1. АВТОР И ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, ПОВЛИЯВШИЕ НА ЕГО СОЧИНЕНИЕ

 

  Автор книги Откровения (также известной по своему первому слову по-гречески, как Апокалипсис) оставил нам свое имя: Иоанн. (1:19; 22:8). Он претендует всего лишь на звание обычного пророка, члена христианской общины (ср.1:1,9; 19:10; 22:6-10). С древних времен находились люди, которые, подобно Дионисию, епископу Александрии в третьем веке, не без основания отказывались отождествлять его с лицом, написавшим Евангелие от Иоанна и Иоанновские послания. Хотя остров Патмос представлен как место его временной ссылки, а не его происхождения, это место действия его видения может служить для обозначения самого этого пророка именно как "Иоанна Патмосского". Его социальная характеристика, в дополнение к личной, включает то, что он знал по меньшей мере два семитских языка,  равно как и греческий, а также его еврейско-палестинское  происхождение, и то, что он выступал в роли странствующего пророка, скорее действующего независимо, чем в качестве главы какой-то пророческой школы.

 

  Откровение в дошедшем до нас виде, вероятно, датируется 95-м годом по P.X. , временем царствования Домициана – согласно точке зрения, восходящей еще к Иринею. Иоанн, возможно, использовал и более ранние документы. Рамки данной работы заставляют нас ограничиться несколькими примерами, связанными,  в  основном, с аллюзиями Иоанна на Римских императоров (17:9-11). Вероятно, гонение на христиан при Домициане не было всеобщим. Тем не менее, как и гонение при Нероне (б7г. по РХ) до нeгo, враждебность

Домициана показала, чего христианам следует ожидать от Рима. К тому же,  всемирная римская имперская политика с ее обожествлением императора служила наглядным примером колоссального богоборчества как такового. Всемирное царствие Божие, за которое прежде всего и ратовал Апокалипсис, не могло во дни Иоанна найти для себя лучшего контраста чем римская карикатура. Hаконец, вне сомнения, и собственный опыт aвтopa,  и опыт его собратий по вepe, разделявших те же городские условия, социальное угнетение и прорывающееся по временам насилие (как, например, убийство Антипы, 2: 13), легко создавали впечатление, что гонения продолжались. Это, в свою очередь, способствовало пророческо-апокалиптической жажде свершения Божьего суда над "греховной структурой" языческого общества.

 

  Непосредственная аудитория, для которой писал Иоанн, проживала в семи главных городах Асийской провинции, на крайнем ее западе, вдоль Эгейского моря, на территории нынешней Турции. Внутренние проблемы, равно как и агрессивность языческого окружения, были знакомы большинству этих общин. Наиболее злостными Иоанн считает некоторых учителей или пророков, известных под именем Николаитов (2:14,20), которых он сравнивает с "Валаамом" и "Иезавелью" (2:14., 20).  Однако его пророчество в целом относится как к частным ситуациям индивидуальных общин, так и к вселенскому видению. Об этом двойном, –  конкретном и одновременно универсальном смысле свидетельствует взаимодополняемость двух главных частей Откровения (1:9 – 3:22 и 4:1 – 22:6,8-11). которые следуют за прологом (1:1-8) и предшествуют эпилогу (22:7, 12-21).

 

  Первая часть ( 1:9–3:22) содержит Иоанновское вступительное видение и так называемые "послания", божественные провозвещения воскресшего Иисуса, которые Он повелевает Иоанну послать семи церквам. Эти послания прежде всего радеют о религиозном здравии каждой из христианских общин. В то же время каждое из этих письменных сообщений должно будет читаться во всех церквах ("церквам" стоит во множественном числе, 2:7а, и таким же образом

повторяется в конце каждого наставления). Более того, и сама цифра семь, и множественность характеристик церквей по всему комплексу обращений, предполагают, что Иоанн имел в виду гораздо более широкий диапазон христианских общин, эквивалентный всей "Церкви" какой он ее знал. Вторая часть (от 4:1 до 22 гл. включительно) дополняет первую, делая более полную акцентировку на будущем и на всемирной космической картине. Объяснение масштаба и манеры изложения каждой из этих частей требует, прежде всего, тщательного и внимательного прочтения самого сочинения Иоанна.

 

Покуда читатель не ознакомится с адекватным переводам самого Иоаннова текста, любое подробное объяснение этого текста будет смущать и раздражать его. Текст, соответственно, будет проясняться по ходу конкретных текстуальных комментариев на перевод. Кроме того, более подробно на структурных связях между первой и второй частью Откровения мы остановимся в одном из приложений. На данном этапе достаточно дать подробный обзор нижеследующей работы. В отличие от соответствующих разделов содержания, этот обзор включает в себя аннотации, которые предоставят читателю возможность понять и воспринять сложную структуру сочинения Иоанна. Возможно, читатель сочтет удо6ным сначала просмотреть заголовки, а уже потом перечесть их вместе с относящимися к ним фразами, кратко описывающими содержание каждого раздела.

 

 

2. ДЕТАЛЬНЫЙ ПЛАН ОТКРОВЕНИЯ

 

1: 1-8

ПРОЛОГ

Введение в стиле диалога. в котором участвует община, один из ее членов, который ее возглавляет и чтец, излагающий приветствие Иоанна, написанное

в стиле послания (1:4-5а) и рамки его сообщения.

 

1:9-3:22

ПЕРВАЯ ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ

ВВОДНОЕ ВИДЕНИЕ ПРЕСТОЛА И СЕМЬ ОБРАЩЕНИЙ К ЦЕРКВАМ

 

1:9-20

ВИДЕНИЕ ПРЕСТОЛА

Иоанн повествует о своем видении воскресшего Господа, которое он получил в один из воскресных дней во время своей ссылки на Патмос. Видение (со слуховыми, а затем и зрительными компонентами) включает в себя весь апокалипсис, но особенно концентрируется на письменных обращениях

к семи церквам.

 

 

2:1-3:22

СЕМЬ ОБРАЩЕНИЙ (или так называемых ПИСЕМ) К СЕМИ ЦЕРКВАМ

 

В каждом из "писем" варьируется одна и та же структура: обращение и приказ написать называемой общине (Ефесской, Смирнской, Пергамской, Фиатирской, Сардийской, Филадельфийской и Лаодикийской); затем называние Господом Себя; само возвещение, в котором сообщается, что Господь знает и, соответственно, хвалит ли Он или обвиняет общину, и заключительные призывы к вниманию и обетования победителю. Хотя в каждом послании имеется в виду определенная церковь, все послания предназначены для возвещения

по всем церквам.

 

 

4:11-22:11

ВТОРАЯ ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ

 

ИОАННОВО НЕБЕСНОЕ ВСЕЛЕНСКОЕ ВИДЕНИЕ БУДУЩЕГО

Этот раздел состоит из семи основных отрывков разной длины, но последовательно все более интенсивных. Каждый отрывок привязан к предыдущему разнообразными опознаваемыми словесными приемами.

