Н.Ф.Федоров. Худ. Леонид Пастернак. Пастель, 1919 г., по наброскам
Протоиерей Георгий Флоровский
Владимир Соловьев
Федор Достоевский
Лев Толстой
Антропологический аспект проекта
                                       
   
   Иисус в Евангелии призывает человека к всеобщей любви и дает надежду телесного воскресения. Что может быть более далеким от реальности нашей  жизни? Человек не может вырваться из темницы своего эгоизма, и любая жизнь заканчивается смертью, разлучением тела и души. Нет ли какой-то глубокой, органической связи между эгоизмом и смертью? Именно так поставил вопрос Николай Федоров.
 
      Если, вслед за ним, реалистически и всерьез   вдуматься в то, чему  учит  христианская  вера,  то  становится очевидным: Божественный замысел о человеке парадоксален и непостижим для обыденного сознания. Природный индивидуализм, подлежащий безусловному преодолению, в то же время является фундаментом свободной личности. Только на этой основе человек смог обрести самостояние перед Богом, возможность верить и не верить в Него, способность соглашаться и возражать, принимать решения и брать на себя ответственность за свои поступки. Сама жажда жизни, как индивидуальная, так и родовая, коренится в нашем природном  естестве. И только через мучительный опыт всей человеческой истории мы начинаем сознавать, что единственный путь к бессмертию лежит через почти невозможное: глубинную перестройку животной основы нашей психики. Только тогда может быть преодолено главное противоречие человеческого существования – между инстинктивным животным эгоизмом и возвышенным стремлением к братской любви.  Н. Федоров говорит об этом так:
«…В случае неосуществимости полной взаимности мы осуждены на такое одиночество, на такое разобщение, что …не можем быть убеждены даже во взаимном существовании друг друга; нам остается на выбор: или полное одиночное заключение или всеобщее воскрешение, в котором и полное взаимознание. Иначе: или ни Бога, ни мира, ни людей, или же все это в совершенной полноте!»  (выделено Н.Ф.)
 
Учение Н. Федорова на первый взгляд кажется совершенно чуждым самому духу современного христианства, которое по традиции повторяет слова о воскресении из  мертвых, но уже давно представляет себе воскресение как некое блаженное посмертное состояние в каких-то тонких, эфирных, одним словом, не настоящих телах.    
 
Авторитетный, можно сказать, «эталонный» богослов современного Православия Георгий Флоровский, обвиняет Николая Федорова в «гуманистическом активизме», а также в «магическом и техническом натурализме». Такая степень непонимания свидетельствует лишь о том, насколько далеко академическое богословие ушло от раннехристианской традиции. В трагически одиноком пророке – московском библиотекаре – после многих веков забвения как будто оживает пламенный дух св. Иринея Лионского, первого из великих Отцов Церкви. В противовес спиритуалистическим ересям своего времени, св. Ириней проповедовал необходимость реального телесного воскресения, причем именно на этой реальной земле. Так называемое «русское религиозное возрождение», получившее первый импульс от Н. Федорова, потерпело неудачу именно из-за того, что захлебнулось в волнах все того же спиритуализма, с которым вел непримиримую борьбу св. Ириней Лионский. Тем самым Ориген, внедривший это направление мысли в церковную традицию, одержал еще одну победу над Иринеем: христиане снова признали "ущербность" земного мира, по сравнению с миром бестелесных духов, и "вторичность" тела по отношению к душе.
 
Возможно, некоторый крен  Н. Федорова в сторону «натурализма и активизма» объясняется именно его пониманием огромной опасности «мистицизма»; поэтому он и старался избегать всякого упоминания о посмертном существовании души (хотя прямо никогда его не отрицал). Он глубоко страдал оттого, что даже В.С. Соловьев и Ф.М. Достоевский, поначалу столь увлеченные его идеями,  оказались, с его точки зрения, «отступниками». Достоевский был убежден в том, что именно нынешняя телесная организация человека мешает ему вполне ощутить свое «соприкосновение с мирами иными». Он считал, что для выполнения заповеди о любви к ближнему человек должен «физиологически измениться». Взволнованный призывом Н.Федорова о всеобщем долге воскрешения предков, Достоевский,  однако, не считал это реальной задачей своего времени, и вслед за Соловьевым полагал, что «воскресение совершится через 25 тысяч лет». Подобный ход мыслей вызывал возмущение Н. Федорова, который клеймил его как «противление воле Божией». По его мнению, плохи те христиане, которые надеются, что
«все делается само собой, без участия человека, без участия его ума, чувства, воли; все способности его и он сам оказываются ни на что не нужными, все преподносится человеку даром».
 
