, чтобы одни пришли к Богу без других, без остальных» – пишет Шарль Пэги.

    Такие и подобного рода другие вопросы и критические упреки ставит пред христианством и христианами, пред богословием и Церковью наша современность. А вопросов этих – без числа, и критика эта совершенно справедлива и обоснована. Это мы все должны признать.

     Наша общая и священная задача, как христиан и как участников Христианской Мирной Конференции, собравшейся здесь, в Праге, на свою 2 Ассамблею – внести наш вклад в великое дело всехристианского служения примирению человечества. Этому должна служить и наша дискуссия на тему «Завет Мой – завет жизни и мира».
                     
    Наша дискуссия здесь не мыслится в плане исторического, филологического или богословского экзегезиса соответствующих мест книги пророка Малахии, как относящихся к завету Божию с Левием и адресованных ветхозаветным священникам. Здесь не богословская конференция профессоров - ветхозаветников, посвященная проблемам ветхозаветной герменевтики. Здесь не семинар, посвященный академическим исследованиям отдельных вопросов богословия малых пророков. Здесь будет разговор о самых животрепещущих вопросах современности и о нашем общехристианском вкладе в их разрешение.


     В этом самом общем и самом современном смысле мы понимаем тему «Завет Мой – завет жизни и мира».

    Если бы у кого-нибудь мог возникнуть вопрос, имеем ли мы право таким образом ставить тему Божиего Завета, как завета жизни и мира, и так универсально во времени и объеме понимать и распространять ее, применяя к нашим современным задачам, то лучшим ответом на эти сомнения были бы пример, практика и самосознание первых христиан древней Церкви. В полном согласии с Божественным Откровением и Божественным Домостроительством нашего спасения они смотрели на себя, как на «новый Израиль», сознавали себя сынами Авраама, истинными наследниками его завета с Богом, новым «избранным народом» и относили к себе и к христианской Церкви все соответствующие места из истории и пророчеств Ветхого Завета, ибо они, а, следовательно, и мы, «род избранный, царственное священство, народ святый, люди, взятые в удел» (1Петр. 2:9), для которых «все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности» (2Тим.3:16). Вся история первых веков христианства и все творения Отцов и учителей Церкви полны примеров такого именно универсального употребления Ветхого Завета. Отрицать это право для нас или ставить под сомнение законность нашей предстоящей дискуссии о Божием Завете, как завете жизни и мира, только на том основании, что у пророка Малахии в его историческом контексте эти слова относятся к завету с Левием и адресованы ветхозаветным священникам – это значит отрицать подобное же право и ставить под сомнение всю историю первого христианства.
     <...>
    Никто из нас не отрицает значения эсхатологии и духовного понимания мира Христова и Царствия Божия для нашего богословия и нашей христианской этики. Однако, мы имеем дело с конкретными политическими проблемами, чреватыми опасностями мировой катастрофы, несущими страдания миллионам наших близких. Эти несчастья сегодняшнего и завтрашнего дня касаются не только нас, христиан, – они касаются в одинаковой степени миллионов людей: нехристиан и неверующих. Они касаются всех людей, всего человечества в целом и требуют быстрых, энергичных, конкретных действий. Можно очень интересоваться проблемами эсхатологии, можно иметь самое возвышенное, чисто духовное понятие о мире Христовом, как мире души человеческой с Богом, можно работать для созидания Царствия Божия внутри себя, однако без действенного служения примирению человечества все это будет «как медь звенящая или кимвал звучащий» (1Кор.13:1) и ни в коей мере не поможет нашим братьям нехристианам и неверующим устранить нависшую над миром опасность и преодолеть людское горе, слезы и страдания. «И погибнет брат твой в твоей мудрости» (ср.1Кор.8:11)
     <...>
     Будем же продолжать наше благое делание, укрепляемые и ободряемые уверенностью в сопутствии нам всемогущей помощи Божией и сознанием, что этот труд наш не тщетен пред Господом (1Кор.15:58).