В целом, весь этот раздел начинается с видения небесного престола и Агнца (Иисуса Христа, воскресшего из мертвых) и охватывает панораму грядущего Дня Господня (Священной Войны Бога), кульминация которого –  полное уничтожение зла (его парагон – Вавилон) и предоставление Богом нового

творения Своим святым (Небесный Иерусалим, Heвeстa Агнца).

 

4:1– 5:14

I. НЕБЕСНОЕ ИСПОВЕДАЛЬНОЕ СЛАВОСЛОВИЕ БОГУ И БОЖЕСТВЕННОМУ ИСКУПИТЕЛЮ

 

4:1–11

Небесный совет (24 старца) и персонажи, представляющие творение (4 животных), поклоняются Творцу, восседающему на престоле.

 

 

5:5–15

Иоанн с трепетом созерцает у престола запечатанную книгу. Один из старцев утешает его тем, что книгу может раскрыть Лев от колена Иуды, от корня Давида.

 

 

5:6–14

Этого жертвенного Мессию, искупительного Агнца (закланного и воскресшего) вместе с Творцом сидящим на престоле, приветствуют и восхваляют небесный совет и все творение включая сонмы ангелов.

 

 

6:1–8:5

II. СНЯТИЕ СЕМИ ПЕЧАТЕЙ

 

Это первая из трех основных серий, состоящих каждая из семи событий.

Она рисует предварительную картину победы, но и всемирного страдания (снятие первых четырех печатей), затем исполнения молитвы предстоящих мучеников, а также восполнения их числа новыми мучениками (снятие пятой

печати), затем в этой серии показываются содрогнувшиеся от грядущего Дня Господня, но и те, кто спасется в испытаниях (снятие шестой печати, с ее «фотоувеличением»), и наконец, при драматическом безмолвии в небесах в ожидании предстоящей битвы. Во время этого безмолвия семи ангелам, предстоящим Престолу, даются семь труб, а  eще один ангел совершает

два связанных между собой символических действия: приносит на алтарь молитвы святых (фимиам) и изливает на землю огонь.

 

8:6–15:18

III. СЕМЬ ТРУБНЫХ ГЛАСОВ

 

Этот раздел создает поразительно живую и подробную картину победоносного сражения Бога с Его злостными, нераскаянными врагами и при последних трех трубных гласах и проклятиях, со злейшими врагами – бесовскими силами и их социальными воплощениями. В то же время этот раздел представляет и картину небесного торжества святых, следующих за Агнцем, спасаемых своим

невоинственным, но твердым сопротивлением врагу в Священной Войне, которую ведет за них Бог. В заключение этот раздел вводит последнюю из трех нумерованных седмериц этой части Откровения, а именно седмерицу ангелов

с семью последними язвами.

 

8:6–13

ПЕРВЫЕ  ЧЕТЫРЕ  ТРУБНЫХ  ГЛАСА  И  ВОЗВЕЩНИЕ  ТРЕХ

ГРЯДУЩИХ ''ГОРЬ''  (НАПАСТЕИ)

 

Первые четыре трубы несут космические предзнаменования на земле, море, в пресной воде и среди небесных светил. После этого некий ангел возглашает "гope, гope, горе" – три раза, каждый из которых соответствует событиям, разыгрывающимся при пятом, шестом и седьмом трубных гласах.

 

 

9:1–15:8

ТРИ ГОРЯ (ПРИ ПЯТОМ,  ШЕСТОМ И СЕДЬМОМ

ТРУБНЫХ ГЛАСАХ)

 

9:1–12

Пятый Трубный Глас Демоническая напасть саранчи на язычников приносит им длительный период безнадежности,  тяготения собственной жизнью и отчаяния в течение "пяти месяцев".  

 

9:13–11:14

Шестой Трубный Глас и "фотоувеличение" связанных с ним деталей картины.

(Так называемая "интерлюдия", или отступление при  шестом гласе – это на самом деле фотографическое увеличение участка деталей общей картины, предвосхищающее будущее событие, То же самое происходит в описании

как снятия шестой  печати, так и шестой последней казни. Адская казнь с Евфрата поражает грешников (язычников), пережившие ее упорствуют в

нераскаянности.

– Иоанну говорится, что кульминация событий близится. Он получает повеление съесть указанный открытый свиток и продолжать пророчествовать.

– Ему также велено измерить надежный небесный храм Божий. Не измеренный же внешний двор храма становится ареной преследований. На ней (т. е. в мирском граде) двух идентичных пророков-свидетелей. символизирующих

подлинное библейское христианское свидетельство миру, убивает демонический зверь. Однако их воскресение и вознесение приводит к обращению большинства их врагов.

 

 

11:15–15:8

Седьмой Трубный Глас: Структурно-седмеричный сценарий конфликта,

затрагивающего все творение, разыгрывается концентрически:

 

 

11:15b –19

А. Некая песнь возвещает приближение мессианского царствия.

Затем разверзается небесное святилище, являя ковчег завета.

 

12:1–18

В.  Два противостоящих друг другу знамения на небе, – беременной  жены, облеченной в солнце,  и дракона, – сменяются сражением ангелов на небесах, а затем песнью торжества, которая одновременно возвещает и горе. Сцена нападения дракона на  жену и ее потомство.

 

 

13:1-8

С.  Два зверя, оба – мутанты первого дракона  (из которых второй еще назван

лжепророком) владычествуют над землей. Между описаниями первого и второго

зверей вклинивается изречение премудрости (13:9 – 10), определяющее

природу испытания, которому подвергаются святые. В заключение в форме изречения премудрости (13:8) отождествляется первый зверь.

 

 

14:1-5

D. На Сионской горе за Агнцем следуют 14.4000 праведников, символизирующих

искупленных, поющих как бы "новую победную песнь" (которая не приводится).

 

 

14:6–20

С'. Три ангела возвещают: вечное Евангелие, падение Вавилона и кару поклоняющимся Зверю. Затем четыре ангельских персонажа занимаются жатвой на земле (два – наградой, и два – возмездием). Между двумя группами ангельских персонажей изречение премудрости (14:12 – 13) определяет нынешнее воздаяние умершим христианам.

 

 

15:1

В'.Иоанн видит eще одно небесное знамение: семерых ангелов с семью казнями, которыми завершится ярость Божия.

 

 

15:2–8

А'. Песнь Моисея и Агнца восхваляет торжество Бога в суде и во всемирном

замысле спасения народов. Затем открывается святилище скинии свидетельства на небе и являет семерых ангелов, препоясанных и облаченных и с чашами, имеющих повеление исполнить ярость Божию, покуда святилище остается временно недоступным.