Федоровская горькая ирония вовсе не означает, что с его точки зрения Бог не может обойтись без помощи живущих на земле людей в деле воскресения умерших, – речь о том, что Бог без этой помощи обходиться не хочет. Бог не для того сотворял человека на долгом пути  природной эволюции, а затем в муках исторического процесса, чтобы сделать его всего лишь  пассивным объектом Своего всемогущего воздействия!
 
Идея о творческом участии человека в деле собственного воскресения постепенно приобретает реалистичность благодаря достижениям современной науки:  цитологии, генетики, молекулярной биологии и т.д. Впервые начала открываться огромная сложность, богатство и красота внутренней структуры тела. Попытаемся осмыслить эти новые знания в контексте христианского учения о воскресении и, в особенности, в связи с проектом Н. Федорова.
 
Прежде всего, если принять идею телесного воскресения, то сразу же возникает вопрос о том, где и как сохраняется обширная информация о теле умершего человека, чем обеспечивается самотождественность воскрешаемого тела? Федоровское представление о «собирании всех рассеянных частиц, которые входили в состав данного тела», поражает своей наивностью и служит постоянной мишенью для недоброжелательной критики. Можно согласиться с его гипотезой (кстати, целиком заимствованной у Григория Нисского) о том, что каждая молекула каким-то образом сохраняет память о теле, в состав которого она входила. Однако это не решает проблему, потому что тело – это не сумма отдельных молекул, но совокупность сложно структурированных молекулярных потоков. На протяжении жизни человека чрез его тело протекает огромное количество молекул, в тысячи раз превышающее их  количество в теле в каждый данный момент. Кроме того, каждая молекула за время существования человечества успевает побывать во множестве различных тел – какому же из них она должна принадлежать после воскрешения? Идея о «собирании частиц» может стать более реалистичной, если под "частицами" понимать «информационные элементы» тела, т.е. гены. Опережая свое время, Н. Федоров пишет:
      «человечество должно воспроизвести себя из простейших элементов... чрез все индивидуальности, чрез кои проходили эти элементы» 
 
Некоторые религиозные течения (в частности, иеговисты) выдвигают такое представление: после смерти человека вся полнота информации о нем, необходимая для его воскресения, сохраняется только в памяти Божией. Но это означало бы что-то вроде «божественного клонирования»: в акте воскресения из рук Творца выйдет не сам мой отец, а лишь его точная или даже улучшенная копия. Наше сыновнее чувство со всей силой протестует против такой подмены отца его двойником. Проблема не решается также и заменой «памяти Божией» чем-нибудь вроде «космического банка данных» или «акаша-хроники тонкого мира»: ведь все равно восстанавливается другая личность, в другом, хотя бы даже и в похожем теле.
 
Мы видим единственный способ сохранения самотождественности тварной личности – в непрерывности ее существования. Пока не преодолена смерть, эту непрерывность может обеспечить только человеческая душа. Концентрируя внимание на материи и ее потенциях, мы, так же, как и Н. Федоров, не отрицаем существования тонкого мира и населяющих его многочисленных духов. Главное здесь – иерархия ценностей. Вопреки широко распространенному мнению, мы глубоко убеждены, что для Творца «тонкий мир», как и населяющее его ангельское воинство, – нечто предварительное, промежуточное и служебное, тогда как высшая ценность и цель творения – именно человек. Главное же отличие человека от ангелов – в его телесности. Однако сама идея души небезопасна: стоит человеку поверить в ее существование, как он начинает считать тело чем-то вторичным и даже негативным. Нередко возникает образ тела как «темницы», из которой душа освобождается с помощью смерти; при этом земной человек  выглядит как своего рода «плененный ангел».
 
Иногда доходят даже до того, что начинают считать тело источником зла и порока. Так, Лев Толстой с почти маниакальной настойчивостью повторяет: «дух есть добро, плоть есть зло». Кстати, выяснился любопытный биографический факт: Л.Толстой, известный своим невероятным самомнением, усиленно и безуспешно добивался личного расположения  Н.Федорова, который буквально третировал его как «путаника» и «лицемера»! 
 
Негативное отношение к телу объясняется тем, что в нем ошибочно видят источник морально осуждаемых инстинктов – господства и подчинения, полового влечения, собственничества и т.п.  Из этого представления рождается необоснованная надежда, что все эти инстинкты сами собой «отпадут» вместе с освобождением души от тела.
 