      Это будет нашим свидетельством о Господе. Послание к Церквам Генеральной Ассамблеи в Нью-Йорке призвало всех нас к этому: «Эти времена кризиса являют для христиан возможность свидетельства о Господе». Мы добавим от себя – нового свидетельства.

      И в этом новом свидетельстве Господь с нами. Он нас не оставит, ибо Он Сам говорит нам: «Не бойся, малое стадо! Ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство» (Лк.12:32). «Мужайтесь: Я
победил мир! (Иоан.16:33). «Свидетельствующий сие говорит: ей, гряду скоро! Аминь. Ей, гряди, Господи Иисусе! (Откр.22:20).                                                                                                           
                                              ЖМП 1964, №8, стр. 44-46; 50; 55


     Текст II
      Из информационной статьи протоиерея П. Соколовского о ходе работ Второго Всехристианского Мирного Конгресса:

    Каждый день последующий работы Конгресса утром и вечером – будь то на пленарных заседаниях или в группах – совершались краткие экуменические молитвенные последования, соединенные с экзегезой нарочитого библейского текста. Для экзегезы были взяты те места из Священного Писания, изъяснение которых служило углублением богословского понимания темы «Завет жизни и мира». Из Ветхого Завета изучались содержание и характер Божия Завета с Ноем «и всякою душою живою» (Быт. 9:8,17), с Авраамом и потомством его (Быт. 15), а также Синайское законодательство (Исход 19). Для углубления понимания «Нового Завета» и Евхаристической жертвы был взят текст из Евангелия от Матфея (26:26-29), а место из Послания к Евреям (8:6-13) служило основой для экзегетического сопоставления значения Ветхого и Нового Завета Божия.      ЖМП 1964, № 9, стр.24 

      ВОПРОСЫ

      1. Как видно из приведенного отрывка, право понимать тему «Завет Мой – завет жизни и мира» (Малах. 2:5) в «самом общем, самом современном смысле» прот. В. Боровой пытается обосновать практикой первых христиан и Свв. Отцов Церкви, которым, по мнению о. Виталия, было свойственно универсальное употребление текстов Ветхого Завета. Между тем, практика церковной экзегезы свидетельствует, что первые христиане и святые Отцы Церкви стремились толковать Ветхий Завет не просто универсально, но, во всяком конкретном случае религиозно обоснованно. Так, первые христиане назвали себя новым Израилем отнюдь не потому, что решили придать имени богоизбранного народа универсальное значение «в самом общем и самом современном – для них – смысле», а потому, что ученики Иисуса воистину явились в истории новым богоизбранным народом.

      Возникает вопрос: допускает ли о. Виталий несвойственное церковной экзегезе произвольное обращение со священным текстом, или же, понимая слова пророка Малахии о завете жизни и мира в общем и современном смысле о. Виталий полагает, что имеет на это серьезное  религиозное основание?

      2. Если  о. Виталий действительно допустил произвольное обращение со священным текстом, то не считает ли о. Виталий, что дело это надо исправить, ибо оно противоречит христианскому благочестию и порождает соблазн?
      Если же о. Виталий считает, что, понимая «завет жизни и мира» универсально, он имеет на это серьезное религиозное основание, то в чем именно усматривает о. Виталий это основание и как о. Виталий воспринимает самый завет: как завет уже исторически совершившийся или еще только чаемый?

      3. На основании Священного Писания можно решительно утверждать, что всякий завет Бога с человеком всегда выражается в определенном конкретном акте и непременно имеет строго определенное религиозное содержание (Быт.9:8-17; Быт.15:18; Исход 24: 6-8; Мф.26:26-28). Если «завет жизни и мира», о котором говорит о. Виталий – есть завет уже исторически осуществленный, и поскольку о. Виталий отнюдь не отождествляет его с тем заветом жизни и мира, который Бог заключил с левитским священством, то не может ли о. Виталий указать, где, когда и с кем Бог заключил этот завет и в чем именно состоит его религиозное содержание?