 

 

16:1– 21

IV. СЕМЬ ЧАШ ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОГО БОЖЬЕГО ГНЕВА

 

После того, как приказ из святилища приводит в действие семерых ангелов (16:1), первые четыре чаши поражают землю, море, пресныe  воды (причем голос их ангела-хранителя при подтверждении голоса, исходящего от

жертвенника, подтверждает суды Божии), а затем солнце. Пятая чаша поражает престол зверя и повергает область его владычества во тьму. Шестая чаша иссушает Евфрат,  готовя путь ордам завоевателей  и ее "фотоувеличение" посвящено пришествию Господа в заключение Священной Войны. Седьмая чаша

поражает воздух, причем  придавается большое значение голосу, исходящему от престола и возвещающему: "свершилось" (16–17b), и сразу за этим следует описание полного разорения Вавилона.

 

17:1–19:10

V. АНГЕЛЬСКАЯ СЦЕНА – ТОЛКОВАНИЕ  ПАДЕНИЯ ВАВИЛОНА

 

17:1–3а

Введение описывает ангела-толкователя как одного из имевших чаши. Иоанн экстатически переносится в некую пустыню, чтобы созерцать суд над великой блудницей (Вавилоном).

 

17:3б–18

А. Ангел толкует иоанново видение жены-блудницы и ее антуража, подробно останавливаясь на звере с семью головами и десятью рогами.

 

18:1– 24

В. Иоанн видит возвещающих суд и слышит причитание о падении Вавилона. (Иоанн –  свидетель видений-пророчеств о суде над Вавилоном и

плача о его падении).

 

19:1– 8

С. Иоанн слышит  ликование "как бы многочисленного народа", подтвеждаемое

небесным советом (тройное аллилуия) и голосом, исходящим от Престола и призывающим славить Бога, а затем опять голос "множества народа",  восклицающий завершающее "аллилуия" (славословие) и возвещающий брак Агнца.

 

19:9–10

В заключение толковательной сцены утвеждается истинность всего отрывка и

запрещается поклонение ангелу.

 

19:11–21:8

VI. ПОВЕСТВОВАНИЕ О  ДРУГИХ  ЭСХАТОЛОГИЧЕСКИХ

ВРАГАХ  АГНЦА  (КРОМЕ ВАВИЛОНА)  И  О  НОВОМ

ТВОРЕНИИ

 

19:11–21

Х) Царь царей побеждает зверя, лжепророка и их союзников –  земных царей.

 

20:1–10

Y)Победа над сатаной и над демонической ордой Гога и Магога кульминация тысячелетнего царства Христа и святых (это первое воскресение, дарованное праведникам в небесную награду и предваряющее "всеобщее воскресение").

 

20:11–21:8

Z) Воцарившийся судит людей по их делам и побеждает Смерть и Гроб (Ад). Затем Иоанн лицезреет новое небо и новую землю и Новый Иерусалим. Во втором подотрывке видения, – слуховом (21:1 и далее), – голос,  исходящий

от престола, объявляет награды Бога. Затем Сам Восседающий на Престоле возвещает, что Он исполнил все события (происходящие, богословски, в тот же эсхатологический момент, что и падение Вавилона, то есть ознаменованные тем же произнесением слова  «свершилось» (21: 6 а), а затем Он завершает

Свою речь словам обетования и предупреждения.

 

 

21:9–22:11

VII. АНГЕЛЬСКАЯ СЦЕНА – ТОЛКОВАНИЕ НОВОГО ИЕРУСАЛИМА

 

21:9–10а

Введение, как и в предыдущей сцене-толковании (сравни V), описывает ангела толкователя, как одного из имевших семь чаш. Иоанн экстатически переносится на высокую гору и созерцает пришествие невесты Агнца, святого города Иерусалима.

 

21:10б–14

А. Ангел показывает Иоанну святой град. Перспектива общая, но изначально

подчеркивается Слава Божья.

 

21:15–27

В. Ангел измеряет город: стены и ворота. Перспектива детальная с особым упором на численную символику и, к концу – на замену храма Богом и Агнцем, которые сами освещают город сиянием Своей славы.

 

22:1–5

С. Ангел показывает Иоанну реку жизни и древо жизни (чьи плоды завершают мотив численной символики). Затем Иоанн описывает поклонение Богу и Агнцу и, в третий раз, – городское освещение, которое поставляет Бог – Самим

Собой.

 

22:6–11

Заключение сцены-толкования утверждает истинность всего сказанного в ней и запрещает поклонение ангелу-толкователю, повторяя и развивая элементы заключения предыдущей сцены-толкования (см.V). Это заключение также перекликается с прологом (ср. 22:6b и 1:1, а также 22:10b и 1:Зb) и увязывается с эпилогом (ср. 22:7 и 22:12 и далее).

 

22:7,12–21

ЭПИЛОГ

Отчасти сцепленный с концом VII-го (через 22:7, а также через некоторые элементы в стихах 6b, 9, 10), этот отрывок завершает весь апокалипсис Иоанна. Он представляет в форме литургического диалога или упорядоченного набора реплик – «вторжений» слов Иисуса, слов председателя собрания, молитвенного ответа (ему) всего собрания и собственного заключительного свидетельства

Иоанна и заключительного приветствия.

 

 

3. ЭСХАТОЛОГИЯ ОТКРОВЕНИЯ ИОАННА

 

Эсхатологию можно определить как понимание последней и окончательной стадии религиозного опыта и, в библейском смысле, также и конца религиозной истории. Библейская эсхатология всегда ориентируется на историю и обладает не только индивидуальным, но и социальным планом. Христианская эсхатология охватывает определенно-замкнутый период времени, который, однако,

определяется не в терминах календарно-часовых вычислений. Начало этого периода ознаменовано пришествием Иисуса Христа в мир, чтобы спасти человечество от греха и смерти, а конец совпадает со вторым  Его пришествием (парусией) и всеобщим воскресением.

 

Некоторые новозаветные авторы, такие как Лука, включают в понятие пришествия Иисуса Его зачатие, рождение и детские годы жизни, Его общественное служение, и Его смерть-воскресение-вознесение. Некоторые, такие как Павел или Иоанн Патмосский, сосредоточивают свое внимание почти исключительно на центральном таинстве Евангелия (преобладающем в богословской перспективе всех новозаветных авторов), то есть на Христовых смерти и воскресении во оставление грехов и в сообщении новой жизни верующим. Эти авторы говорят очень мало (а Иоанн Патмосский –  вообще ничего) о деятельности Иисуса до этого момента. Период от первого до второго пришествия Иисуса – это "эсхатон", т. е. "последние времена". Хотя дату начала эсхатологического периода историки и могут определить, конец его вычислить или определить во времени невозможно. Ведь это окончание произойдет при парусии Иисуса, а это – непредсказуемый момент последнего суда над живыми (физически) и умершими людьми. У всех новозаветных авторов эсхатология определяется не во временных категориях, не хронологически, а христологически; Иисус Христос – Альфа и Омега, то есть начало и конец конечного времени (Откр. 22:13).