  Здесь имеет место терминологическая путаница, за которой стоит крайне ущербное, неадекватное представление о теле. Собственно тело, как сложнейшая, невероятно богатая и тонко организованная молекулярно-клеточная структура, вообще находится вне поля зрения обывательского, ненаучного сознания. В теле обычно воспринимают только ничтожную часть его содержания: внешние формы и физиологические функции.
 
В религиозно-мистических учениях, как правило, не воспринимается даже и это: само понятие «тело» (или, чаще, «плоть»), отождествляется с нижними, витальными пластами психики. То есть, говоря о «теле», на самом деле имеют в виду часть души: чувствующую,  воспринимающую, реагирующую, в значительной мере подсознательную.
 
В рамках этого игнорирования тела как такового, представители элитарной культуры «серебряного века» Дм. Мережковский и Вяч. Иванов, в противоположность Л. Толстому мечтали найти путь к «святой плоти». В их рискованных эротических экспериментах эгоистическая и жаждущая удовольствий душа злоупотребляла своей властью над телом, заставляя его служить своим капризам и фантазиям. При этом происходила подмена задуманной Богом иерархии: не тело должно быть орудием души в ее похотях, но душа, как заботливый садовник, должна «хранить и возделывать», более того, строить и созидать свое  тело, которое предназначено стать храмом Святой Троицы.
 
В связи с проектом Н. Федорова необходимо переосмыслить представление не только о теле, но и о душе. Прежде всего, для нас, вслед за святыми отцами, неприемлем ни один из обычно предлагаемых вариантов: 1) душа есть «искра Божества»; 2) душа сотворена Богом как отдельная сущность и лишь затем «вкладывается» или «вселяется» в тело. В обоих случаях  имеет место недопустимый разрыв и противопоставление тела и души.
 
Уже Иустин Философ говорил об этом:
«Что такое человек, как не животное разумное, состоящее из души и тела? Разве душа сама по себе есть человек?
Нет – она душа человека. А тело разве может быть названо человеком? Нет – оно называется телом человека… Если Бог человека призвал к жизни и воскресению, то он призвал не часть, но душу и тело» 
Св. Иустин, Философ и Мученик. М., 1995.С. 546.
 
Вслед за ним Ириней Лионский настаивает на неразрывной связи души с телом:
«Душа не прежде, чем тело в его сущности, ни тело в своем образовании не прежде, чем душа, но оба происходят зараз»   Св. Ириней Лионский. Творения. М., 1996. С. 546.
"Человек, а не часть человека создается по образу и подобию Божию. Душа же и дух могут быть частью человека, но никак не человеком; совершенный человек есть соединение и союз души, получающей Духа Божия, с плотью, которая создана по образу Божию... Совершенны те, которые имеют и Духа Божия, в себе пребывающего, и души и тела свои сохраняют беспорочными... Смерть относится к плоти, которая по исшествии из нее души, делается без дыхания и жизни и мало-помалу обращается в землю, из которой взята. Итак, она смертна, и о ней Апостол говорит: "оживит наши смертные тела" 1Кор.15:42". Там же. С. 455-458
 
Резко порывая с оригеновской идеей о «предсуществовании душ», Григорий Нисский высказывает ключевую для нашей концепции мысль:
«Ни душа не происходит без тела, ни тело без души, но одно у обоих начало. Человек не слагается из двух, но по силе рождения сразу происходит и по душе и по телу… Все производится силою, сокрытою в семени; также и душа есть в семени, но неприметно… Признаем невозможным, чтобы душа приноравливала себе чужие жилища» Цит. по:
Г.В. Флоровский. Восточные отцы IV века. М.,1992. С. 161.
 
Максим Исповедник подхватывает эту мысль в такой формулировке:
«Человек никогда не был бесплотным… Человек не есть душа, заключенная в тело, но слагается из души и тела. Душа возникает и рождается вместе с телом»
Цит. по: Г.В. Флоровский. Византийские отцы V - VIII вв. М., 1992. С.  208..
 
Св. Григорий Палама утверждал, что человек по своей природе (именно в силу своей телесности) подобен Богу в большей степени, чем ангелы:
«В нашей душе есть властвующая и управляющая часть и другая – подчиненная и повинующаяся, как-то: желание, стремление, ощущение и все другое, стоящее ниже ума, что Бог подчинил уму; и когда мы руководимся влечением к греху, мы не только восстаем против Бога – пантократора (Вседержителя), но и против по природе нам присущего автократора (самообладания). В силу этого начала власти в нас Бог дал нам господство над всей землей. Ангелы же не имеют тела, соединенного с духом и подчиненного духу; поэтому они и не властвуют, а лишь исполняют волю Бога».
Цит. по: Б.П. Вышеславцев. Этика преображенного эроса. М., 1994. С.    288..
 