      4. Если же «завет жизни и мира», о котором говорит о. Виталий, есть, по его мнению, завет еще не осуществленный, а только чаемый, то не предполагает ли о. Виталий, что содержанием этого завета должно быть то самое антропологическое и космическое спасение сообща, спасение не только душ, но и тел, в недостатке которого о. Виталий так решительно укоряет традиционное христианство?

       5. Какую конкретную связь, прообразовательную или же какую бы то ни было иную, усматривает о.Виталий между тем «заветом жизни и мира», о котором говорит он, и тем заветом жизни и мира, который Бог заключил с левитским священством в лице праведного Финееса, третьего еврейского первосвященника (Мал.2:5 сравни: Числа 25:12-13; Сирах 43:28-30)?
      
        6. Какую конкретную связь усматривает о. Виталий между Новым Заветом Господа нашего Иисуса Христа и тем «заветом жизни и мира», о котором говорит он? Не считает ли о. Виталий, что тот «завет жизни и мира», о котором говорит он, относится к Новому Завету Господа нашего Иисуса Христа как его дополнение или более полное раскрытие.
      
     7. Что означает то «новое свидетельство», о котором говорит о. Виталий, каково его конкретное религиозное содержание, и как это «новое свидетельство» связано с чаянием скорого пришествия Господа нашего Иисуса Христа? 

      8. С какой целью о. Виталий полагает в основание такой простой и ясной вещи, как участие христиан в борьбе за международный мир, религиозные идеи, весьма сомнительные с точки зрения православного сознания и совершенно чуждые мирскому обществу?

   Текст III
   «Третий Всехристианский Мирный Конгресс», Прага, 31 марта – 5 апреля 1968 г. Из доклада профессора - протоиерея Л. Воронова «Слово на текст Исайи 54: 9-10».

       Вслед за 53-й главой книги пророка Исайи, где с поразительной яркостью изображен искупительный подвиг Божественного Отрока Иеговы, тотчас начинается пророческая речь о послемессианских временах, характерную черту которых составляют духовное величие Церкви и милость Божия к человечеству, вступившему в новый непоколебимый завет мира с  его Творцом и Искупителем.
      <...>
      «Вечной милостью милуя» (Ис.54:8) Свою Церковь, Господь обещает великую милость и всему человечеству, составляющему Его наследие (Пс.2:8) и предмет материнской заботы Церкви.
      
      «…Как Я поклялся, что воды Ноя не придут более на землю
      Так клянусь не гневаться на тебя
      И не укорять тебя. (9 )
      Горы отступят,
      И холмы поколеблются,
      А милость Моя не отступит от тебя,
      И завет мира Моего не поколеблется –
      Говорит милующий тебя Иегова». (10)

     Завет Господень есть завет жизни и мира (Мал. 2:5). Бог не хочет смерти грешника, но (хочет), чтобы грешник обратился от пути своего и жив был (Иез. 33:11). Единородный Сын Божий соделался Сыном Человеческим и пришел на землю «не судить мир» (Ин.12:47), но «взыскать и спасти погибшее» (Лк.19:10). Он запретил низводить огонь с неба на неприемлющих Его (Лк. 9:54-56) и повелел Петру «возвратить меч свой в его место (Мф. 26:52). И потому должно рассматривать как преступное противление воле Божией, спасающей и милующей, всякое действие, подвергающее опасности жизнь человеческую под благовидным предлогом защиты христианства и тем более так называемой «христианской цивилизации». Бесценный дар жизни дается человеку однажды, и по силе непоколебимого завета мира, дарованного человечеству Богом, каждый человек имеет такое же право на жизнь, как и на спасение.