 

Евангелие от Луки и Деяния, записанные им, можно определить как "историю спасения", учитывая, что Лука пишет как религиозный историк. В этих произведениях многочисленные стадии эсхатологического периода представлены как бы панорамно длительными эпизодами. Иоанново Откровение построено не так. Оно отмечает только три основные "момента" или фокуса внимания: что было, –  как это было явлено Иоанну во Христе,  –  что есть, и что

грядет (1:19, сравни 4:1). "Бывшее" сводится к  решающему событию Иисусовых смерти и воскресения, Т.е. к тому моменту, когда Иисус становится,  –  функционально, в качестве власть имущего человека, – Господом Божьего Творения и специфически – Господом церквей.

 

Иоанн созерцает это таинство во вступительном видении воскресшего Господа в День Господень и вновь выражает этот опыт в видении престола (Откр. Гл. 4 – 5). Сущее, то, что «есть сейчас» – это положение церквей по представлениям Иоанна, с явными последствиями для  будущего, как близкого ( темы, связанные с нынешними испытаниями церквей, нравственным поведением и покаянием их членов, и т.п.), так и более далекого (далеко идущие последствия нынешних испытаний, символически представленные как "десять дней", например в Откр. 2:10).

 

"Грядущее", то, что будет – это осуществление Божественного замысла о мире, особенно относительно верных, в результате смерти и воскресения Агнца (Христа). "Грядущее" включает в себя и уничтожение зла, и награду святым. Эта награда представлена и вертикально, как небо, и горизонтально, –  как новые небеса и новая земля. "He-немедленные последствия" очень трудно четко заприходовать и отделить от "грядущего",  поскольку время конца непрерывно, а не состоит из четко разграниченных отрезков времени. Хотя "грядущее" описывается в нескольких местах Откровения, его тема особенно подчеркнуто проведена в главах 4–22.

 

Во второй основной части Откровения (Откр.4–22) осуществление замысла Творца, разворачивающееся вместе со свитком, с которого может снять и снимает печать только Сам Агнец, на первый взгляд состоит из множества моментов. На самом деле эти моменты можно свести к двум фокусам внимания. Первый из них – ближайшее будущее, с точки зрения Иоанна, непосредственно вырастающее из настоящего. Второй – его конечный результат или результаты.

 

Видения – каскады, составляющие три "седмерицы", связывают ближайшее будущее с его окончательным разрешением и завершением. В этом разрешении взаимно соотносятся два аспекта: восполнение гнева Божия применительно ко злу (сравни "совершилось" в 16:17а) и, с другой стороны, Его новое творение, – отмеченное тем же "совершилось" в 21:16а. Божий гнев прежде всего направлен против Вавилонской блудницы, но он относится (и приводит) и к уничтожению и поражению других эсхатологических врагов, т.е. Сатаны, Зверей, Смерти и Ада.

 

В это же время на землю приходит Его новое творение, невеста Агнца – Иерусалим. (Несмотря на одновременность этих событий, излагать их Иоанну приходится в тексте в линейной последовательности). Природа образного апокалиптического описания требует линейной последовательности видений для того, чтобы показать единство и увязанность множественных и сложно

соотносящихся между собой элементов Божьих достижений, а так же и насколько они (эти достижения) важны для верных. Весь арсенал

сериализированных событий (наиболее очевидные примеры которых –  снятие печатей, трубные гласы, излияние из чаш), строго говоря, не предполагает формальной "репризы" одних и тех же событий в реального времени. Само видение влечет за собой общую структурную прогрессию событий со все усложняющейся оркестровкой. Но при этом основные темы повторяются, иногда как момент предвидения, – подобно образу искупленных в седьмой главе, а иногда в качестве хотя бы отчасти ретроспективного взгляда, – как, например, в случае ста сорока четырех тысяч праведников с Агнцем (14:1-5).

 

Определенные "моменты" в видении, охватывающем ближайшее будущее и его результаты, составляют параллель схеме Божьей Священной Войны (см. ниже, гл. 4). Хотя эти "моменты" изложены в структурной последовательности, т. е. каждое видение требует следующего для уяснения смысла – они ни с какой исторической хронологией  своей последовательностью не связаны. Даже численные выражения – например, 1260 дней (с численными вариантами) или "тысяча лет", – символичны и метаисторичны и не подлежат календарно - часовым вычислениям.

 

Настоящий обзор эсхатологии Иоанна уже зашел в рамки апокалиптической эсхатологии. Эсхатология обязана быть апокалиптичной не в большей мepe,  чем история спасения. Но любое апокалиптическое произведение является при этом и эсхатологическим в каком-то глубинном смысле.

 

Апокалиптика, по крайней мере в библейской традиции, – это определенный вид богословского языка,  восходящий к пророческой традиции. Образы этого языка обычно экстравагантны и странны, и это особенно бросается в глаза в комбинациях образов. Апокалиптика использует их с целью отобразить грядущее всемирное Царствие Бога и сопутствующие ему обстоятельства. В данном случае эта странность и невероятность комбинаций логически несовместимых образов видна на примере закланного Агнца, стоящего на  ногax, который, при этом, является еще и Львом Иуды, и один только и может открыть запечатанную книгу. Этот характерно апокалиптический прием создания символических образов "не от мира сего" возникает, главным образом, из потребности отобразить осуществление в реальности какого-либо таинства. Таинство –  это событие (или, концептуалистски выражаясь, "набор истин"), выходящее за пределы человеческого понимания, но при этом допускающее глубокое прозрение в себя и некоторое (созерцательное) проникновение в свои поразительные глубины.

 

В отличие от проблемы, – такой, например, как узел на шнурке, который можно либо распутать, либо разрубить, решив таким образом проблему, – божественное таинство "решить" как проблему или задачу невозможно. Возможны, однако, все новые и новые прозрения в него. Для того, чтобы выразить эту природу таинства "не от мира сего", выходящего за пределы чисто человеческого опыта, апокалиптический автор должен пользоваться и повествованием, выходящим за рамки обычного повествования, относящегося к чисто человеческому миру. Конкретно это означает, что ему приходится изощряться в "потустороннем" языке, восходящем, прежде всего, к пророческой традиции (и тем самым к боговдохновенному источнику), и пользоваться им в той степени, в которой его собственное творческое воображение способно приспособить этот язык к тому, чтобы автора поняли его читатели.