Теперь попытаемся эти глубокие идеи святых отцов выразить на современном научном языке. Однако это невозможно сделать без преодоления методологической пропасти между науками о теле и знаниями о душе. Беспрецедентный интеллектуальный прорыв, который совершила современная наука в объяснении физических явлений, позволяет ожидать, что решение может быть найдено через расширение научного понятия «материи».
 
Наиболее перспективной, хотя и мало разработанной нам представляется концепция скрытой вакуумной первоматерии. Видимый мир представляет собой совокупность определенных состояний или возбуждений этой первоматерии, которая  является  общей  первоосновой как физических, так и психических явлений. Согласно нашей гипотезе, первоматерия структурирована по типу кристаллической решетки твердого тела. Сегодня,  благодаря открытию явлений сверхтекучести и сверхпроводимости в твердых телах, может быть снято давнишнее возражение против идеи «мирового эфира», заполняющего пустое пространство. Теперь можно понять, почему «кристаллический эфир» не оказывает никакого сопротивления движущимся сквозь него телам, например, планетам.
 
Все возбуждения «вакуумного  кристалла» группируются в два основных класса, которые можно отождествить соответственно с физической и психической материей. Связь между этими двумя относительно обособленными типами материи настолько слаба, что существует огромная область физических явлений, где влияние психической материи практически не сказывается. Только этой областью и занимаются современные «точные науки».
 
Наше следующее предположение состоит в том, что  каждое возбуждение физического типа неизбежно сопровождается возбуждением психического типа. Вместе с каждым физическим атомом всегда возникает «пси-атом», причем оба атома занимают приблизительно один и тот же объем пространства. Любое физическое тело, в том числе живой организм, порождает «психическое тело», в основном повторяющее его атомную структуру. В дальнейшем, употребляя термины «психика» или «душа», мы будем иметь в виду именно это психическое тело. Чем выше стоит организм на лестнице эволюции (в процессе «цефализации», по Тейяр-де-Шардену), тем самостоятельней и устойчивей становится его психика, тем сильнее ее обратное воздействие на физическое тело. На определенном уровне развития душа начинает стремиться занять господствующее положение над телом: при этом душа нередко заставляет тело действовать вопреки его действительным, собственным потребностям. Так например, здоровая и разумная душа противодействует деструктивным процессам в теле – старению и болезням; больная и невежественная душа способствует этим процессам. 
 
После смерти человека его тело постепенно распадается (за некоторыми исключениями, такими как мощи святых), тогда как душа на время переходит к автономному существованию.  При этом она сохраняет информационную память не только обо всех структурах физического тела, но и обо всех процессах, которые в нем протекали от зачатия до смерти: ведь самотождественность тела определятся не только его генетической структурой, но и всей полнотой его жизненной истории. Эта «память души» и создает возможность грядущего воссоздания тела и восстановления целостности человека – через воссоединение души со своим телом.  
 
Мы отдаем себе отчет в том, что подобное представление о человеке, если в него вдуматься, может вызвать онтологический страх: если душа не является неразрушимой монадой, то наше бытие становится непрочным, ненадежным. И такое переживание вполне оправдано: мы действительно находимся лишь на полпути от небытия к бытию – процесс нашего сотворения не закончен. Гарантия моего бытия – не во мне самом, а в  Божием замысле обо мне. Именно этот замысел придает человеку абсолютную ценность и неограниченную перспективу возрастания. Наша незавершенность дает нам надежду добиться глубоких структурных изменений личности в направлении, заданном образом Бога как Троицы. Ведь и Благая Весть начинается со слова «метаноэйтэ» –  изменитесь (Матф. 3:2), и все Евангелие, весь Новый Завет есть не что иное как раскрытие этого  слова.
 
Предлагаемая концепция, на наш взгляд, может придать федоровскому проекту большую реалистичность. Главное, что каждый из нас может приступить к «общему делу»  уже здесь и сейчас. Если мы научимся раскрывать заложенные Богом потенции нашего тела, то мы сможем сделать первый шаг к победе над смертью. Перестройка глубинного подсознания по тринитарному образу должно привести к тонкому, но решающему изменению (на клеточном уровне) тех механизмов жизнедеятельности, которые сейчас приводят к старению организма.
 
Опираясь на данные эмбриологии, с одной стороны, и глубинной психологии – с другой,  мы можем понять истоки монадичности нашей души. Душа становится монадой потому, что она вместе с телом вырастает из оплодотворенной яйцеклетки (зиготы), – ведь данный конкретный человек начинает существовать с того момента, когда в яйцеклетке произошло слияние генетического материала родителей.
 