     Непреложность завета мира, возвещенного Иеговой, не означает, однако, гарантированного спокойствия и невозможности грозных исторических событий и потрясений в жизни человечества.  Человеческая свобода представляет собой обоюдоострое оружие и средство развития. Возвещенный в рождественскую ночь мир с любовью и благодарностью воспринимается «сынами  мира» (Лк.10:6), людьми доброй воли (Лк. 2:14). Но злая воля «сынов противления» (Кол. 3:6) может ввергать и действительно стремится ввергнуть человечество в тяжкие бедствия, причиняя людям неслыханные страдания, разжигая огонь вражды, человеконенавистничества и войн.


   «Жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие – говорил некогда великий Моисей (Втор. 30:19), изложив народу израильскому «слова завета» (Втор. 29:1) Господня. И ныне, как тогда, предложен каждому человеку тот же самый выбор. Жизнь – в безусловном принятии божественного завета мира. Смерть – в его отвержении, во вступлении на путь ненависти и вражды.

     Мир возможен, потому что в само основание жизни человечества милующему Господу угодно было положить вечный незыблемый завет жизни и мира.

    Мир возможен, потому что умы и сердца всех людей доброй воли обращены к жизни, к построению человеческих отношений в соответствии с волей Божией, выраженной в этом завете.
        <...>
    Нет никаких оснований утверждать, что без достижения высокого уровня всеобщей нравственности и полного расцвета личности, достигаемого путем воспитания в христианских началах, человечество якобы неизбежно обречено на погибель и истребление в порядке божественного возмездия. Христианское учение не знает такого неумолимого закона кармы. В жизни отдельных народов всегда возможны взлеты и падения, периоды культурного и нравственного расцвета и эпохи застоя и упадка. В жизни отдельного человека также могут быть времена веры и сомнения, расцвета личности и ее обеднения. Но богодарованный завет жизни и мира не зависит от этих преходящих обстоятельств и состояний: Господь долготерпелив и многомилостив к человеческим немощам, и гнев Его обращен на «сынов противления» – врагов   завета жизни и мира. Любовь Божия бодрствует над тем, чтобы процесс созревания для Царства Божия мог протекать в каждой человеческой душе и во всем человечестве в свое время, без внешнего насильственного вмешательства, на основе свободного отклика приготовленного к этому сердца на спасающий призыв Божий: «Се, стою у двери и стучу. Если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр. 3:20).

    Спасти человека – значит прежде всего спасти его жизнь, защитить его от покушений врагов мира и тем самым дать ему возможность пользоваться благами завета мира, предоставленными человечеству милующим его Господом. Выполнить этот долг, в меру наших сил и возможностей –  значит доказать наше право носить имя христиан, последователей Того, Кто ценой великих искупительных страданий приобрел для человечества возможность вечной жизни, усыновил его Богу, поручил его материнской любви Церкви и сделал мир высшим законом всякой нравственной  деятельности и совершенствования…»            
ЖМП  1968,  стр.43;  45-47

  
    Текст  IV

     Из информационной статьи Г. Троицкого о Третьем Всехристианском Мирном Конгрессе:

    Во время дискуссии 2 апреля профессор-протоирей Ливерий Воронов высказал следующую интересную и верную мысль: нужно отличать друг от друга два понятия о мире, не противопоставляя их друг другу. Эти понятия взаимосвязаны, содействуют друг другу и обогащают друг друга.
 
    Это мир внутренний, духовный, и мир как богоустановленный порядок жизни на земле. Мир духовный – это мир с Богом, с ближними, со своей совестью. Внутренний мир – результат борьбы с эгоизмом, с греховностью. Возможность обладания таким миром показали благочестивые и святые люди. Они распространяли вокруг себя мир, содействуя спасению других.

    Мир как богоустановленный порядок на земле достигается соблюдением принципов свободы, справедливости, братства и взаимопомощи. Он создает условия для всестороннего развития личности, в том числе и для достижения внутреннего мира. Достижение такого мира означает борьбу за жизнь человека, как за бесценный и неповторимый дар Божий, за справедливость и свободу, за создание условий, когда каждый человек действительно является хозяином земли.