 

В отличие от апокалиптики, "апокалиптизм"– термин, применяемый к некоему социо-религиозному направлению, которому почти обязательно, по определению, присущ идеологический эксцесс. Апокалиптика – это совсем не обязательно уход от реальности или закрывание на нее глаз, хотя иногда она происходит от некоторого разочарования в данной историко-политической ситуации. Она совсем не обязательно избегает проблем каждодневной общественной и нравственной жизни, якобы уходя в воображаемый мир некоей древней "научной фантастики". Не таков, например,  Апокалипсис Иоанна. Семь обращений к церквам ясно свидетельствуют, что это произведение не принадлежит к разряду "апокалиптизма".

 

Термин "апокалипсис" определяет литературный жанр,  или форму сочинения. Четкое его определение представляет сложную проблему из-за резких различий между библейскими апокалипсисами (напр.,между книгой Даниила и Откровением Иоанна) с одной стороны и вне-библейскими,  так называемыми "междузаветными" апокалипсисами (напр., Первой книгой Еноха и Второй Ездры) – с другой. Между собой канонические апокалипсисы тоже очень разнятся.

 

Каждый литературный жанр можно определить, по  Коллинзу (9), как "группу письменных текстов, отмеченных характерными чертами, составляющими узнаваемый и согласованный тип письма". Само выражение "тип письма" показывает, насколько трудноопределимо понятие жанра. Ведь приходится иметь дело с разрядом письменности, отличающимся индивидуальными,  необщими чертами, но в котором, при   этом должны бросаться в глаза какие-то  существенные признаки, по которым данное произведение сравнимо с другими произведениями того же жанра. Однако эти определяющие жанр черты ученые усматривают в разном, пытаясь определить, что же они,  –  да подчас и те, кто не согласен со многими их постулатами, понимают под апокалипсисом (10). По крайней мере один из таких часто приводимых признаков жанра апокалипсиса, – псевдонимность, не применим к Иоаннову Откровению. Ибо, при том, что Откровение Иоанна явно и определенно названо апокалипсисом (Откр. 1:1), его автор явно же пишет под собственным именем. Другой критерий признан очень широко. Это иногда встречающееся упоминание о состоянии экстаза (напр., Откр. 1:19; 4:1-2) и / или о перенесении на соответствующее видению место (как в Откр. 17:1-3а; 21:9-10а).

 

Приложимы также и такие признаки, как серии видений, относящихся к основной теме, персонажи потустороннего мира, – обычно ангелы, и в особенности ангелы-толкователи, – эсхатологический кризис и страстно-глубокая заинтересованность в окончательном торжестве Божьей справедливости в Его космически задуманном всемирном господстве (или, используя немецкое выражение, мировом господстве Бога:  Weltherrschaft Gottes). Это видно из таких, например, отрывков, как описание у синоптиков Крещения Иисуса  (Мк.1:9 -11, с параллелями) или рассуждение Павла в Послании к Римлянам, 5:12-21.

 

Формальные признаки жанра Апокалипсиса Иоанна,  – книги, общепризнанной классической в жанре откровений, можно и не перечислять. Однако особого внимания заслуживает отношение Откровения Иоанна к "жанру" , известному под именем Евангелия, в особенности канонического новозаветного Евангелия. Каноническая евангельская форма,  – т. е. провозглашение благой вести об Иисусе Христе, нормативной для веры, соответствующей корпусу

боговдохновенных книг, – не ограничивается четырьмя повествовательными Евангелиями.

 

Такое провозглашение должно включать в себя более ранние,  керигматические (или "заголовочные") формулировки этой вести, подобные краткому изложению евангельских событий Петром в поучении Корнелию (Деян.10: 34-43) или исповедальной формулировке, которую Павел напоминает Коринфянам (1 Кор. 15: 1-11, в особенности стихи 3-5). Кроме того, в свете послания к Римлянам, 1: 15-17 , после которого приводится серия утверждений и контр-утверждений в Рим.1:19-8:39, Евангелие, благая весть, может излагаться в терминах спора, весьма отличающихся от любого рассказного изложения евангельских событий.

 

С другой стороны, по  сути есть только одно Евангелие, одно благовествование, по словам самого же Павла в его послании к Галатам 1:7-9,  хотя при этом Павел и признает, что адресат каждого специфического апостолата разный, и потому требует разной формы благовествования (Гал. 2:7-8). Таким образом "жанр" Евангелия, благовествования, стоит вне какого-либо жестко определенного вида литературного изложения (11).

 

В этом отношении среди литературных жанров евангельский, возможно, уникален. Его основные признаки заложены в вести, которую он несет и в подтверждающих ее приводимых свидетельствах (из Писания – Божественных обетований, сбывающихся в евангельских событиях, и/или исходящих от апостолов), свидетельствах о смерти и воскресении Иисуса Христа во оставление грехов (и следующем из них спасении людей в Его животворящем Духе), призывающих к вере в Господа. Откровение Иоанна исходит из этого единственного Евангелия, которое оно излагает, перелагая его в апокалиптическую форму.

 

В подтверждение своей вести Иоанн ссылается на свой собственный

пророческий опыт (1: 9-20), а не непосредственно на апостольское предание, истинность которого он, однако, безусловно признает (см. его слова о двенадцати основаниях стены нового Иерусалима с начертанными на них именами двенадцати апостолов, Откр. 21:14).

 

Таким образом Иоанн привносит в жанр "апокалипсисов" новшество, вплетая в него еще один "жанр" – Евангелие Иисуса Христа. Многие находили, что Откровение не соответствует Евангелию, так как оно (Откр.) якобы недостаточно внимания уделяет Божьей любви, в частности выражающейся в предполагаемой у христиан любви к ближним, будь последние даже их преследователями. Многим Книга Откровения кажется мстительной (см. 18:24.), хотя и в Евангелиях

есть подобные слова о суде (сравни Мф.23:34-36,40). Не следует удивляться тому, что в Откровении Иоанна не говорится о христианской любви к врагам. Ведь и Евангелие от Иоанна тоже ничего о ней не говорит, хотя оно подчеркивает, что знаком и свидетельством христианства миру у апостолов является их любовь друг ко другу  (Ин.1З:З5). Откровение прямо признает Иисусову жертвенную любовь к верным (1:5b – 6; 3:9; 20:9) и святым на небесах

(20:9) и ожидает от христиан любви к Богу (2:14,19) больше, чем к собственной душе/жизни (12:11). Более того, в согласии с христианской традицией вообще, любовь к Богу предполагает деятельную любовь друг ко другу (2:4,19), ибо Господь не обращается к какой-либо отдельной общине, как к "песочному ящику", разделенному на отдельные песчинки. О любви к преследователям не

говорится, по-видимому, потому, что Иоанн поглощен другим: темой Божьей справедливости, в особенности относительно нераскаянных.

 

В употреблении Иоанна термин "евангелие", применяется к тайне Бога в той его форме, в которой Он открыл эту тайну, т.е. "евангелизировал" их (12), своим служителям – пророкам (10:7). Эта тайна –  как являет структура Откровения, – как раз в событиях, следующих за седьмым трубным гласом, с которым эта тайна и  отождествляется (10:7),  – необходимо включает в себя и призыв к покаянию.