Структура яйцеклетки и происходящие в ней процессы отпечатываются в самых глубинных пластах души. Более того, сама душа впервые возникает, формируется как нечто цельное  и обособленное именно в результате этих первых впечатлений индивидуального бытия. Быть монадой – это значит ощущать себя изнутри как целостный микрокосм, отделенный оболочкой от окружающего мира. И устроена эта монада так, что вся ее энергия, все реакции направлены на одно – выжить, во что бы то ни стало выжить! Но монад много – и одна для другой становятся либо средством, либо препятствием для выживания и роста. Совместное существование монад возможно лишь ценой ограничений, снижающих интенсивность жизни каждой из них до безопасного уровня. Нравственный закон, требующий учитывать интересы других, коренным образом противоречит нашей монадической природе.
 
Как преодолеть монадичность, сохранив при этом самотождественность личности? Это могло бы показаться в принципе невозможным, если бы не один потрясающий факт: есть человек, в котором такое преодоление совершилось – «человек Христос Иисус» (1 Тим. 2: 5). Совершилось потому, что Он был зачат иначе, не так, как мы. В акте «непорочного зачатия» материнская яйцеклетка получила импульс к делению, начала превращаться в эмбрион не под воздействием мужского семени, но в результате излияния тринитарной божественной Энергии. (При этом одна из материнских Х-хромосом была перестроена в У-хромосому – иначе был бы зачат ребенок женского пола). Можно предположить, что такой способ зачатия порождает новый тип межклеточного взаимодействия, несущий в себе образ тринитарности. Мы пока не знаем, что это означает, но надеемся, что наука со временем ответит на этот вопрос. Сейчас мы являемся свидетелями важного прорыва в изучении причин старения человеческого организма. Не вызывает сомнения возможность продления жизни чисто медицинскими методами, однако для достижения подлинного бессмертия – и, тем более, воскрешения предков – абсолютно необходимо, чтобы эти методы сочетались с тринитарной перестройкой личности.
 
Но уже и сейчас для нас многое возможно благодаря тому, что Иисус не замкнулся от нас в своем недосягаемом величии, но, по Евангельскому слову, «дал нам Себя в пищу». Если бы мы научились причащаться Иисусу всей полнотой существа, с ясным осознанием происходящего, то наша психофизическая природа начала бы постепенно меняться по Его образу и подобию. Вслед за Иисусом – и вместе с Ним – мы можем заново пережить всю историю своего становления. Это означает стать как бы «заново зачатым» – тем же способом, каким был зачат Иисус. Конечно, такого рода медитация была бы невозможна без той картины онтогенеза, которую дает  современная эмбриология. Тем самым наука, вопреки традиционным мнениям, приобретает сотериологическое значение – вместе с верой и вслед за ней. Ведь спастись – это и значит исполнить настойчивые требования Нового Завета «заново родиться», «родиться свыше», «родиться от Духа». 
 
Кто кому при этом содействует – человек Богу или Бог человеку – спорить не будем; важно, что это совместная работа, «синергия» Бога и человека. В связи с этим становятся неуместными обвинения в адрес Н. Федорова, который якобы умаляет Бога, отнимая у Него исключительную прерогативу в деле «воскрешения из мертвых». Ведь истинное величие Бога – не в том, что Он все делает Сам, а в том, что Бог сотворяет тех, кто может делать.
 
Живое свидетельство того, что человеческая личность в принципе может быть тринитарной, впервые в истории явил Иисус Христос. То, что Ему свойственно по природе, для нас является задачей и целью. Церковные таинства необходимы, но сами по себе еще недостаточны для решения этой задачи. Вдохновленные образом Иисуса, святые подвижники и духовные старцы прошли значительную часть пути к этой цели. Почему же они не прошли этот путь до конца, до фактического преодоления смерти? И почему мы считаем возможным продолжить их работу на новом этапе? Имеем ли мы что-нибудь такое, чего не имели они? Да, имеем. За последние века человеческий разум из служебного орудия начал постепенно превращаться в правящую силу души, а за ней и тела. Конечно, самое трудное еще не сделано – разум еще не овладел подсознанием. Тем не менее, мы, очевидно, перешли на качественно новую ступень развития человека, вошли в новый исторический возраст. Главное предстоящее событие в направляемой Богом творческой эволюции человека – это встреча интеллекта со святостью. Можно метафорически выразиться так: обетования исполнятся, когда академики станут старцами, а старцы станут академиками. Н. Федоров – один из самых ярких и глубоких предвестников и зачинателей этого синтеза.
 
 
 
 
 
 
 
 
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------