    Христианская уверенность в возможности плодотворного миротворчества покоится на трех реальностях:

    1. На Божественном свидетельстве о том, что существует завет жизни и мира и что все человечество воспринято в этот завет.

__ 2. На непоколебимой уверенности в том, что Бог верен этому завету и всегда готов сотрудничать с человеком в его осуществлении.
  
    3. На надежде, что добрая воля людей, залогом которой является образ Божий в человеке, восторжествует над соблазнами и силами зла, ненависти, насилия и несправедливости.      
  ЖМП 1968, №8, стр.41-42

    
      ВОПРОСЫ:

      1. Как видно из вышеприведенного текста, прот. Л. Воронов, говоря о «завете жизни и мира», усваивает этому завету три основных свойства. О. Ливерий утверждает, что «завет жизни и мира» вечен и непоколебим,  что Господь положил его в самое основание жизни человечества, и что все человечество вступило в этот завет. Между тем, тот текст из книги пророка Малахии, на который ссылается при этом о. Ливерий (Малах.2:5), говорит о завете жизни и мира, как о частном завете Бога с левитским священством.

     Какое богословское основание дает право о. Ливерию так перетолковывать священный текст?
     
     2. Толкуя 54 главу книги пророка Исайи, о. Ливерий усматривает основное содержание послемессианских времен, о которых пророчески предвозвещается в этой главе, в духовном величии Церкви и в милости Божией «к человечеству, вступившему в новый непоколебимый завет мира с его Творцом и Искупителем».

      Не считает ли о. Ливерий, что тот «завет жизни и мира», о котором говорит он, и Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа – тождественны?
     
       3. Если, по мнению о. Ливерия, Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа и «завет жизни и мира», о котором говорит он, тождественны, то на каком основании о.Ливерий утверждает, что в завет жизни и мира вступило все человечество, ибо совершенно очевидно, что в Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа все человечество отнюдь не вступило?
     
      4. Если же, по мнению о. Ливерия, Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа и тот «завет жизни и мира», о котором говорит он, не тождественны, то не может ли о. Ливерий указать: где и когда Бог заключил со всем человечеством завет жизни и мира, и каково взаимоотношение этого – по мысли о. Ливерия – вечного  и универсального завета с Новым Заветом Господа нашего Иисуса Христа?

       5. Как видно из вышеприведенного текста, о. Ливерий в связи с развиваемой им идеологией «завета жизни и мира» считает, что «всякое действие, подвергающее опасности жизнь человеческую под благовидным предлогом защиты христианства, должно рассматриваться как преступление, противное воле Божией…».

      Возникает вопрос: как о. Ливерий оценивает тот несомненный и общеизвестный факт, что на протяжении веков Христова Церковь не раз благословляла своих чад на вооруженную защиту веры и отечества?
      В частности, как относится о. Ливерий к действию преп. Сергия, благословившему Дмитрия Донского на  борьбу с татарами?

       6. Что именно о. Ливерий считает Божественным свидетельством о существовании универсального завета жизни и мира, в который воспринято все человечество, и кто уполномочил о. Ливерия утверждать, что христианская уверенность в возможности плодотворного миротворчества покоится на признании, что такой завет действительно существует?

     Примечание составителей:
     Пророчество Исайи (Ис. 54:9-10), которому посвящено вышеприведенное «Слово» о. Л. Воронова, по авторитетному мнению всех Церковных толкователей – вне всякого сомнения – относится к Новому Завету Господа нашего Иисуса Христа.

    Что же касается завета жизни и мира, понимаемого не как завет Бога с левитским священством, а как завет Бога со всем человеческим родом, то хорошо известно, что о таком завете Православная Церковь никогда не учила.


_____________________________