 

Так, ангел, летящий посредине неба с вечным Евангелием в руках, чтобы благовествовать живущим на земле, которые определяются как универсальное многообразие человечества (14:6), провозглашает весть, призывающую убояться Бога и воздать Ему славу, ибо наступил час суда Его (14:7) .

 

Поскольку суд Божий составляет необходимый признак Его царского

владычества над землей, слова Иоанна совпадают с благой вестью Самого Иисуса о приближении Царствия Божия и необходимости покаяния (Мк.1:14-15). О том, что Бог неустанно предоставляет прощение, свидетельствует не-покаяние (многих) несмотря на Его суд (9:20-21; 16:9-11), при том, что многие обращаются уже вследствие воскресения и вознесения Его пророков (11:11-13). Возможность прощения остается открытой, и на нее уповают и о ней молятся

святые, торжествующие на небесах (15:2-4), вплоть до  самого момента окончательного падения Вавилона (19:11-21) (13).

 

Наконец, верные, даже в небесной славе, не радуются осуждению отдельных людей. Отмщение, которого они ждут, дело не их рук, а Господних. "Отмщающая" Божья справедливость, по корню этого слова, означает праведно-гневную торжествующую победу над злом. Более полного понимания этой "отмщающей" или воздающей  справедливости можно постичь, рассмотрев господствующую объединяющую тему главного видения: тему Божьей Священно - Освободительной Войны.

 

 

4. СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА В ОТКРОВЕНИИ  ГЛ.4 – 22

 

Религиозные демагоги (и журналисты) с недавнего времени внедряют понятие "священной войны", не имеющей ничего общего с библейским понятием Священной Войны. В библейском смысле конфликт здесь сводится к Божьему, – без человеческой помощи, – поражению беззаконных гонителей Его народа и к обеспечению Богом Своего народа обещанным ему непреходящим достоянием.

 

В классическом примере такой войны – книге  Исхода (14) – народ Божий вообще не участвует в боевых действиях. Роль народа заключается в том, чтобы следовать указаниям Бога, а физическая его деятельность, в основном, сводится к перемещению с места на место. В других случаях Священной войны, в библейских исторических книгах, народ принимает в ней более активное участие, но оно никогда не сводится к кромвелевскому самоутверждению над врагами или к торжеству собственной праведности. Все время подчеркивается, что воинственное поведение находит оправдание, пусть иногда даже

контролируемо - ритуализованное, в инициативе самого Бога и только

под Его руководством. Тема Священной Войны обретает более

трансцендентное выражение в пророческой литературе, что особенно

заметно в гимнах Божественного Воина. В этой поэтической литературе в качестве бойца и победителя прославляется только один Бог.

 

Ролан де Во отметил, что нигде в описании ранних войн Израиля не появляется вся совокупность элементов, характеризующих Священную Войну (15). Однако из этих описаний он извлекает черты, характерные для институции Священной Войны (16). Достойно внимания, что книга Откровения включает очень многие из этих признаков, а если сделать необходимую скидку на транспозицию темы Священной Войны в традицию апокалиптики, то практически все. Более того, из дальнейшего станет ясно, что эти признаки появляются в характерной повествовательной последовательности, которая сама по себе придает данной теме в Откр. 22:4–22 некую согласованность.

 

Судя по историческим книгам Ветхого Завета, характерные черты Священной Войны следующие:

1) Бойцы, в качестве народа Божьего, должны были быть собраны и "освящены". Это освящение влекло за собой требование воздержания от  половой жизни (целомудрия).

2) Перед битвой пророки сообщали о решении Бога, а затем приносились жертвы.

З) Залогом безопасности, Божьей защиты, служил Ковчег Завета, будучи видимым знаком присутствия Божия, и его присутствию сопутствовал боевой клич.

4) В некоторых случаях, как например, в случае падения Иерихона (Иисус Навин, 6), трубили в рога или трубы. Их основная функция заключалась в том, чтобы подчеркнуть религиозный характер битвы, т.е. то, что Господь помнит о Своем народе (Числ. 10:9; 31:6) (17).

5) Необходимым условием победы народа Божия была его вера.

6) Во время битвы Бог сражался на стороне Своего народа, пользуясь в качестве оружия стихийными силами и внося в стан врага смятение,

происходящее от божественного ужаса.

7) Священная Война увенчивалась "херемом", уничтожением, т.е. анафемой над поверженным врагом и его имуществом.

8) Наконец, в результате защиты Богом Своего народа, этот последний вступал во владение землей, в которую Бог привел его (Втор. 6:18; 7:1 и далее 19:1), разумеется, по Своему обетованию.

 

В своем основополагающем исследовании Священной Войны Герхард фон Рад отметил, что это понятие обрело новую жизнь даже после последних (исторически) священных войн [Пс. 44 4З; 60 59; 18 17; 2019] и было "спиритуализировано" во времена после плена [2 Пар. 20:1-30; Пс. 33З2: 16-18; 147 146: 10-11]. (18) "Боевой клич", например, превращается в славословие (см. 2 Пар. 20:19). (19)

 

В более позднем исследовании (20), основанном в большой степени на 13-й и 24-й главах Исайи, 7-й главе Иезекииля и 2-й Иоиля, Фон Рад установил, что Священная Война – это исходный контекст пророческого мотива Дня Господня. Недавние исследования (21) показали большую важность этой темы (Священной войны) в поздне - пророческих или ранне - апокалиптических книгах Ветхого Завета, где эта тема появляется в "Гимне Божественному Воину". Для этого гимна (см. напр. Ис.26:16 – 27:6) характерны следующие элементы: кризис

(угроза), война, победа, празднество (часто выраженное в обновлении земли). Подобный тип гимна часто использует мифологические образы. Мотив "Дня Господня", если ограничиться одним примером, ясно виден в Откр. 6:12-17 (снятие пятой печати). Коллинз также нашла признаки Гимна Божественному Воину во многих отрывках Откровения (22) хотя у нее есть тенденция путать

"лирико" - гимнический мотив со структурным анализом видений Иоанна, изложенных в повествовательной форме. Однако ее наблюдения, по крайней мере полезны тем, что они показывают, что тема Священной Войны в ее пророческо - апокалиптической транспозиции пульсирует в мысли Иоанна и пронизывает его пространное видение битвы Бога за Свой народ.

 

Со времени, непосредственно предваряющего разрушение Иерусалима в 70-м году по Р. Х., Свиток Войны кумранской ессейской общины свидетельствует о важности тематики Священной Войны для первого столетия христианской эры. Еще более  существенно, что этот документ, при всей своей нетерпимой к другим народам националистической воинственности и конкретно - милитаристской специализации, насквозь апокалиптичен (23). И самое поразительное то, что он выражает тему Священной Войны в повествовательной, а не декламационной или гимнической манере, так как он посвящен специфическим военным инструкциям, и полон той воинственности,

которая выгодно  оттеняет совсем иную воинственность Откровения.

Неудивительно, что Иоанн пишет на эту тему,  учитывая множество прецедентов Священной Войны в Библии, а также то, что тема эта воскресает в качестве апокалиптического мотива, как сценарий конца света в современный ему период. Однако, как и другие унаследованные из Библейской традиции мотивы, мотив Священной Войны в Иоанновой христианской перспективе и в свете его личного

творческого гения перерождается и преображается.

 

То, что Откровение пользуется понятием Священной Войны, не прошло незамеченным у комментаторов недавнего времени. Это понятие явно выступает в 6:17, где  речь идет о Дне Гнева Бога и Агнца, и в 16:14 (Великий День Бога Вседержителя). Р. Баукхам (25), например, проследил ярко выраженные признаки Священной Войны в следующих отрывках:

1) Иоанново повествование о побеждающем Мессии (Лев Иуды, 5:6-6), не говоря уже о Слове Божьем на белом коне в 19:11-31, подтверждающем весть об Армагеддоне (16:14) (26).

2) Мессианская армия (7: 2-14), исчисленная в 144. 000, как по Переписи, подсчитывающей военную мощь нации (27).

3) Армия девственников в 14:1-5. Это – метафора верности, – как признака христианской жизни, но и образное напоминание о ветхозаветном требовании воздержания от женщин,  дабы удостоиться стать воинами Господа во время Священной Войны (28).

 

Во всех этих случаях, однако, Откровение нарочито преображает традиционный мотив физически воинственного поведения или боевой готовности – в возвещение духовного тезиса о мученическом свидетельстве. Баукхам приводит многочисленные подтверждения этого своего утверждения. Победа армии Бога и Агнца – в ее участии в Христовых смерти и воскресении, а не в какой-то физической разрушительной битве. При этом, битва, тем не менее, настоящая, а

не метафорическая. Она совсем не сводится к "пассивному сопротивлению" или "непротивлению". Мученики реально побеждают зло (12:11).

 

Однако тема Священной Войны в Откровении не ограничивается спорадическими проявлениями ее мотива в отдельных отрывках, и ее параметры шире, чем просто проявление нескольких признаков, считающихся основополагающими для этой религиозной институции. В основном видении (Откр.4-22) тема Священной Войны, со всеми составляющими ее признаками, структурирует весь ход событий (29). Кроме того, ее разнообразные компоненты удивительно хорошо согласуются с литературной структурой Откровения, уже изложенной в общих чертах в данном введении.

 

Так раздел I в центральной своей части (5:1-5) представляет уверение старцем Иоанна, что побеждающий Лев Иуды из корня Давидова способен открыть запечатанную книгу судеб. Иисус Христос, т. е. Лев, конечно, черпает эту свою власть из того, что Он – жертвенный Мессия, закланный и воскресший (отсюда закланный Агнец, стоящий на ногах, 5:6-7). Но при этом образы, которые вводят его тему в основное видение –  военные, образы воинственного царственного владычества. Семь же рогов и семь очей Агнца подчеркивают мотив его суверенной власти и господства.

 

Раздел II (снятие печатей) представляет эквивалент "предсказаний " грядущих событий. После возвещений темы победы и все новых несчастий на земле (четыре всадника) этот раздел говорит о кризисе в терминах взывания мучеников к отмщению (снятие пятой печати) и, – через снятие шестой печати и "фотоувеличение" открывающейся картины, – о том, как Бог отвечает на их взывание. Отвечает же Он грядущим Днем Господним и торжеством собранной

вкупе армии святых. "Чистота армии" показана через призму духовного, как приобретенная в результате самой "битвы" (7:14.).

 

Это существенное богословское изменение мотива, внесенное Иоанном в его трактовке Священной Войны. На данном этапе текста эта "чистота" отмечается только как сюжетное забегание вперед. Об оной "чистоте" еще будет говориться более определенно, когда вновь будут представлвны 144 000 победителей, в 14:1-4. "Паника, поражающая врага" также описана довольно адекватно при снятии шестой печати (6:15-17). Этот мотив потом появляется вновь в седмерице трубных гласов: при пятой трубе (т.е. первом проклятии), 9: 6,– и, возможно, еще в "фотоувеличении " шестого гласа (11:13а). хотя здесь враг "отступает" в покаянии. При снятии седьмой печати происходит "жертвоприношение": приношение Богу молитв святых, и при этом – зловещее разлитие огня по лицу земли, а также приготовление ангелов к тому, чтобы трубами возвестить великую битву.

 

Раздел III возвещает саму битву (первые шесть трубных гласов) и приводит ее к кульминации (седьмой трубный глас). В этой седмерице начинается разговор о власти Бога над силами природы. Эта власть, разумеется, предполагалась и раньше, начиная с божественных проявлений голосов, громов и молний, исходящих от Престола в 4:5. Предполагалась эта власть и в том, что именно она была "дана" некоторым персонажам-предвосхитителям, т.е. четырем

всадникам, что особенно удивительно в случае с фигурой всадника по имени Смерть, ведущего за собой в Ад (6:7-8). Тема этой власти довольно  живо была "набросана" в снятии шестой печати, где прямо говорилось о мотиве Священной Войны.

 

Однако прямое и развернутое описание власти Бога над стихиями формально начинается с седмерицы трубных гласов, и оно во многом напоминает казни, которые Бог наслал на египтян перед еврейским исходом. Проявления власти Бога над природой будут фигурировать в Откровении вплоть до явления нового творения (21: 5-6) [т. е. Нового Иерусалима], апокалиптической версии мотива земли обетованной. Седьмой трубный глас вводит тему "великой скорби" (как объясняет старец в 7:14). Разворачивается картина последовательности "знамений" "в те дни, когда возгласит седьмой Ангел, когда он вострубит", как обещал ангел в 10:7. Эти знаки восполняют евангельскую тайну приближения Царствия Божия, со всеми необходимыми здесь  призывами к покаянию, как альтернативе гнева,  – еще одно типично иоанновское преломление системы образов Священной Войны. (30)

 

При седьмом трубном гласе звучит традиционный "победный клич", в виде возвещения всемирно царственного владычества Бога, и молитвенно - благодарственного исповедания (11:15-18), в связи с этим, а также, как часть подраздела А, – является на небесах ковчег Завета, оплот Божьей Священной Войны (11:19), сопровождаемый небесными знамениями (ст. 19b), которые достигнут потом завершительного апогея в хереме – т.е. полном разрушении,

посланном на Вавилон (16:18, 21) . В заключение событий трубной седмицы ( А') на небе появляется Божья "скиния завета" [т.е. военная палатка] (15:5), напоминающая, с обетованием, о пребывании Бога среди израильтян после того, как Он вывел их из Египта.

 

В том же подразделе А', 15:2-4, в победной песни Моисея и Агнца, происходит празднование Нового Исхода. Отрывки, обрамленные подразделами А и А' изображают посредством знаков-ярлыков ключевые фигуры космического  конфликта, движущегося с небес на землю (В, 12:1-18) в направлении грядущего его разрешения на земле ( В', 15:1) . Через эти знаки противопоставляются друг

другу сценарии гнета и гонений на земле (С', 14:16-20) . В центре каждого из этих противопоставленных друг другу сценариев Иоанн отмечает аспекты взаимосвязи их темами в мотиве долготерпения святых: они должны быть готовы к страданию (С,13:9-10), а Дух дает им обещание вознаграждения (С', 14:13).

 

Наконец, в стратегическом центре всей этой концентрической структуры ABCDC’В'A' описания событий, провозглашенных "в дни седьмого ангела", помещена драгоценная виньетка – картина торжествующей армии Агнца (D, 14:1-5). Плод победы этой армии – на небесах (см. 7:1-17) . Позже этот плод  будет описан как тысячелетнее царствие и первое воскресение (20:4-6).

 

Окончательное разрешение всей Священной Войны требует двоякого события, вытекающего из битвы, а именно уничтожения (херема) развращенных (и, в видении Иоанна – виновно неисправимых) врагов с одной стороны, и, с другой стороны, – обеспечения Богом для своего народа наследия земли обетованной. Следуя этой логике, раздел IV (седмерица чаш) рисует семь язв, постигающих нераскаянных, уделяя особое внимание седьмой, – насланной на Вавилон, также и возвещая (в шестой язве) грядущую  Армагеддонскую  битву (обрисованную в начале раздела VI, 19:1-21). После ретроспективного толкования разрушения, насланного на Вавилон (раздел  V, 17:1-19:10), в раздел

VI (19:1-21:8) картина Армагеддона сменяется творением нового неба и земли и Нового Иерусалима.

 

О том, что негативный и позитивный элементы завершения Священной Войны необходимо взаимно дополняют друг друга, свидетельствуют две спаренные сцены-толкования (раздел V и раздел VII), первая из которых сосредоточена на хереме, уничтожении Вавилонской блудницы, а вторая – на новом творении, Новом Иерусалиме, как невесте Агнца.

 

Ангельские толкования в конце Священной Войны (т.е. в разделах V и  VII), как и объяснения толкователей ангельского типа (старцев в разделах 1, 5:5, во  II, 7:13-17, и в III, 11:16) (З1) – не случайные довески к иоанновскому драматически-визионерскому повествованию.

 

Их цель – подчеркнуть сквозной мотив Священной Войны. Другие ангелы делают то же. В разделе III (10:2,5-8) ужасный видом "всемирный ангел", стоящий на море и на земле, облеченный облаком и с радугой над головой и с лицом как солнце, – по-видимому образная замена Самого Иисуса Христа, заслуживает большого внимания. Он возвещает грядущую кульминацию битвы (т.е. события, которое вводит седьмой трубный глас); и то, что Иоанну будет и Сладко, и горько пророчествовать о ней. Подобно старцу в 5:5, утешающему Иоанна, этот ангел углубляет иоанново понимание хорошо слаженной серии видений Священной Войны и не прерывает эту серию никакими структурно - новыми элементами. Для того, чтобы исполнить свое христианско-пророческое свидетельство, и самому Иоанну приходится пострадать (хотя, чисто символически, дело ограничивается "расстройством желудка").

 

В разделе VI (16:5-6) ангел с третьей чашей, толкуя свои собственные действия (в качестве ангела пресных вод) возвещает подобающее осуществление святости Бога, как Вседержителя и царя народов (ср. 15: 3-4), – проявленное в Его реабилитации мучеников и отмщении за них по их молитвам (6:10 подготовляет к видению грядущего Дня Господня в 6:12 - 7:17). Соответственно, ангел жертвенника, который безмолвно фигурировал в огненных жертвенных предзнаменованиях в 8:3-5 во время подготовки семи ангелов с трубами, подтверждает слова ангела вод своим закрепляющим "свершилось'" (16:17). Наконец, роль ангелов подчеркивается в их возвещении Армагеддона (раздел VI, 19:17-18;  и, возможно, значения святого города, 21:3-4), а также в первой из парно-параллельных ангельских сцен-толкований (раздел V. 18:1-3,21-24), посвященной разрушению Вавилона.

 

Последовательность молитв в Откровении развивается начиная с Голосов, воспевающих творение, а затем искупление (гл. 4-5) (32)  в направлении мольбы об отмщении (6:10). Эта молитвенная жалоба вызывает, при снятии следующей печати (6:12 и дал.), первое  однозначное предвозвещение Священной Войны. (33) Дальнейшие славословия Бога или утверждения Его справедливости всегда

происходят на небесном плане илиисходят оттуда и говорят о триумфе Бога в Священной Войне (см. особенно 11:15-18; 12:10-12; 15:3-4; 16:5-8; 19:1-4,6-8). Не случайно, что после аллилуйи в 19: 1- 4,6-8 никаких хвалебных песен в Откровении уже нет. Ведь торжество нераздельно-двоякого события уничтожения блудницы и обручения Агнца невесте, Новому Иерусалиму, завершает тему Войны Бога, которую Он ведет за Своих верных.

 

V. К ВОПРОСУ О ПЕРЕВОДЕ

 

Следуя тексту двадцать шестого издания греческого Нового Завета Нестла-Аланда, перевод, который дается здесь в дальнейшем, стремится и к наибольшей точности, и к удобоваримости при чтении. Если английская (или в данном случае русская – прим. переводчика) идиоматика требует вставки  слов,  не имеющихся в греческом оригинале, эти слова даны в скобках. (За основу русского текста взят синодальный перевод, достаточно близкий к греческому оригиналу синтаксически. Прим. пер.) Квадратные скобки

используются для альтернативных выражений или для буквальной передачи иоаннова греческого оригинала. Весь текст представлен в "видео-формате" . Т.е.вертикальные интервалы между строками и горизонтальные отступления от начала строки используются для яснейшего выявления литературного единства, согласования и расстановки акцентов в видении Иоанна. Таким образом внимательный читатель может в тексте увидеть структуру упорядочения видений и комментариев Иоанна. А читая текст в соответствии с этой визуальной структурой можно и больше –  его "услышать". Каждый отрывок перевода предваряет общий обзор этого отрывка,  а завершают его частные комментарии. Они даны не в "старомодном словарном виде", – на старомодность которого еще в 1909 году жаловался Фон Дюбшюц, – но  который, тем не менее, все еще господствует в большинстве комментариев, а в виде фразеологически законченных объяснений в форме абзацев.